В Кремле

Прямая речь

15 ДЕКАБРЯ 2017 г.

Дмитрий Орешкин, политолог:

Это было скучно, причём скучно было и самому Путину, который не мог даже сделать вид, что происходящее его всерьёз волнует. Тем более скучно за этим наблюдать. Зрелище всё сильнее напоминает о временах Леонида Ильича Брежнева, с предсказуемыми вопросами и ответами. Тогда, правда, вопросы не задавались, власть сама, в своих документах, находила «вызовы времени» и отвечала на них.

Но есть и некоторые новости, например, то, что были допущены Ксения Собчак и Татьяна Фельгенгауэр. То есть совсем заткнуть рот неформальной оппозиции не получается, в отличие от брежневских времён. И это фундаментальное изменение по сравнению с СССР. Тогда СМИ были гораздо более зависимы, а контроль — тотальный. Официальные журналисты не могли даже подумать о том, чтобы спросить что-то некорректное, про ввод войск в Чехословакию или трёхкратную инфляцию, например. А теперь всё-таки можно поинтересоваться: как получается, что некие товарищи подтираются повесткой в суд, а другие такой привилегией не обладают? Ответить нечего, так что Путин выглядит довольно скверно, но не может сделать вид, что этого вопроса в принципе нет.

В этом смысле мы продвинулись по сравнению с СССР, хотя по-прежнему далеко отстаём от открытой экономики и свободного общества. Причём отступаем всё глубже. Но существует такая формальная процедура, как выборы, и её приходится соблюдать. Отменить их окончательно Путин не может и не хочет. И чтобы нейтрализовать на выборах Навального, на его место ставят Ксению, позволяя ей шалить. Она и шалит, понимая, что если будет вести себя как журналист газеты «Правда», то весь её проект потеряет смысл. Это понимают и в Кремле. Ей позволяют задавать вопросы, и Путин вдруг начинает испытывать трудности, потому что отвечать на неприятные вопросы он не умеет.

Так что при всей казённости и скучности пресс-конференции, мы видим, что система ценностей в стране всё-таки поменялась. На коротком рубеже она идёт назад, но с точки зрения длинных трендов есть принципиальная разница. Движение в сторону европеизации всё-таки происходит. И просто по-сталински его обрубить нельзя. И так есть слишком серьёзные сомнения, что люди пойдут на выборы, так что откровенно и непринужденно «бортануть» не только Навального, но и людей, которые его замещают, невыгодно. Это будет означать, что Кремль напрямую противопоставляет себя достаточно большой и растущей части населения.

Складывается такой гибридный жанр, который позволяет ещё острее обозначить конфликт в том, что понимается как «норма». Для 25-30% населения, сконцентрированного в крупных городах, прошедшая конференция не показалась нормальной. Но есть ещё 70% остальных россиян, для которых важнее такие абстракции, как «поднятие с колен», «сильная рука», «борьба с враждебным окружением». Они придумывают себе объяснения в духе того, что Собчак и Фельгенгауэр — это просто закулиса и не надо их слушать.  Различие между этими группами становится всё более заметной.

Но это так до поры. Потому что с каждым годом становится всё очевиднее, что Собчак говорит правду, и власти нечем ответить. Число людей, которые это понимают, растёт, а поддержка власти слабеет. Это проявилось, например, в провальных результатах «Единой России» на выборах в 2016 году. В Москве и Петербурге она набрала только 13% от списочного числа избирателей из-за низкой явки. Поэтому Путин сейчас и не хочет выдвигаться от «ЕР». Ему надо быть президентом всех россиян, а значит, надо иметь дело и с такими неприятными для него персонажами, как Ксения Собчак. Она всё-таки ближе, чем Навальный, и является скорее компромиссом между властями и продвинутой городской средой. Но для того, чтобы её проект был правдоподобен, она должна вести себя достаточно жёстко, чем вызывает растущие симпатии раздражённой либеральной общественности.