В обществе
Русское православие перед лицом европейской интеграции
25 МАЯ 2007 г. АЛЕКСАНДР ВЕРХОВСКИЙ
На этой неделе в РГГУ прошел семинар «Восточное христианство и европейская интеграция: взгляд из России», организованный университетским Центром сравнительного изучения религий. Тема соотношения и взаимоотношений восточного и западного христианства обсуждалась сперва в историческом ключе, а потом уже и на современном материале. Интересно, что в обоих случаях разговор то и дело соскальзывал с межхристианских отношений на отношения Запада и России, другие православные церкви лишь изредка упоминались, что, наверное, естественно при «взгляде из России», но все-таки неверно по существу. Вопрос «Европа ли Россия?» дебатировался особенно эмоционально, несмотря на отдельные призывы обратить внимание на то, что никакой «объективной истины» в таком споре найти нельзя, что речь идет не о соотношении политических или географических сущностей, а о соотношении разных идей и образов, складывающихся в обществе в разные периоды.
Впрочем, в семинаре участвовали и несколько иностранных профессоров, подход которых к этой проблеме заметно отличался. Вил ван ден Беркен из Голландии вообще доказывал, что никакой особой специфичности у российской политико-религиозной истории нет, и уже поэтому Россия — часть Европы. Обращаясь ко дню сегодняшнему, ван ден Беркен назвал Русскую православную церковь новой защитницей христианской европейской идентичности, так как она, например, выступает за упоминание христианских корней в евроконституции и против приема в ЕС Турции (на эти слова помощник митрополита Кирилла священник Георгий Рябых с сомнением покачал головой).
Из слов же ответственного секретаря издания «Католическая энциклопедия» Алексея Юдина, складывалась картина прямо противоположная: историческая конфронтация православных с католиками перешла в 2002 году (в период конфликта из-за учреждения католических епархий в России) в политическую плоскость. Тогда же в недрах Московской патриархии родилась идея «православной цивилизации», оппонирующей Западу, — и именно как политическая идея. Юдин не отрицает наблюдаемого в последнее время сближения РПЦ и консервативных западных, точнее, именно европейских церквей на почве общего противостояния секуляризму и некоторым либеральным тенденциям, но сомневается в том, что это сближение может быть достаточно серьезным.
Выступил на семинаре и автор этой заметки. Мне представляется, что общий антизападный, то есть антимодернизационный настрой, традиционный для РПЦ (и не только для нее, конечно) и до сих пор в ней доминирующий, создает весьма негативные предпосылки для церковного восприятия темы «Россия и Европа». Но этот настрой постепенно размывается по мере втягивания РПЦ в европейские дискуссии о секулярности, а теперь еще и о правах человека. Конечно, извне, особенно из либеральных кругов, заметнее традиционная, даже архаичная риторика, но сам процесс объективно направлен именно на преодоление антимодернизационной традиции. Другое дело, что фундаменталистские тенденции внутри самой Церкви ставят под сомнение успех этого идейного дрейфа.
Представлявший на семинаре РПЦ о. Георгий Рябых может — просто по должности — оценить происходящее изнутри, и высказывал он свои оценки, похоже, достаточно откровенно. Для РПЦ присутствие в Европе, под которой о. Георгий однозначно понимал именно Европейский Союз, имеет два аспекта. Первый, собственно церковный, — приходы РПЦ в странах ЕС, которых сейчас около 400 (половина в Балтии, т.е. на «канонической территории» РПЦ), и ожидается присоединение до 50 приходов РПЦЗ. Второй – отношения с институтами ЕС и европейских государств; и здесь динамика гораздо более заметна, чем в собственно церковной «экспансии».
В частности, интерес РПЦ к правам человека о. Георгий объяснил тем, что Церковь рассматривает Россию как часть Европы – то есть той цивилизации, где права человека – неотъемлемая часть оснований общества.
При этом о. Георгий настаивал на сохранении различения между Европой и «русским миром». Например, именно по этой причине РПЦ против вступления в ЕС Украины и Белоруссии. С другой стороны, «русский мир», просто по факту довольно многочисленной русскоязычной диаспоры в странах ЕС, уже пересекается с Европой. РПЦ в отношениях с европейскими православными настаивает на консолидации именно по этно-культурному признаку (в этом ее принципиальное отличие от Константинопольского патриархата и подчиняющегося ему Экзархата русских православных приходов в Западной Европе) и готова ради этого на весьма широкие уступки: в некоторых западных приходах даже служат по «новому стилю».
