Вокруг России
Абхазия без Майдана
2 ИЮНЯ 2014 г. ВАДИМ ДУБНОВ
Абхазия. Сухуми. 28 мая. Лидер оппозиции Абхазии Рауль Хаджимба и спикер парламента Абхазии Валерий Бганба (которого постановлением парламента избрали и.о. президента страны, до досрочных выборов 24 августа 2014 года) во время антиправительственного митинга у здания администрации бывшего президента Абхазии Александра Анкваба (фото Ибрагима Чкадуа).
Президент Абхазии Александр Анкваб подал в отставку, и это не столько принципиальное отличие абхазского майдана от украинского, сколько лучшая иллюстрация к нему. Дело не в том, что Александр Анкваб — не Виктор Янукович, хотя это тоже объясняет причины, по которым иМайданом происходящее в Абхазии называть не стоит.
Абхазия уже второй раз спустя десятилетие повторяет киевские революционные ритмы, и потому российскому наблюдателю довольно трудно противостоять соблазну простых аналогий. Особенно когда глава государства после штурма своей резиденции скрывается в неизвестном месте, по слухам, на российской военной базе.
Между тем, в Сухуми не было и нет никакого Майдана, да и революция не слишком впечатляет. Несколько сотен человек, собранные оппозицией под знамена борьбы за справедливость, никоим образом не претендовали на право стать ядром какого-нибудь Марша миллионов абхазского масштаба. Да и само явление государственного переворота, как рассказывают очевидцы, не очень затронуло быт и жизнь города и общества, и даже правительство, которое свергали, умудрялось функционировать в самые отчаянные минуты своего свержения. Перемен в этом функционировании, впрочем, никто не заметил, что, несомненно, говорит не только о всеобщем спокойствии, но и о качестве административного функционирования власти вообще.
В Абхазии революция однажды уже была, 10 лет назад, и дело было не просто в смене власти, к которой пришла команда Сергея Багапша, — потому что Анкваба Москва отказывалась воспринимать еще решительнее, из-за чего был срочно придуман закон о цензе проживания, по которому, понятное дело, Анкваб не проходил. Но проголосовали абхазы в 2004 году за Багапша, а не за Рауля Хаджимбу, фаворита Москвы, не в пику последней. Просто Хаджимба со всеми на то основаниями виделся продолжателем дела первого лидера независимой Абхазии Владислава Ардзинбы, которого республика, конечно, очень уважала, но уже несколько подустала жить государством-гарнизоном и неотступно думать о том, если завтра война.
То, что президентом стал тогда не Анкваб, а Багапш, даже где-то символично, потому что фамилия была не важна — важна была смена вех. И важно то, что, победив, Багапш обнаружил, что этот успех ничего не значит до тех пор, пока он, пришедший к власти вопреки воле Москвы, не выиграет схватку за право считаться самым промосковским политиком. Он выиграл. После чего был обвинен в мягкотелости и едва ли не сдаче суверенной страны Москве вчерашней властью, которая, став оппозицией, утратила и статус «руки Москвы».
Сегодня ничего революционного нет. В отличие от Киева в Сухуми на последней неделе мая даже не наблюдалось ничего такого, что можно было бы счесть последней каплей, переполнившей терпение негодующих масс. Анкваба обвиняли в массовой раздаче паспортов мингрелам, проживающим в Гальском районе, — но это тема нескольких последних лет и ничего особенного в последнее время не произошло. Анквабу припомнили разбазаривание помощи Москвы, но и эта тема — едва ли не ровесница независимости вообще, и уж точно ровесница признания республики Россией в 2008 году.
Однако обе темы чрезвычайно характерны и показательны для понимания внутренних пружин любого абхазского кризиса, в том числе и нынешнего.
Абхазия за 20 лет своей независимости не избавилась от своих руин. Но грусть они навевают, кажется, только на туристов. В самой Абхазии все прекрасно знают, что у каждой такой руины есть свой хозяин, который, может быть, и не очень законен, но вполне может рассчитывать на повышение цены на недвижимость и землю, ибо соответствующий рынок непроницаемо черен. И другим быть не собирается, и власть не решается его формализовать, потому что именно эти, условно говоря, руины и земля, на которой они стоят, а не солнце с морем и являются истинным богатством республики. Власть с трудом смогла лишь сдвинуть с мертвой точки процесс возвращения собственности тем, кто покинул Абхазию и уехал в Россию. Но и среди них немало этнических грузин, и власть не побоялась обвинений в этнической сегрегации, запретив реституцию мингрелам.
