В Кремле

Прямая речь

17 НОЯБРЯ 2015 г.

Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора Центра политических технологий:

Отношение к России как к чужому в западном сообществе никуда не уйдёт. Можно обратить внимание на то, что России не предоставляется список целей, которые с точки зрения НАТО не должны быть объектами ударов. Этого не делают потому, что опасаются: если Россия получит список таких целей, то по ним она и ударит.

Другое дело, что и в условиях недоверия надо как-то взаимодействовать. Если мы говорим о политике Запада, то там есть опыт Минских соглашений, которые воспринимаются на Западе как вполне успешные. При всей своей противоречивости, они смогли остановить войну и не превратить Европу в пространство беспрецедентного после Второй мировой войны противостояния. А Россия не пошла дальше, хотя в прошлом году и идеологи, и СМИ говорили о Харькове, Киеве или как минимум Мариуполе. Сейчас ситуация непростая, стрелять продолжают, но масштабные военные действия прекращены. Можно обратить внимание на то, что приглашение Путину посетить по Франции конференцию по климату пришло ещё раньше, перед террористической атакой.

По Украине все стороны говорят, что она должна быть единым государством, все согласны с этим. Но каждый понимает под этим что-то своё. С точки зрения Запада, речь идёт об Украине, которая контролирует весь свой восток и продолжает считать Крым своим. Проблему полуострова вынесли за скобки, например, в Минских соглашениях, но ни Запад, ни Украина признавать его присоединение не готовы. А с точки зрения России, единая Украина – совсем другая. Потому что Крым – российский, а на востоке действует «особый статус», скорее напоминающий контроль России над частью региона.

То же самое и по Сирии: все за то, чтобы это государство и его институты сохранились. Есть опыт быстрого и радикального демонтажа, как в Ираке, с известными последствиями. Также все согласны с тем, что судьбу Сирии должны решать сирийцы. Но при этом разногласий больше, чем общего, и эти разногласия никуда не уходят. ИГИЛ все считают врагом, но говорить можно не о коалиционной деятельности, а об одновременной и конкурентной. Каждая сторона стремится расширить территорию, контролируемую своими партнёрами. И если оппозиция при поддержке Запада захватит у ИГИЛ Ракку, неформальную столицу восточной Сирии, то ни Асад, ни Россия не будут этим удовлетворены. Точно также, если Асад установит полный контроль над Алеппо, в восторге не будет Запад. Переговоры идут постоянно, и каждая сторона хочет подойти к ним во всеоружии, контролируя как можно большее количество ресурсов.

О чём удалось договориться ещё раньше, перед террористической атакой, это о том, чтобы в такой конкуренции не перестрелять друг друга. Россия и Запад наносят удары, но не обращают их прямо против друг друга. Какие конкретно изменения могли произойти после встреча в Анталии? Если раньше Запад был согласен, что Асад остаётся только на 6 месяцев переходного периода, то теперь этот срок перестал быть догмой. Уже говорят о 18 месяцах переходного периода, причём не определено, сколько времени страну будет возглавлять нынешняя власть. Запад признаёт, что полугода может быть мало, но не отказался от принципиальной позиции: Асад не должен баллотироваться на пост президента и контролировать избирательный процесс. Но удастся ли этого добиться – отдельный вопрос. Так что в целом революционных изменений на сегодняшний день не произошло.