В Кремле

Прямая речь

15 ФЕВРАЛЯ 2016 г.

Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора Центра политических технологий:

Россия на конференции в Мюнхене хотела решить две задачи. Во-первых, восстановить отношения с Западом настолько, насколько это возможно, а во-вторых – не поступиться при этом своими интересами. Сделать это очень сложно, потому что любое движение навстречу предусматривает компромиссы, а это вопрос двойственный. К компромиссам побуждает ухудшающаяся экономическая ситуация. Кажется, что запас прочности не так велик, как считали недавно. Достаточно сказать, что оптимизм населения в январе сильно упал, рейтинги постепенно идут вниз. Поддержка президента остаётся очень высокой, за 80%, но к депутатам и региональным руководителям россияне охладели. В 2014 году был полнейший энтузиазм, население стало позитивно относиться даже к депутатам, которых обычно не любят – они участвовали в присоединение Крыма, и казалось, что мы все вместе противостоим Обаме и надо друг друга поддерживать. В 2015 году инерция сохранялась, но сейчас уже очевидно разочарование.

И власти понятно, что надо что-то делать. Основными темами уже прочно становятся социально-экономические, снижается интерес к войне в Сирии. А решать такие проблемы, находясь в изоляции, очень затруднительно, и это мотивирует договариваться. Но, с другой стороны, никуда не ушли и очень серьёзные амбиции. Кроме того, присутствует ощущение, что Россия уже очень много уступила. Если на Западе Россию воспринимают как агрессора, то российская власть считает, что она обороняется, причём достаточно сдержанно, и реагирует военной силой только в тех случаях, когда деваться некуда. Например, если бы Россия не вмешалась напрямую в конфликт в Сирии, то режим Асада уже разваливался бы, такая же ситуация была по Восточной Украине в 2014 году, когда украинцы были готовы брать Донецк и Луганск.

Поэтому Россия исходит из совокупности конфликтов, с которыми она столкнулась, и планов, существовавших первоначально. Когда в Киеве был Янукович, план был вполне чёткий: ликвидировать возможность сближения Украины с Западом и постепенно включить её в Таможенный союз. Эта задача выполнена не была. И когда говорят о «компромиссе», то в России исходят из того, что мы были сдержанны, а могли пойти существенно дальше. И в Киеве, и в Харькове, и в Мариуполе сейчас украинская власть, резко негативно относящаяся к России. Куда уж дальше уступать! И если Запад считает, что Украина должна восстановить контроль над своими границами, то в России считают, что в таком случае уступки будут уже чрезмерными.

В Сирии – своя специфика. Россия вспоминает 99-й год, когда Москва способствовала давлению на Слободана Милошевича с тем, чтобы тот ушёл из Косово. В результате в Сербии Россия ничего не получила, а после того, как Милошевич проиграл на выборах, отказался уходить и был отстранён в ходе революции, все сербские правительства были ориентированы в той или иной степени на Запад. И теперь Россия исходит из того, что если она уговорит Асада уйти, то в Сирии с высокой долей вероятности установится режим, к Москве настроенный крайне негативно, сразу или после переходного периода. И тоже встаёт вопрос о том, где искать компромисс.

Исходя из всего этого, Медведев в Давосе доказывал, что Россия была бы готова сотрудничать, что без неё риски очень велики, он говорил о «холодной войне» и о том, что к ней не надо подталкивать. Но ничего конкретного, кроме вещей, о которых договорились дипломаты, вроде прекращения в Сирии огня 20 числа (за которым непонятно кто будет следить), представить было невозможно. Общее представление о необходимости договариваться сочетается с нежеланием идти на какие-либо серьёзные уступки, которые могут девальвировать усилия российской власти в 2014-2015 годах.

Кроме того, есть ощущение, что ситуация может измениться, нефть может отскочить. И тогда экономика начнёт выправляться. С учётом того, что состояние бюджета до сих пор зависит от цен на нефть, которые никто не может предсказать, есть желание ждать, пока есть ресурсы. А пока ресурсы есть, обстановка в экономике осложнилась, но нет ощущения неминуемой катастрофы. Поэтому Мюнхенская конференция вряд ли могла привести к какому-то результату, тактика сторон на ближайшее время сохранится прежней.