Попробуем разобраться с характеристиками прошедшего 10 декабря митинга на Болотной площади против фальсификаций на выборах. И проанализируем эти характеристики с точки зрения возможных перспектив.
Большинство называют митинг безусловно удачным (более высокие оценки — грандиозным, небывалым, самым масштабным за последние двадцать лет, историческим, переломным). И это понятно. Определенной части общества удалось преодолеть традиционный и унизительный страх, а также не менее традиционную социальную безучастность, когда происходящее в стране как бы не касалось большинства, и это большинство, про себя ругая власть на чем свет стоит, публично свою позицию никак выражать не хотело. Однако под влиянием момента (власть перегнула палку на выборах; фальсификации благодаря интернет-технологиям стали очевидны; Путин вместе с Медведевым несказанно утомил; пример других митингов, проходивших в течение нескольких лет 31 числа каждого месяца, показал, что ничего особенно страшного с его участниками не происходит; митинг 10 декабря разрешили) сразу у нескольких десятков (а может быть, и сотен) тысяч москвичей проснулось желание сделать свое несогласие с поведением властей публичным, и митинг состоялся. Тем более что милиция, обычно жестко ведущая себе с несогласными, получила приказ быть в этот день максимально толерантной. Столь же толерантным, миролюбивым, доброжелательным, интеллигентным, отнюдь не агрессивным было поведение и самих митингующих.
Был ли этот митинг «революцией белых лент»? Нет, многие участники митинга специально оговаривали, что они против революций, что все должно решаться на выборах, что их претензии как раз и состоят в том, что выборы (не только пересчет голосов, но и выборы в широком смысле слова) были вопиюще нечестными, и единственное, что они хотят, — честных и справедливых выборов. Если и можно применять прилагательное «революционный», то только к уровню социальной психологии собравшихся, которые до выборов 4 декабря не выносили в публичное пространство своего социального недовольства, а на митинге 10 декабря решили его обнародовать.
Большинство митингующих представляло собой интеллигентное сословие молодых специалистов и студентов, то есть людей, которые не относятся к социальным низам, материально вполне сносно устроены в жизни или имеют вполне сносные жизненные перспективы, вот только их символические представления о себе и своем месте в обществе не соответствуют желаемому и вполне традиционному в любом демократическом обществе статусу уважаемых порядочных людей. Именно поэтому лозунги варьировались от «Россия без Путина» и «Перевыборы» до «Давайте любить друг друга». То есть наиболее радикальным было требование отправить нынешнее правительство в отставку, зарегистрировать те партии (типа Парнаса, Республиканской партии Рыжкова, «Другой России» Лимонова), которые власти регистрировать отказывались; провести новые выборы, где, как представляется, могут быть выбраны новые и честные люди, которые позволят вернуть в политику конкуренцию, а стране — шанс начать жить с чистого листа, но по старой Конституции.
Каковы шансы, что недовольство митингующих будет услышано властями и они постараются хоть как-то подкорректировать режим Путина-Медведева в сторону его смягчения и большей конкурентности? Шансы эти представляются ничтожными. Политическая система Путина, основанная на ограничении политических прав граждан, на создании иллюзорного пространства фиктивной стабильности, имеет очень мало возможностей для изменений и реформирования. В ее основе лежит строгий контроль над наиболее массовыми средствами информации (федеральные телеканалы), принципиальное ограничение политических и электоральных прав граждан и сосредоточение в одних и тех же руках собственности и власти. В основе же лежит необходимость сохранить и укрепить результаты сомнительной, с точки зрения законности и справедливости, приватизации, что делает любую смену режима, смену властей предержащих категорически опасной для бенефициаров системы. И дабы не потерять власть и собственность, они будут сопротивляться появлению открытых и конкурентных форм политической борьбы до последнего.
Понятно, что даже столь массовый, как на Болотной, но мирный, интеллигентный, доброжелательный митинг не мог и не станет этой последней чертой. Власти, конечно, неприятны подобные протесты, но она вполне может сделать вид, что в рамках суверенной демократии такое допустимо. Демократическая собака лает, авторитарный караван идет. Это означает, что требования митингующих не будут учтены. Конечно, не будут назначены никакие перевыборы. Конечно, не уйдет в отставку Чуров. Не будет перевыборов и пересчетов там, где указывает на это оппозиция. Только косметические изменения, в рамках тех судебных процессов на вопиющие примеры фальсификацией, которые удастся доказать в судах.
Неслучайно практически сразу со стороны наиболее радикальных участников митинга, оставшихся на площади Революции, прозвучали и отчетливо скептические замечания: митинг пошел не по той колее, участники упустили великолепную возможность перевести свой протест в ранг революционного действия, вместо попытки отобрать власть митингующие лишь выпустили пар. Понятно, что критика исходит со стороны тех, кто и раньше по 31-м числам выходил на запрещенные митинги, то есть тех, для кого ничего революционного в митинге на Болотной не было изначально. Им не приходилось преодолевать страх в этот день, они пережили этот страх раньше, давно вступив на путь открытой борьбы с режимом.
Однако представляется, что правы обе стороны. Да, революцией митинг на Болотной не стал, но и вряд ли мог стать. Революция — это действие двухстороннее. Если правоохранительные органы столь же милы и интеллигентны, как демонстранты, революция не получается. Кто-то должен начать играть не по правилам. Либо власти должны встретить митингующих насилием, и тогда насилие получат в ответ. Либо сами митингующие должны выйти за рамки мирной демонстрации. Но для этого сама демонстрация не должна быть столь дружелюбной и толерантной, а более требовательной и решительной.
Однако мнение критиков вряд ли стоит переоценивать. Уже то, что десяткам, сотням тысяч российских граждан удается в эти дни преодолеть свой привычный конформизм и, по сути, стать гражданами, говорит о многом. Масштабность митинга оборачивается неизбежным ощущением собственной силы. И это ощущение никуда деться не может. Совсем необязательно оно будет нарастать. Даже если власти, что скорее всего и произойдет, не пойдут ни на какие уступки. Но вот миролюбие, умиротворенность и пр. неизбежно будут уступать место решительности и революционности. Пока митингующим не понадобились те более радикальные участники митингов, которые в своем порыве — возможно, героическом — показывали им пример несколько лет подряд: как надо жертвовать собой, как стоит интерпретировать сегодня гражданственность. Характерно, что большинство выступающих на митинге принадлежало прослойке вполне медиаизвестных людей, которые точно так же, как митингующие, только раньше, на пространстве «нулевых годов», перешли от конформизма к «более активной гражданской позиции». Это неизбежный и объективный ход событий. Нормальное общество вполне обходится без (да и побаивается) героев. Но в том-то и дело, что норма в России существует на положении мечты. Как это ни парадоксально, но норма достигается нарушением нормы, писаных и неписаных законов. Только выйдя за пределы нормы, к ней можно вернуться.
Нежелание властей реагировать на несогласных и постоянный очевидный обман делает следующий митинг неизбежным. Но он совершенно не обязательно будет столь же масштабным, как, впрочем, и столь же мирным.

Фото РИА Новости