В обществе

Прямая речь

15 ИЮНЯ 2020 г.

Сергей Филатов, религиовед:

В оформлении главного храма Вооруженных сил действительно много странного. например, все эти игры с числами... Насколько мне известно, магия чисел — характерная черта некоторых течений в гностицизме, которых историки связывают с пифагорейской традицией. Ни западному, ни восточному христианству эта ересь не свойственна. Хотя за две тысячи лет, чего только не было, какие только ереси не просачивались. Однако, если и просачивались, то это всегда оставалось маргинальным явлением. Помня наш исторический контекст, приятно отметить, что магией чисел увлекались масоны...

Вообще во всей этой истории с военным храмом ощущается победа не столько церкви, сколько здоровой православной общественности. Вынуждены были убрать Сталина и Крым. Освящение прошло скомканно, в результате Путин не приехал. На самой службе военные напряжённые и даже не крестящиеся. Ощущение, что они не понимают, зачем они тут. Полный провал религиозно-милитаристского праздника. Самое главное  — это освящение спровоцировало внутрицерковную дискуссию об армии, отношении к войне и милитаризме. Причём милитаристы явно не были доминирующей стороной. Вообще антимилитаристские настроения среди православных распространены гораздо шире, чем это представляется либеральным спикерам.

Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора Центра политических технологий:

Традиционно в разных странах есть военные капелланы. В российской армии до революции также были военные священники, но потом их убрали, так как армия стала атеистической. Их место заняли политорги, а потом помощники по воспитательной работе. Сейчас политоргов снова начали усиливать, хотя они не вернули себе прежнее место. Раньше главное политическое управление было отделом ЦК КПСС, а теперь это структура Минобороны, то есть ранг поменьше.

Параллельно ещё с 90-х годов началось сближение армии и Церкви. Военные не хотели продвигать идеи, заложенные в новую Конституцию, им она казалась продвигающей западные ценности, то есть ценности противника. Но коммунистическая идеология также оказалась дискредитирована и в старом виде уже недееспособна, а в обновлённом виде тоже пыталась, и пытается, сближаться с Православной церковью.

Тем более что ещё в советское время, кода Церковь была в униженном и подчинённом положении, ей удавалось выжить за счёт апелляции к патриотизму и истории. Её представители подчёркивали, что священники вдохновляли солдат на ратные подвиги, что Александр Невский был канонизирован, на излёте существования Советской власти канонизировали ещё и Дмитрия Донского, а в современной России — адмирала Ушаков. То есть идея военного патриотизма имеет давнюю историю: таким образом Церковь показывала, что она не «церковь для старушек» и Хрущёву не удастся показать «последнего попа».

После 91-го года Церковь пошла в армию, где запрос офицеров на заполнение идеологического вакуума совпал со стремлением Церкви к окормлёнию военнослужащих. Высшее государственное руководство долгое время смотрела на это очень осторожно, но наконец при Дмитрии Анатольевиче Медведеве священников пустили в казармы. И с тех пор Церковь уделяет армии большое внимание, продолжая старые традиции.

Кроме того, с армией связано ещё несколько вещей. Во-первых, ещё в 90-е годы достаточно много офицеров, оказавшихся армии не нужными, пошли в Церковь, некоторые сейчас уже архиереи. Наконец, есть желание воцерковить рядовых солдат. Общество у нас не очень воцерковлённое, реально практикующих православных мало, и есть желание приучить к обрядам и провести катехизацию. В армейских условиях, где человек несвободен, это очень удобно сделать. Не нужно ждать, пока он дойдёт до храма, священник при поддержке офицеров сам приходит в казарму.

В свою очередь, собор — идея Министерства обороны. Кажется, что сам проект, не архитектурный, конечно, а общая идея, разрабатывался генералами и самим министром. Военные хотели бы, чтобы там оказалось как можно больше атрибутов, связанных с Великой Отечественной войной. Но для Церкви это событие сложное. С одной стороны, она всячески подчёркивает, что была с народом, благословляла воинов, существовала эскадрилья «Александр Невский», танковая колонна «Дмитрий Донской». Но, с другой стороны, основная атрибутика, связанная с войной, носит откровенно советский характер, что для Церкви неприемлемо. Приходилось искать компромиссы, и военным, судя по всему, удалось пробить достаточно многое.

Например, в Церкви многие скептично относятся к истории, что во время битвы за Москву город облетал самолёт с чудотворной иконой. Это считается благочестивым апокрифом, но в храме этот сюжет представлен. Но если этот апокриф в конфликт с церковным мироощущением не вступает, то персона Сталина — вступает. После новости о мозаике с его портретом в Церкви началось возмущение, реальное и никем не инспирированное. Прозвучала критика со стороны Русской зарубежной церкви и Парижского епископата — для эмиграции это совершенно неприемлемо, да и в самой России тоже. В Церкви канонизированы новомученики, казнённые Сталиным, и тут уж либо одно, либо другое. В своё время Изборский клуб во главе с писателем Прохановым уже продвигали псевдоикону, где наверху изображена Богородица, а под ней Сталин с маршалами. Но Церковь это изображение отвергла и назвала «картиной». А тут Сталин мог появиться, и его только в последний момент убрали. В общем, вокруг храма сложилась неприятная атмосфера.

И в таких условиях патриарх решил стать настоятелем храма в качестве компенсации. Так он демонстрирует, что у Церкви всё хорошо с Министерством обороны, история со Сталиным отношений не испортили и после исчезновения оттуда скандальной мозаики храм для РПЦ полностью приемлем. Но там ведь много и других вопросов, вроде изображения советских орденов с соответствующей атрибутикой, что у части верующих тоже вызывает вопросы. Однако патриарх показал: храм не просто приемлем, это один из главных храмов, настоятелем которого выступает он сам.