В оппозиции
ПАРНАС – РПР = ?
10 ФЕВРАЛЯ 2014 г. СЕРГЕЙ ШАРОВ-ДЕЛОНЕ
Оговорюсь сразу же для ясности: я не член РПР-ПАРНАС (или как его теперь называть), но последние два года в силу известных причин очень плотно и тесно взаимодействовал как с его руководителями, так и с рядовыми членами партии. Со всеми основными, публичными участниками конфликта достаточно хорошо знаком лично, много общался с ними, и со всеми у меня лично хорошие отношения. Плюс к тому мои собственные праволиберальные взгляды – возможно, у меня редкая позиция внешнего, стороннего, но совсем не постороннего наблюдателя. Именно поэтому я и посчитал возможным высказать свои соображения по поводу произошедшего раскола.
Постоянно слышу разговоры о том, что РПР-ПАРНАС изначально было искусственным объединением несоединимого. Но это, по моему разумению, не так. Объединение достаточно разных по радикальности организаций в одну было вполне органичным в условиях борьбы с авторитаризмом второго путинского и медведевского президентств. Противостояние авторитарной власти не исключает ни жесткой конфронтации, ни диалога как такового, а вести и то, и другое, объединив силы, очевидно, эффективнее, чем порознь. Но третий путинский срок с самого начала ознаменовал собой поворот власти от авторитарной к тоталитарной системе власти, к стремительному формированию в стране фашистского государства.
Это довольно своеобразный фашизм без характерного для него «Большого проекта» – социального (как в СССР), имперского (как в Италии Муссолини), расово-этнического (как в Германии времен нацизма и, отчасти, в ЮАР эпохи апартеида), консервативного (как в Испании эпохи Франко или Португалии Салазара) – разные были «Большие проекты», но всегда были. А у нынешнего режима его нет. А все его потуги на симуляцию имперского или ортодоксально-православного проекта так симулякрами и остаются за полнейшей невостребованностью: кто-нибудь в состоянии поверить, что люди в современной России пойдут на смерть за «Империю» или «Православную веру»? Я так не в состоянии. Два года назад, когда политический тренд третьего путинского срока уже вполне определился, я предложил определить его как «пустотелый фашизм» и по сегодня считаю такое определение вполне точным. Все основные признаки, характерные для фашизма, кроме «Большого проекта», налицо: завершение формирования корпоративного государства с квази-частной и квази-государственной собственностью, на деле являющейся формальным прикрытием экономических интересов узкого слоя властной верхушки, квази-многопартийная политическая система, в которой ни одна из системных партий, включая «правящую», политической партией в нормальном, общепринятом смысле слова не является, жесткое подавление гражданских, политических и экономических свобод и любых независимых от власти гражданских инициатив и организаций (вне зависимости от того, носят ли они хоть сколько бы то ни было политический характер), зачистка информационного поля и т.д. Но «пустотелость» нынешней версии фашизма не дает ей инструмента для отказа от внешних формальных атрибутов демократического общества – ни на расовое превосходство, ни на революционное классовое правосознание, ни на консервативно-патриархальные ценности она опереться не может ввиду их отсутствия. Но – и я хочу это подчеркнуть – сугубо формальных атрибутов!
И в изменившихся условиях противостояния уже не авторитарной, а отчетливо тоталитарной системе вопрос о возможности / допустимости диалога с властью становится принципиальным для любой оппозиционной партии. Точнее, для любой партии, претендующей на статус оппозиционной. Уточнение принципиальное: в тоталитарной системе перед любой партией стоит альтернатива – или остаться оппозиционной (со всеми проблемами, но и перспективами), или стать «партией-сателлитом» (если кто помнит терминологию восточно-европейских реалий времен советского блока), со всеми сиюминутными привилегиями системности, но без просматриваемых долговременных перспектив. Во втором случае можно и, наверное, нужно вести переговоры с властью по любым вопросам (собственно, ни на какое большее влияние «партия-сателлит» и расчитывать не может), иногда, возможно, даже локально успешные переговоры, но только надо отдавать себе отчет, что оппозиционной партия, ведущая подобные переговоры, перестает быть. Потому что у по-настоящему оппозиционной партии диапазон тем для переговоров с властями крайне узок – только в рамках «круглого стола» о мирной передаче власти, как то было, например, в Польше в 1989 г.
