Итоги недели. Год, как год. Только без Немцова

Я по нему скучаю. Пару месяцев назад уже почти позвонил. До гудков дело все же не дошло – спохватился. Думаете, хотел посоветоваться по важному политическому вопросу, обсудить инициативу соратников? Ни фига. Собирался поделиться только что услышанным анекдотом. И кнопочку «вызов» ткнул, еще корчась от смеха… Потом решил все же номер стереть. Не стер. Не смог. Телефон вообще опасная штука. У Немцова был какой-то секретный номер. Когда он звонил, на экране появлялась надпись «номер не определился». Для меня это всегда было верным признаком, что сейчас услышу именно его голос. Когда несколько дней назад раздался звонок и экран высветился этими словами, я ничтоже сумняшеся бодро произнес: «Привет, Боря!». Немцов, кстати, когда я был ему срочно нужен, никогда не интересовался, занят ли я в данную конкретную минуту. Он просто спрашивал: «Ты где?». Как будто никакие факторы, кроме географических, для него значения не имели. В какой-то момент меня это начало слегка раздражать. Однажды на очередной вопрос о собственном местонахождении я ответил: «На Камчатке». После секундной заминки Борис произнес: «Саня, не … мозги. Я в GQ. Приезжай, как сможешь – дело есть». Надо ли объяснять, что я, разумеется, бросал все дела и ехал к нему?

Не будем себя обманывать – обстоятельства гибели Бориса Немцова сыграли важнейшую роль в тех оценках, что сегодня звучат в его адрес. Я вовсе не хочу сказать, что нынче ему приписывают качества, коими он вовсе не обладал, и заслуги, которых он не достоин. Я лишь позволю себе заметить, что, уйди Немцов из жизни способом более банальным, так, как это происходит с подавляющим большинством людей, мы, скорее всего, не уделяли бы столь пристальное внимание его фигуре, не вспоминали бы о нем столь часто. В данном случае, говоря «мы», я себя в виду не имею…

Минувший год ничего не прибавил к моему пониманию случившегося. В ночь с 27-го на 28-е февраля 2015 года, стоя на Мосту, я сказал Ольге Романовой: «Это – Кадыров. Никаких сомнений». Кажется, она тогда со мной согласилась. Прошедшее следствие самым убедительным способом данную версию подтвердило. Да, оно не выявило организаторов и заказчиков, ожидаемо притормозив на исполнителях. И даже не посмело главных фигурантов этой страшной истории обозначить, промаркировать – Рамзан Кадыров и Адам Делимханов так и не были вызваны на допрос. Как, впрочем, и фигуру существенно менее значительную – Руслана Геремеева – привлечь к следственным действиям не получилось — глава СКР Бастрыкин наложил свое вето. Кремль Кадырова защитил, и вряд ли мы были вправе рассчитывать на иное развитие событий. Тут есть повод для негодования, но вовсе не для безнадежного отчаяния: мы теперь точно знаем, в какую сторону копать, и при первой возможности вернемся к данному вопросу. И ни у кого не должно оставаться никаких иллюзий – всех назовем и всех привлечем. Предвижу в этом месте саркастические ухмылки: дескать, случиться такое может только после того, как… Ну да… И чего? Это же «после того, как» все равно наступит. Во что, кстати, сам Борис Немцов свято верил. И вера эта была, возможно, то единственное, что питало его целеустремленность и постоянную заточенность на результат.

Сегодня много говорят о том, «какую важную роль Борис Немцов играл в оппозиционном движении России». Уже и книжки написаны. Я не готов выступать от имени всего «оппозиционного движения России». Для меня Немцов был камертоном. Я на нем проверял собственные идеи, планы, взгляды на те или иные события. И мнение его важно было для меня не только и не столько потому, что Немцов был умный (а он был умный). На протяжении многих лет тесного общения я ни разу не усомнился в его мотивации. Чтобы он ни делал, о чем бы ни говорил, к каким бы действиям ни призывал, я всегда точно знал: им движет не собственное тщеславие (а он был его не лишен), не сиюминутный порыв и уже тем более не корыстный интерес. Вся его жизнь была подчинена одной цели – добиться человеческой жизни для людей, проживающих на одной с ним территории. И людей этих он любил, понимал, умел с ними разговаривать, слушать их. В одну из последних встреч он сказал мне: «К ватникам не надо относиться как к врагам. Они больные просто. Ты же больного человека не ненавидишь, ты его лечишь. А наше с тобой дело – правильные лекарства подобрать. Нам же все равно с ними жить».

А еще он был человек очень тонкого душевного устройства, ранимый, постоянно рефлексирующий. Но почему-то это тщательно скрывал, даже не осознавая, что львиная доля его обаяния происходит как раз из пробивающихся сквозь маску матерого политика черт, вроде бы не свойственных людям его круга и профессии. Немцов был абсолютно честен, искренен и непосредственен. И умел не стесняться собственных пробелов. По крайней мере, в общении с близкими людьми. Однажды позвонил мне и говорит: «Представляешь, я уже полтора часа слушаю Галича! Какой же это потрясающий был поэт, и насколько он актуален в наше время! А раньше я его почти не слышал, как-то мимо меня прошло».

Больше всего Немцов ненавидел нынешнюю российскую власть за ее, как он сам говорил, чудовищную пошлость. «У меня к Путину, по большому счету, всего одна претензия – меня от него постоянно тошнит». И раз уж мы заговорили о пошлости… Сегодня от самых разных людей часто приходится слышать: «Немцов в этом случае поступил бы так, а вовсе не так…» или «Борис Ефимович никогда бы себе не позволил…» Друзья мои, пожалуйста, не надо на него ссылаться. Никогда. Он это вам потом припомнит, уж поверьте.

Я, кстати, забыл сказать – Борис Немцов был абсолютно блестящим человеком. Но вы это и без меня знаете. Его и убили поэтому.



В Москве Марш памяти Бориса Немцова согласован и пройдёт от Страстного бульвара до проспекта Академика Сахарова. Сбор участников – с 13:00 до 14:00 в начале Страстного бульвара в 100 м от метро Чеховская.



Фотографии Марии Олендской / ЕЖ