В обществе

Пустота — страшная сила

29 АПРЕЛЯ 2005 г. АЛЕКСАНДР ПАНОВ

Мэрская верность слову тому виной, финансовые обязательства правительства Москвы или дремучие суеверия, но открыли послепожарный ЦВЗ «Манеж» именно той выставкой, проведению которой ровно год назад помешала огненная катастрофа — отчетом Школы акварели под руководством С. Н. Андрияки, одного из лужковских арт-любимцев (вместе с Шиловым, Глазуновым и Церетели). Бенефициант соответственно случаю начал праздник с ритуального поминовения усопшего архитектурного памятника: выставка открывается видом пламенеющего творения Бове, которое ныне — после капремонта — напоминает холеный европейский Кунстхалле. Однако этим драматическим листом минорная мелодия и исчерпывается, и тему «гроба» естественно сменяет оптимизм «стола яств». В самом деле, одним из центральных в экспозиции является пивной натюрморт, в котором главные герои — ваза с чипсами и бутылки с модными «Балтикой» и «Corona». Впрочем, если не приглядываться, колоритом и форматом акварель вполне сойдет за картину соцреалистов 30-х, прославляющую гастрономические излишества.

Собственно, вот эта игра в «настоящую» картину и есть формообразующая особенность поэтики Андрияки, его трейд-марк, обставленный школой имени себя, а также полноценным музейно-выставочным комплексом недалеко от Курского вокзала. Причем педагогический придаток давно вышел на первый план: на манежной выставке работы учащихся школы — и детей, и взрослых — вместе с работами педагогов занимают чуть ли не половину. Но все это во славу «отца нашего Сергей Николаича», который малым сим и кисточку в руку вложил, и глаза на мир открыл, и рисовать научил! На многочисленных плазменных экранах в Манеже (очень современная экспозиция) как раз демонстрируются визуальные уроки мастерства от Андрияки — как изобразить зимний пейзаж, как морской, как закат-рассвет. Оказывается, все очень просто и доступно, и секреты маэстро скрывать не собирается — и его выучит, и тебя выучит, и меня тоже выучит. Как акварелью писать лес, небо, поле, монастыри, цветы, интерьеры, шедевры архитектуры и т. д. Чтоб походило на живопись, но было попроще в исполнении.

И все получилось бы очень здорово, бравурно-мажорно, если бы не один свербящий вопрос: а зачем? Вспомним все тот же «Натюрморт с пивом» Андрияки. Как чипсы имеют косвенное отношение к разварной картошечке с зеленушкой и маслицем, не пропадавшей даже во времена Большого Террора, так акварели нашего художника стороной проходят пообок Большого Стиля, ему косноязычно вторя.

«Кремль на восходе солнца» — да не тот. Но если полвека назад уже был тот и от того, застрявшего в печенках, не знаешь, куда деваться, зачем этот, Кремль-light? Андрияка — это Ефанов (легко заменяется на фамилию любого официального советского художника), но только для бедных, причем бедных духом. Поскольку у Ефанова (или иного другого имярек) был внятный идеологический мессидж, дарованный свыше, — спасибо партии родной! — а у Андрияки (в отличие от Глазунова или даже Шилова) нет. У него вообще ничего нет, кроме подражательной техники: он — голодранец.

И крайне симптоматично, что этой зияющей пустотой открывается «Манеж» — блестящий, гладкий, лакированный, вычищенный и… выхолощенный. Он тщится поразить своим восстановленным ампирным величием, но вызывает лишь специфический восторг — провинциального родственника в столичной квартире после евроремонта. «Ой, какая плиточка (читай — конференц-зал)!» Или: «Ой, какие обои (читай — гардероб)!» Или: «Ой, какая, как ее… вытяжка (читай — лампы дневного света)».

Или: «Ой, какая красота!» Читай — Андрияка.
Или — вся лужковская Москва.