В обществе

Человек с масленкой

22 СЕНТЯБРЯ 2008 г. АНАТОЛИЙ БЕРШТЕЙН

К новому учебному году ставший уже скандально знаменитым учебник авторского коллектива под руководством А. Филиппова «Новейшая история России. 1945-2007 гг.» выдержал очередное издание. А сам коллектив, возглавляемый уже профессором А. Даниловым и, очевидно, воодушевленный поддержкой сверху, ударными темпами подготовил новый учебник истории России, теперь уже с 1900 по1945 год. Его концепция была опубликована недавно на сайте издательства «Просвещение» и вызвала нешуточную дискуссию, которую, как мне кажется, авторы не очень ожидали: только к концу года они планировали выпустить книгу для учителя и начать, как и в прошлом году, всероссийское ее обсуждение.  Но прочитавшие концепцию историки и учителя, среди которых и автор этого текста, не смогли дождаться официальной отмашки начала дискуссии, настолько были поражены отдельными ее положениями, да и всем документом в целом.

Рассмотрим некоторые из его положений. Авторы, к примеру, утверждают, что на рубеже XIX-XX веков Россия отставала от Запада весьма относительно, и лишь в том, что не являлось ее цивилизационной составляющей. Что имеется в виду? К примеру, в 1913 г. в различных странах средняя продолжительность жизни составляла: Великобритания — 52 года, Япония — 51, Франция — 50, США — 50, Германия — 49, Италия — 47, Китай — 30, Индия — 23 года. В России — 30,5 лет. То есть жизнь человека для России не «цивилизационная составляющая»?
Далее авторы концепции делают следующее заявление: Николай II отвергал реформы Бунге и Вышнеградского на том основании, что они ослабляли вертикаль власти. Тоже странно. Хотя бы потому, что и Николай Бунге, и Иван Вышнеградский во времена правления Николая II уже оставили службу — они были министрами финансов в правительстве при Александре III и оба умерли в 1895 году, за год до воцарения Николая.

Что же касается их «непринятых проектов», то они были вполне успешно проведены в жизнь. Бунге отменил подушную подать, после чего крестьяне получили возможность иметь паспорта и передвигаться по стране, занимался уравнительной налоговой системой, то есть прогрессивным налогообложением, улучшил кредитную систему, повысил таможенные тарифы. Так как в ведении министра финансов были и железные дороги,  Бунге провел и их реформу: государство выкупило нерентабельные дороги и стало строить новые.

Приняв эстафету у Бунге, Вышнеградский (успешный предприниматель, «олигарх», личное состояние которого к тому времени оценивалось в 25 миллионов рублей) продолжил политику протекционизма. Одновременно с увеличением экспорта зерна увеличивается и золотой запас, укрепляется рубль. Вышнеградский начал процесс введения госмонополии на водку, осуществил переход к акцизам, увеличил долю присутствия на российском рынке иностранного капитала, считая, что надо строить свое производство, а не только завозить товары.

Все эти успешные действия Бунге и Вышнеградского обеспечили успешное развитие российской экономики и подготовили почву для главной реформы их последователя и преемника на посту министра финансов Сергея Витте —  введения золотого рубля и конвертации русской валюты. 

Вызывают недоумение и некоторые другие утверждения авторов концепции.  Например, о том, что идеология «белого движения» сродни фашизму. Авторы, вероятнее всего, опираются на известные высказывания Ильина, откровенного почитателя Муссолини, приравнивающего идеологию белого движения к итальянскому фашизму. Но, несмотря на столь «авторитетного» в определенных кругах философа, большинство лидеров белого движения (даже Врангель, которого чаще всего упоминает Ильин) не были националистами и даже принципиальными монархистами. Выступая за разные формы политического правления, они были солидарны в двух вещах: большевики — узурпаторы власти и предатели Родины, а Россия — единая, неделимая.

