В обществе

В обществе Родовая травма РАН

15 ИЮЛЯ 2013 г. МАРИНА ЛИТВИНОВИЧ

ИТАР-ТАСС


Очень хорошо, что в обществе начаолся разговор о Российской академии наук. Только надо постараться говорить об этом спокойно и аргументированно, а не кидаться лозунгами о «скорой смерти науки» и о том, что «без Академии наук нет наук». Нужен не только серьезный разговор о том, во что превратилась Академия за время своего существования и что теперь с этим делать, но и четкое понимание: с самого начала, в момент своего рождения РАН, получила серьезную родовую травму, которая и стала причиной ее нынешнего плачевного состояния.

Мне кажется, полезно вспомнить, как и каким способом возникла РАН. Сейчас об этом мало кто знает, а еще меньше – тех, кто помнит. Поэтому попробуем ликвидировать это «белое пятно» и вернемся к первым выборам в РАН.

Тогда, в 1991 году, у ученых России был уникальный шанс — создать на месте АН СССР подлинный научный Олимп, клуб умов, где пересекаются разные школы и региональные отделения, где стыкуются смежные научные дисциплины, взаимно обогащая друг друга. Клуб, свободный от диктата чиновников и контроля партии, от давления «единственно верного учения», тесно работающий вместе с мировым научным сообществом. Однако получилось совершенно другое — цитадель бюрократов и «грантоедов» с управленцами. С небольшими, редкими островками истинных ученых, представляющими вымирающий вид.

Что помешало? Как обычно: амбиции одних и корысть других, политические соображения третьих и сепаратизм четвертых. Первая и, пожалуй, главная ошибка была совершена в процессе первых выборов в РАН. А дальше на нее стали накладываться слой за слоем новые ошибки. С самого начала «что-то пошло не так», и процесс уже было не остановить. В итоге даже сами академики — особенно члены АН СССР, ставшие членами РАН — указывали еще в те годы, что первые выборы в РАН нельзя считать абсолютно легитимными. Кстати, большинство наиболее активных академиков, которые сейчас напирают на уникальность РАН, сами получили этот статус только на тех, первых (и последующих), нелегитимных выборах. Например, новый президент Академии Владимир Фортов.

Звание академика или даже члена-корреспондента АН всегда было почетным. Оно разом удовлетворяло тщеславие ученого и увеличивало его финансовые возможности. Нарождавшаяся в 1989-1991 годах власть РСФСР остро нуждалась в поддержке научного сообщества. Ельциным и Верховным Советом был подписан ряд указов по созданию своей, российской, Академии. Все эти решения были сдобрены популизмом и укладывались в следующую концепцию: мы (правительство РСФСР, затем России) вам отдадим имущество, добавим налоговые льготы, выделим деньги из бюджета и никак не будем контролировать. А вы нас за это поддержите в конфронтации с руководством СССР и создадите в кратчайшие сроки РАН. Забегая вперед, скажу, что обещания так и остались обещаниями и хоть какое-то финансирование науки было налажено только к началу «нулевых».

А из кого было создавать? Организаторы новой академии, среди которых было немало членов союзной АН, вспомнили про те научные коллективы, которые до сих пор не были охвачены их вниманием. Мощные конструкторские и исследовательские институты, КБ, числившиеся под министерствами, вся могучая «оборонка», ее НПО. Вдобавок — высшая школа, университеты и институты, особенно в регионах, особенно естественнонаучные и гуманитарные.

В свою очередь региональная научная элита играла на противоречиях центра и территорий, надеясь получать деньги сразу из двух карманов: союзного (на капитальное строительство) и российского (на сами научные исследования). «Президиум АН СССР уже в 1989 году проявил избыточное политическое послушание и поплатился за это, по крайней мере, тем, что получил в наследство РАН с явно раздутым и интеллектуально разубоженным составом. Часть, т.е. РАН, оказалась больше целого (АН СССР). И это — достойная награда за несвойственные науке политические альянсы», — пишет Сергей Романовский в книге «Наука под гнетом российской истории». 

