В погонах

Прямая речь

14 ДЕКАБРЯ 2015 г.

Леонид Гозман, политик, президент движения «Союз правых сил»:

С одной стороны, то, что случилось, вполне обычно. У нас уже несколько десятилетий «кладут» на Конституцию. Но печально то, что возвращаются прежние времена. В начале диссидентского движения в советский период люди собирались на Пушкинской площади в день Конституции и требовали её соблюдения. Их за это арестовывали. И сейчас происходит то же самое. Поскольку я был рядом с Сашей Рыклином, я видел его задержание. Мы просто шли за Сатаровым, которого вели к автозаку, сзади подскочили двое, и Рыклина арестовали. Его взяли в тот момент, когда он не нарушал никаких, даже их собственных, правил. Он не стоял с плакатом, не отказывался уходить вопреки требованиям, на нём даже белой ленточки не было. Он просто шёл.

Мы говорим «вы нарушаете Конституцию», а они не понимают, о чём речь. Они искренне не представляют себе, что есть закон, что есть нечто, стоящее над людьми, что всем в равной степени что-то запрещает или разрешает. Власть и полицейские не понимают, что такая высшая сила существует, они её не чувствуют. Они понимают, что есть приказ или что есть враги, а закон — это не их система мировосприятия. Причём дело не в том, что его нет сейчас, в их картине мира его не может быть никогда.

При этом полицейские, что удивительно, не являются сторонниками режима. Сейчас я с ними подробно не разговаривал, но 6 мая этого года, когда меня задержали, я смог пообщаться с девушкой, которая меня оформляла. И она спрашивала: «Зачем вы это делаете, вы ведь понимаете, что ничего изменить нельзя?». Я ей отвечал: «Люди, которые сидят в тюрьме по делу 6 мая, — они ведь там не по делу! Они никому не причинили вреда!». А она: власть всегда делает, что хочет, и сажает, кого хочет.

У полицейских в нашей стране нет ощущения того, что они выступают за правое дело. Если поговорить с их коллегами в Штатах, во Франции и других странах, то они видят себя, прежде всего, защитниками закона и людей. Конечно, люди везде остаются людьми, там тоже есть взяточники, трусы и бездельники. Но мейнстрим именно такой: я защищаю людей! В Нью-Йорке я видел плакат с парнем в форме, к которому прижимается женщина с ребёнком, и подпись «Он вернул нам наш город». Чувство гордости, которое есть у любого западного полицейского, совершенно отсутствует у наших. Они работают за пенсию, за квартиру. И это — бомба, заложенная под режим — они не будут его защищать.

Другое дело, что, когда многие наши товарищи слышат подобные фразы, они обольщаются, полагая, что «полиция с народом». Но она не с нами, а с каким-то другим народом. Эти люди понимают, что «враг моего врага — мой друг», и поэтому я не слышал в последнее время, чтобы с задержанными по подобным делам плохо обращались или били. Но хотя нет позитива по отношению к власти, его нет и по отношению к нам. Когда мы пришли с Шаровом-Делоне и женой Георгия Сатарова в полицию, чтобы пройти к задержанным, и нас под разными предлогами не пускали, сидевший на входе прапорщик сказал: «Вы же все за деньги ходите!». И он действительно в это верят. Они не любят режим, но они скорее поддержат более жёсткую и неприятную структуру, чем та, которая есть сейчас. Это не означает, что надо опускать руки, но необходимо правильно представлять себе ситуацию.

А наша власть сейчас находится в положении, когда ей некуда деваться, у нее нет выхода, кроме ужесточения. Властители наши не могут признать поражения. Вот во Франции только что прошли выборы, похоже, Саркози там круче, чем Олланд. Но если Олланд в грядущих президентских выборах проиграет, он всё равно будет уважаемым человеком, не будет ни сидеть в тюрьме, ни голодать. А наша власть на это не может рассчитывать. И это очень плохо, когда у людей нет выхода, потому что они начинают сопротивляться.

Пока репрессии всё-таки точечные, им хочется подавить всяческую деятельность, в связи с чем они, например, ищут Рыклина, так как хотят, чтобы он больше на площадь не выходил. Но выходить, я надеюсь, всё равно будут.

Сегодня у меня вышла статья в «Новой газете», посвящённая акции 12 декабря. И в связи с ней мне пишут, что этими методами ничего не сделать, или, наоборот, что «не надо за нас рисковать, мы того не стоим». Я не знаю мотивацию Саши Рыклина, но знаю свою: я не выхожу ни за кого, кроме себя. Потому что страну украли у меня. У Юлия Кима есть песенка со словами «кроме спутника и флага на Луне/ за державу только стыдно было мне». И это правда, за державу было стыдно. А потом мы стали ей гордиться, когда в конце 80-х и в начале 90-х мы действительно стали поднимать её из грязи и крови, без всяческой внешней оккупации и «вставания с колен», благодаря собственной силе, несмотря на множество проблем. А теперь за страну опять становится стыдно. И наши протесты, как и диссидентское движение, — это в первую очередь борьба за собственное достоинство.

Боюсь, что страна в результате плохо кончит. Система стоит, пока есть люди, готовые её защищать искренне, не за зарплату. Если их нет, то наступает «гемофилия». Эта болезнь сама по себе не опасна, цесаревич Алексей был нормальным ребёнком. Но при этом лёгкая царапина приводит к тому, что можно умереть, потому что кровь не останавливается. И у российского режима такой же диагноз. Он может рухнуть от любой мелочи: масштабная забастовка, конфликт на этнической почве или, не дай Бог, техногенная или природная катастрофа. В статичном режиме, даже при падении цен на нефть, система может жить довольно долго, но статичного режима не бывает, бывает только динамический. К сожалению, наша страна тяжело больна, и это может кончится тем, что она «умрёт». И мне это не нравится, потому что, хотя я не люблю эту власть, боюсь, что умирать она будет ужасно. Но нынешнее государство враждебно людям, и оно должно измениться.