Вообще, касательно переговоров с властью в последнее время много чего было наговорено. И проблема с амнистией и судьбой узников 6 мая только подогрела страсти, с одной стороны, и сильно все запутала в мозгах у многих, с другой. А разобраться здесь необходимо.
По моему глубокому убеждению, правозащитники – это такой особый сорт людей (а правозащита – особый вид деятельности), который категорически исключает политическую ангажированность и требует от человека особых сугубо человеческих, личностных качеств. «Правозащитником» невозможно назваться – им можно только стать, если даже не быть изначально, от рождения. И им, людям, делающим важнейшую, тяжелейшую и до крайности неблагодарную работу, можно и нужно ходить куда угодно и разговаривать с кем угодно – хоть с чёртом! – а нам нужно с благодарностью воспринимать их усилия. Но то – правозащитники. Мне в последний год пришлось столкнуться с вопросом по полной, и о себе я понял: защитником быть могу (не мне судить, сколь хорошим), «правонападающим», по изумительно точному выражению Ольги Романовой, возможно, тоже смогу, а вот правозащитником – никогда. Вот Аня Каретникова и Зоя Светова могут – а я нет. И жестко высказывавшийся по поводу обращений к власти Александр Подрабинек тоже самое большее – «правонападающий», если не просто политик, но не правозащитник. В его словах очень много правды – но правды политической. И в смысле общения с власть предержащими – какими бы они ни были! – правозаитники подобны врачам и, наверное, настоящим сященникам, которые оказывают помощь любому, невзирая на лица и положение. А вот политикам в условиях тоталитарного государства такая всеядность прямо противопоказана – они должны делать выбор.
И теперь, возвращаясь к событиям в РПР ПАРНАС, я могу сказать, что мне представляется, что В.Рыжков со товарищи сделали выбор между «системностью» и оппозиционностью в пользу «системности». Это их выбор. И как ни жаль, что раскол произошел, но в условиях установившегося тоталитаризма сохранение в одной партии «системного» и оппозиционного крыла стало действительно невозможным.
Что будет дальше с вышедшими из партии В.Рыжковым, С.Алексашенко и их сторонниками – пока неясно. Возможно, им и удастся зарегистрировать новую партию, пока условно именуемую «Республиканцы России» – особой опасности для власти системная партия с опытными политиками во главе вряд ли представляет, и палки в колеса им власть вряд ли будет вставлять.
Гораздо интереснее, чем обернется раскол для ПАРНАСА. Собственно, у него – помимо неизбежных и уже всеми, кому не лень, очерченных трудностей – сейчас есть уникальная возможность стать настоящим лидером праволиберального крыла реальной оппозиции нынешней власти. Для этого надо сместиться вправо (центристов и так пруд-пруди, да и сама по себе центристская позиция с неизбежностью дрейфует от оппозиционности к «системности»), акцентировать либерализм в противовес охранительному консерватизму и четко обозначить активную оппозиционность. Тем более что всеми своими последними действиями власть бездумно выталкивает на это праволиберальное оппозиционное поле тех, кто в иных, более «вегетарианских» условиях оставались бы в неоформленном центре политического и идейного спектра, представляя собой неисчерпаемый источник конформизма.
Правая (в смысле «не-левая», не социалистическая), либеральная (в смысле не консервативно-охранительная) и оппозиционная (не конформистско-системная) позиции – это тот остаток, после «вычитания» из ПАРНАСа РПР, который имеет принципиально большие проблемы сегодня и принципиально серьезные преспективы уже завтра. Завтра, которое непременно наступит. И возможно, гораздо скорее, чем это может показаться сейчас.
Но помимо перечисленного, этому ПАРНАСу срочно нужны новые – и желательно молодые! – лица на публично-значимых ролях. Боюсь, без такого обновления даже сторонникам будет трудно поверить в позитивность перемен и новые преспективы.
На фото: Москва. 8 февраля. Сопредседатели партии РПР-ПАРНАС Владимир Рыжков и Борис Немцов (слева направо) перед заседанием федерального политсовета РПР-ПАРНАС.
Фото ИТАР-ТАСС/ Павел Смертин