Итоговая схема была такой: выборщики от научных и учебных организаций выбирают 160 новых академиков, а необходимый престиж РАН придают академики АН СССР, ученые с мировым именем, которые должны «сами принять решение». В «правильном» выборе союзных академиков можно было не сомневаться: в 1989-1991 годах советская наука впервые столкнулась с «утечкой мозгов» и необходимостью зарабатывать. А чтобы думали быстрее, правительство РФ (у СССР тогда денег уже не было) не оплатило им подписку на научные журналы на 1992 год — впервые за 70 лет!

Кстати, для понимания масштабов тогдашней «утечки мозгов» приведу некоторые цифры: 20 марта 1990 года главный ученый секретарь Академии наук СССР Игорь Макаров отметил, что за 1989 год из Академии выехало 252 человека, из них 131 физик, 69 биологов, 29 химиков, 23 гуманитария. А на годичном общем собрании Академии 13 марта 1991 года привели такие данные: только из академических институтов за рубеж уехали 534 специалиста, из них 74% — это лица от 30 до 45 лет (наиболее продуктивный для науки возраст) и 18% — молодые ученые, до 30 лет.

Уже в ходе самих выборов 3-6 декабря 1991 года российские ученые поняли, что их обманули. Так, им обещали дать сделать выбор в академики и членкоры по квоте регионалов, а провели — через секции по научным направлениям. На них у организаторов-учредителей РАН было больше влияния, чем на научные институты. Изучение газет и научных журналов того периода дает четкое понимание: первые «подлинные» выборы в РАН проходили по правилам игры в преферанс — «кто пишет, тот выигрывает». Насколько такая процедура легитимна, понятно.

Знаменитый физик Виктор Маслов, академик АН СССР и глава московского региона РАН, писал в «Известиях» (№298, 1991): «Оргкомитет по «восстановлению», который во главу угла своей деятельности поставил определенную цель: прежде всего, стать академиками самим оргкомитетчикам». Организаторы, по оценке Маслова, хотели провести в число новых академиков тех, кто ранее выдвигался на выборах в членкоры АН СССР, но провалился. «Реально был осуществлен гораздо более изощренный и опасный план: самим назначить выборщиков, которые в числе прочих вознесут на академический постамент и членов оргкомитета. Опасность такого плана заключалась в том, что если назначать послушных, а значит, как правило, и некомпетентных выборщиков, то они будут выбирать не только членов оргкомитета, но и других некомпетентных лиц, чтобы те в свою очередь в дальнейшем выбирали и самих выборщиков». 

Список выборщиков первого состава РАН осел в архивах. Впрочем, президент-организатор Юрий Осипов сам сообщал тогда, сколько имеется выборщиков: «примерно 270 человек». Их них 110 — академики и членкоры АН СССР. А кто остальные 160? Простор для выборов был огромен, в России в конце 1991 года было более 30 тысяч докторов наук (данные Осипова, цитируются по Вестнику АН СССР, № 12, 1991).

«Трудность заключалась в том, что доля выборщиков от регионов была невелика, и окончательное слово оставалось за секциями. Так, московский регион предложил в инженерную секцию 25 выборщиков. Председатель секции В. Шорин сначала согласился взять только 7 из них, но потом не включил и их. …Некомпетентность же выборщиков, отобранных секцией В. Шорина, была продемонстрирована на общем собрании академии. Оно не утвердило 22 из 25 рекомендованных. (Что, впрочем, не помешало последним дружно и незамедлительно «подать» в члены-корреспонденты, что допускается временным уставом РАН!) На секции в академики выбрали даже известную одиозную фигуру. Сам В. Шорин прошел общее собрание, набрав лишь минимально необходимое число голосов», — иллюстрирует творившийся бардак академик Маслов.