Отвечая на вопрос о различении понятий «православная цивилизация» и «русский мир», о. Георгий прямо сказал, что они используются фактически как синонимы, но второе понятие – более политическое и удобное для государства. Церковь вполне готова поддерживать политические инициативы в духе «русского мира». В созданном в 2005 году Европейском русском альянсе председателем является евродепутат от Латвии Татьяна Жданок, а заместителем — протоиерей Антоний Ильин, секретарь представительства РПЦ при европейских международных организациях.
Конечно, синонимия «русский-православный» может быть проблематична, например, для украинцев или молдаван (да и для самих русских). Но разделить этно-культурную, политическую по сути повестку дня с конфессиональной Церковь не готова (и это относится отнюдь не только к РПЦ, но и ко многим другим церквам).
Обычно наблюдатели рассуждают о коллизии между этническим и конфессиональным с политологических позиций. Этот подход доминировал и на семинаре. Но ведь у проблемы есть и собственно церковный, экклезиологический аспект, и о нем говорил консультант Синодальной богословской комиссии Александр Кырлежев. Конечно, и в исторически православных (целиком или в значительной степени) странах тоже возникают коллизии, явно связанные с противопоставлением двух культурных традиций (например, «московская» и «румынская» церкви в Молдове) или культурно-ориентированного и конфессионально-ориентированного подходов («московская» и «константинопольская» церкви в Эстонии). Но вне пределов исторически православных стран, в Центральной и Западной Европе, обустраивать церковную жизнь еще сложнее.
«Православная Европа» оказалась в двойственном положении: она является «соседкой» Европы, понимаемой как ЕС (Россия, Украина и т.д.), или европейской окраиной (Греция, Румыния, Болгария), но она же представлена растущей диаспорой, то есть все более заметным религиозным меньшинством в старых странах ЕС. К этой ситуации православные церкви, привыкшие жить от Европы отдельно, не очень готовы. Возможно, выходом является не верхушечный диалог церквей (православных друг с другом, православных с католической и т.д.), а сетевое, низовое взаимодействие, позволяющее учитывать культурное и конфессиональное многообразие и не оказывать чрезмерного давления на самих православных.
Как можно заметить, все выступавшие исходили из того, что «социальный вес» православия далеко не равен «социальному весу» Европы, как бы ни очерчивать границы обоих объектов сравнения. Православие, тем более русское православие — это меньшинство. Поэтому так интересно было послушать старшего научного сотрудника Института этнологии и антропологии РАН Ахмета Ярлыкапова, говорившего о Европе и мусульманах, в первую очередь – российских. Примечательно, что, по мнению Ярлыкапова, поволжские мусульмане (в отличие от кавказских) воспринимают себя как европейцев. В то время как все выступающие констатировали, что «русские православные» (то есть те, кто говорит от их имени) себя в той или иной степени от Европы отделяют.
Находясь в меньшинстве в секулярном обществе, христиане должны заново учиться говорить с обществом. Эта тему, поднятую голландским исследователем Эвертом Ван дер Звеерде, к сожалению, просто не успели обсудить.
Положение меньшинства может восприниматься по-разному. Конечно, оно вступает в жесткое противоречие с традиционным самовосприятием Русской православной церкви, и это противоречие то и дело показывает себя в официальной церковной риторике. Можно, напротив, счесть его нормой для христиан – «малого стада» (в других местах тот же о. Георгий Рябых говорил, что Церковь должна осознать, что Константиновская эпоха государственной поддержки закончилась). А можно надеяться на успехи десекуляризации и возврат былого влияния, но в новом качестве. Об этом на семинаре говорил Джон Фарина (университет Джордж Мэйсон, США), но, похоже, о том же мечтают и многие другие участники.
Трудно сказать, насколько такие мечты могут быть оправданны. Во всяком случае, сама десекуляризация в разных странах европейского континента, от Ирландии до России, столь различна и в столь разной степени реальна, что здесь возникает новая богатая тема для рефлексии, в том числе и на тему «Россия и Европа».