Мингрелы компактно проживают в Гальском районе на границе с Грузией, который представляет из себя резервацию. Тем, кто здесь живет, не верят ни в Сухуми, ни на пограничной российской заставе, ни даже на границе с Россией, которая является для большей части населения источником существования и через которую гальцев не пропускают. По закону двойное гражданство, если второе не российское, в Абхазии запрещено. Но понятно, что ни один мингрел из Гальского района не рискнет расстаться в таких обстоятельствах с грузинским паспортом. И под видом борьбы с коррупцией, не без которой, конечно, 26 тысяч мингрелов получили абхазские паспорта, вызрела реальная политическая проблема. Анкваб, как и в других вопросах, был зажат между оппозицией и понятным желанием как-то избежать социального взрыва, не говоря о том, что само существование неинтегрированных в республику десятков тысяч людей, с любой точки зрения, выглядело весьма сомнительно.
А уж сюжет с российской помощью — мечта для любого сценариста политического кризиса в Абхазии. Явных следов вливания в абхазскую экономику 11 миллиардов рублей за последние три года не видно. Зато, если бы на просторах СНГ прошел конкурс на самый фешенебельный городской автопарк, Сухуми оставил бы позади даже Москву. Ни самого Анкваба, ни премьер-министра Лакербая никто в коррупции обвинить не решится. Но спор о том, при какой власти чиновник воровал больше, легко решается в пользу нынешней, потому что у прежней просто не было таких колоссальных финансовых потоков.
А именно в них все и дело, они стоят того, что никак не тянет на революцию, но очень легко окажется государственным переворотом, потому что элиты, как всегда в таких ресурсоемких случаях, договороспособны и взаимозаменяемы. И тут уж вопрос политической стилистики — считать Россию причастной к происходящему или мечтающей быть от всего этого подальше. Второе невозможно, других источников благосостояния в Абхазии, кроме московской помощи, просто нет, и все понимают, что так будет еще очень долго. Российские деньги здесь как нефть и газ, с той лишь разницей, что ничего другого нет в принципе, а вкладывать не надо даже в разведку и транспортировку.
Митинг у комплекса правительственных зданий, занятых оппозицией после объявления решения парламета о досрочных выборах и вотума недоверия президенту
(фото Ибрагима Чкадуа).
Владислав Сурков, конечно, прав. Случившееся — внутреннее дело Абхазии и ни одна из сторон не ставит под сомнение курс на близость с Москвой. Если кто-то увидит в этом противоречие, то оно и в самом деле сущая безделица по сравнению с тем внутренним раздвоением, перед которым уже двадцать лет стоит Абхазия. Ведь здесь всегда обижались на Запад не только за то, что он Запад, но и за то, что своей неприветливостью он обрекает Сухуми на российскую монополию. И при этом все понимают, что такая монополия неизбежна и безальтернативна и исходить приходится только из нее. Здесь не хотят в Россию, но лидер должен уметь договариваться с Москвой о новых миллиардах, потому что ничего другого нет.
Ситуация знакома. В том же Дагестане все устроено примерно так же, но там есть один нюанс: это часть России и, по российским правилам, любая местная проблема решается в Москве. В Абхазии все происходит так, как происходило в российских регионах до того, как там окончательно отменили политическую борьбу. В Абхазии есть реальная оппозиция, которая тоже хочет контролировать финансовые потоки, здесь есть выборы, которые всегда как большой и честный футбольный финал, и есть избиратель, который один день в несколько лет имеет полное право верить в то, что его голос многое решает. В общем, есть все для успешного заговора и все друг друга знают, в связи с чем имеют полное право верить и в то, что все обойдется без крайностей.
Cпикер парламента Абхазии Валерий Бганба — и.о. президента Абхазии до досрочных выборов 24 августа 2014 года — во время антиправительственного митинга у здания администрации бывшего президента Абхазии Александра Анкваба (фото Ибрагима Чкадуа).
И обходится. Уже второй раз. На Майдан этот избиратель не идет. Он не очень верит в то, что новая власть придумает более честный и эффективный способ использования московских денег. Но и защищать тех, кого свергают, здесь тоже готовы немногие, потому что революция десять лет назад уже прошла и ничего вроде бы не изменилось, а про то, как жилось в государстве-гарнизоне, все уже давно забыли. В том числе и сама оппозиция, которая тогда была властью.
Плохая новость: на подобные кризисы раз в несколько лет Абхазия обречена — просто в силу вышеописанного устройства. Но есть и хорошая: всерьез, кажется, считать все это революцией никто не собирается.
Фотографии Ибрагима ЧКАДУА