Кого же выбрали? Многие членкоры АН СССР стали наконец-то академиками — это была первая плата за лояльность. Например, стал академиком нынешний избранный президент РАН Владимир Фортов. Вместе с ним в академики прошел и Владимир Шорин — глава профильной комиссии парламента РФ в тот момент. Член-корреспондентами РАН стали глава Верховного Совета Руслан Хасбулатов, глава Госкомитета РФ по делам науки Николай Малышев, скандальный популяризатор истории — советник президента РФ Дмитрий Волкогонов, «специалист по принятию решений» Борис Абрамович Березовский и многие другие представители научного сообщества, дорога в АН для которых была ранее закрыта. 

Академики АН СССР, вынужденно ставшие академиками РАН, тоже вполне понимали суть проблемы. По крайней мере, это видно по их выступлениям на самом последнем Общем собрании этой академии, опубликованном в № 2 Вестника РАН за 1992 год. «В некоторых отделениях (региональных) состав выборщиков вполне приличный, в некоторых — очень плох», — заявлял Евгений Велихов. «Организаторы новой академии вчера подтвердили, что ее уровень будет ниже, чем у теперешней (союзной) академии /…/ После массового появления новых академиков, кто сможет серьезно относится к этому званию? Каким станет его международный престиж?» — спрашивал академик Владимир Кейлис-Борок. «Ситуация такова: выбирать эти 150 академиков предполагается по не отработанным правилам, например, среди выборщиков масса людей, не вполне авторитетных в научном мире, а порой и вовсе ему неизвестных. Какое разумное основание имеют они выбирать полноправных академиков нашей Российской академии?» — возмущался знаменитый биохимик Александр Спирин. 

Однако легитимность и престижность РАН были принесены в жертву обстоятельствам — политическим, финансовым и, как уже было сказано, личным амбициям. Итоги не замедлили последовать: уже через год после этих выборов (в декабре 1992 года) вице-президент РАН Андрей Гончар признался, что в «последнее время рост численности состава Академии не поддавался контролю». На выборы в Академию стали смотреть как бы «сквозь Устав» — избирали больше, чем позволяли вакансии, а затем увеличивали число вакансий. Когда вся наука рухнула в нищету, РАН продолжала увеличивать число своих членов: в 1992 году в ее составе было 437 академиков и 611 членов-корреспондентов (сейчас, в 2013-м — 500 академиков и 746 членкоров). Выступая на Общем собрании РАН 8 апреля 1992 года, президент РАН Юрий Осипов с удовлетворением отметил, что Союз рухнул, а Академия устояла, ее не тронули, лишь название сменили. То есть Академия как бюрократический «штаб», конечно, устояла, но наука — «пехота» — не уцелела...

Уже в 1992 году руководство РАН выработало очень удобную позицию, на которой стоит и поныне, используя ее как «защитный зонтик»: несмотря на все сложности нынешнего времени, мы сохранили Академию как стержень российской науки, она — «национальное достояние», прикасаться к ней нельзя. В 2013 году мы слышим те же самые слова.

Однако у «национального достояния» столь серьезная родовая травма, что она отложила отпечаток на все ее дальнейшую деятельность и привела к тому, что Академия стала своего рода «кормушкой», попадание в которую требует не только научных заслуг, сколько «политической» изворотливости. И чем дальше — тем больше, потому что ранее «избранные» отбирают последующих, да еще и пожизненно.

Управленческие системы, в основу которых с самого начала заложена нелегитимная власть и непрозрачная система отбора, приходят к одному концу — полной неэффективности, раздутости штатов и неспособности что-либо делать. Единственной целью существования этих систем становится сохранение себя. Увы, такие системы не подлежат реформированию, поскольку любые попытки изменений приводят лишь к усугублению внутренних проблем.

Фото ИТАР-ТАСС/ Артем Геодакян



Все права на материалы, находящиеся на сайте ej.ru, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на ej.ru обязательна.