В погонах

Прямая речь

6 ОКТЯБРЯ 2021 г.

Лев Пономарев, правозащитник, исполнительный директор движения «За права человека»:

Владимиру Осечкину дико повезло, что ему скинули этот архив, он молодец. Однако он придерживается идеи, что правозащитники в России не нужны, поскольку разделяет принцип «чем хуже, тем лучше» и живет на Западе. Мы, правозащитники, оставшиеся в России, не можем с ним согласиться.

Моей организации «Фонд защиты прав заключённых» удалось зацепиться за массовое сексуальное насилие, проходившее на фоне массовых беспорядков в Ангарской колонии. 10 апреля 2020 года там случились беспорядки, при расследовании которых свидетелями сделали 1000 человек. Возможно, сами беспорядки были спровоцированы властями, специально, чтобы скрыть экономические преступления.

Министр юстиции тут же сказал: мы всё знаем, за этим стоял вор в законе. Но хотя они сразу же наглухо закрылись, не пускали адвокатов, до нас дошла информация, что в колонии было изнасиловано больше сотни человек во время разбирательств. Нам не давали туда зайти год, и только в феврале, с помощью Москальковой, нам удалось посетить колонию. И мы сняли фильм «Два месяца до свободы», где свидетель этих событий рассказывал о случившемся: как его пытали током и как у него на глазах людей насиловали.

В итоге я добился приёма у Татьяны Николаевны вместе с этим парнем. Мы привезли этого свидетеля в Москву, охраняли его, и я регулярно писал о происходящем на «Эхе-Москвы». Но журналисты каждый раз словно бы первый раз об этом слышат. А эта тема, насилие, постоянно должна звучать. В Ангарске всё-таки удалось возбудить уголовное дело с помощью Москальковой, и хотя её можно сколько угодно ругать, она взяла эту тему и ведёт её, и уже 16 человек признано потерпевшими. То есть дело медленно, но развивается. Но всё равнооб этомнужно постоянно говорить, или они его «замотают».

Механизм насилия следующий. Следователи из СК после массовых беспорядков выделяет ряд людей, сидевших в ШИЗО, и объявляет их виноватыми. Затем их массово избивают, после чего следователь даёт команду оперативникам, а те вызывают так называемых разработчиков: заключённых, имеющих огромные сроки, которые и насилуют. Другие заключённые их называют просто «гадьё». Такие люди неделю могут избивать других, а чтобы вбить в голову требуемую мысль — дополнительно ещё и насилуют. Используют балки или скрученные рулоны туалетной бумаги, обмотанные чем-то. У меня десятки таких показаний.

Хорошо, что всё-таки они признали потерпевшим сначала одного — того человека, который нам рассказал об этом первым, потом добавили ещё нескольких. Но проблема в том, что нет ни одного обвиняемого. А когда адвокаты приезжают проводить очные ставки, его клиент прямо в коридорах встречает всё того же «разработчика». То есть потерпевшие сидят там же, где ходят «разработчики», которые продолжают оказывать на них давление. Они же все потом останутся в этой колонии. Вообще добиться признания в изнасиловании от человека, который находится в колонии, очень тяжело.

А тем времени ещё один обратившийся к нам заключённый, совсем мальчишка, трижды изнасилованный, оказался назначен СК одним из обвиняемых по массовым беспорядкам. И получается такая картина: одни следователи СК не могут не знать, что имело место сексуальное насилие, а в соседних кабинетах с этими подонками сидят люди, получившие задание расследовать уголовное дело по сексуальному насилию. И руководитель у них один.

Но всё-таки, хотя дело движется медленно, оно идёт, благодаря поддержке Москальковой. И тут важно говорить не о том, что всё, страна погибла, а о том, что есть механизмы, которые надо развивать и сохранять. Я сам далеко не сторонник нынешнего режима, но важно понимать, что у нас ещё есть возможность мирно выйти из нынешнего кризиса, если общественность будет следить за каждым таким случаем, обсуждать его, писать про него. Сейчас правильно говорят о взаимосвязи между насилием в тюрьме и на свободе. Там уже фашизм, и оттуда он придёт сюда. И виноват в этом не Путин, а все мы: и невнимание общества, и традиции в системе наказаний, и то, что у них постоянно меняется руководство, после того как предыдущих сажают. Но если общество будет говорить об этом, то мы начнём какое-то продвижение к тому, чтобы преодолеть это.

Ждать, когда произойдёт ещё один такой же «слив», как у Осечкина, глупо. То есть такие случаи, несомненно, необходимо поощрять – но можно работать и без них, постепенно отбивая отдельных людей. Я — первый человек, получивший статус иностранного агента, однако продолжаю работать и всё равно уверен, что ещё много чего можно сделать.