Кроме того, авторы настаивают на том, что в СССР не было организованного голода, а к голодомору привели неурожайные годы и незавершенность коллективизации. Вероятнее всего, искусственный голод действительно никто не организовывал. Тем не менее, действия власти, предшествующие голоду — массовое раскулачивание, приведшее к обеднению крестьян, насильственное заталкивание их в колхозы, — напрямую ответственны за его возникновение. Когда же в результате засушливых 1931 и 1932 годов начался массовый голод на огромной территории Украины, Южного Урала, Северного Кавказа, Казахстана, Нижнего Поволжья, власти не только ничего не сделали, чтобы помочь населению, — они всячески мешали крестьянам выбираться из голодных районов, окружив их заградотрядами. О голоде никто ничего не знал, и не должен был узнать. К каким ухищрениями прибегали крестьяне, чтобы оповестить внешний мир об ужасах, творившихся в  голодных резервациях, доподлинно известно. А когда умирающие от голода крестьяне стали пытаться поживиться чем-нибудь на колхозных полях, против них 7 августа 1932 года выпустили знаменитый закон, получивший в народе название «закона о пяти колосках»: за любое хищение колхозной собственности он карал расстрелом даже малолетних.

Многие положения концепции будущего учебника вполне укладываются в русло советской историографии. В частности, то, что в 1939-1940 годы Красная Армия освобождала свои бывшие территории Украины и Белоруссии; что же касается Финляндии, авторы напоминают — это бывшие территории Российской империи. (Наверное, это должно обозначать, что с точки зрения «международного права» все в порядке.)

Правда, между советским подходом к освещению истории России в ХХ веке и нынешним есть существенная разница: тогда просто замалчивали «неприятные» факты, не признавались в том, что и сами считали преступлением, — сейчас факты открыты, вот только все усилия авторов направлены на то, чтобы доказать: никакие это не преступления, у власти были веские причины действовать именно так, а не иначе. В результате секретные протоколы Молотова-Риббентропа превращаются в «естественный ответ» на Мюнхен, а расстрел в Катыни польских офицеров (который раньше сваливали на немцев) — в последовавшее спустя 20 лет «возмездие» за гибель в Польше пленных красноармейцев Тухачевского.

Концепция приобретает окончательную целостность, когда авторы формулируют главные свои принципы — идеологический: тоталитаризма в СССР не было, и методологический: историю детям надо преподавать с точки зрения логики и мотивации власти.

Авторы всячески подчеркивают, что они всего лишь приводят факты и пытаются объяснить мотивы поступков власти, что морально-нравственный аспект — не их дело, оценивают пусть сами ученики. Правда, дают им некоторые рекомендации. Например: дабы избежать спекуляций и недобросовестных цифр, репрессированными во времена «Большого террора» авторы предлагают считать лишь осужденных на смертную казнь и расстрелянных. Погибших в лагерях жертвами сталинского террора Филиппов и Данилов почему-то считать отказываются.

И тут все их потуги остаться «беспристрастными и бесстрастными» терпят полный крах. Становится очевидным, что на деле авторы фактически проводят ревизию недавней истории, пытаясь обелить и реабилитировать фигуру Сталина и его режим, оправдать террористические средства «великой конкретно-исторической целью» — построением индустриального общества,  выживанием во враждебном окружении и так далее. Они пишут свой учебник с позиции власти, совершенно не учитывая «логику» жертв и явно ностальгируя по временам, когда СССР твердо и во весь рост стоял на ногах, а на колени перед ним падали другие; временам, когда люди-щепки летели во все стороны, зато ствол был крепок и неохватен.  

…Мой друг, много раз бывавший туристом на Севере и на Дальнем Востоке, видел разбросанные там повсеместно заброшенные старые зоны. Самое страшное впечатление на него произвело то, что вот стоит зона посреди тайги, никого нет, ни души, а петли на воротах тщательно смазаны машинным маслом. Как будто ходит человек с масленкой и делает свое дело.

Авторы концепции напомнили мне этот образ. И простую последовательность: после «человека с масленкой» обычно приходит «человек с ружьем».

Автор, обозреватель газеты «Время новостей» и «Первое сентября» — специально для «Ежедневного журнала».

Анатолий Берштейн — выпускник исторического факультета МГПИ им. В.И.Ленина 1974 года, до 1991 года работал учителем истории.