В обществе

Два процента – 2

26 ОКТЯБРЯ 2009 г. СТАНИСЛАВ БЕЛКОВСКИЙ

Больше двух лет назад, в июле 2007-го, «Ежедневный журнал» любезно опубликовал мою статью «Два процента», посвященную вопросам формирования оппозиционной контрэлиты в России. Точнее, то была не статья даже, а запись моего выступления на второй «большой» конференции движения «Другая Россия».

Сейчас, когда такой известный публицист, как Михаил Ходорковский, выступил с программными соображениями по поводу новой элиты — коллективного субъекта модернизации, — а кремлевская администрация запускает кампанию обсуждения «медведевского большинства» (которое, согласно первичному замыслу, должно чем-то отличаться от большинства «путинского» и может быть создано сугубо технологическим путем), пришло время вернуться к тематике «Двух процентов». И кое-что обсудить.

Попробуем.

Большинство свободы

Что такое «путинское большинство»?

Это совокупность жителей России, отвечающих следующим критериям:

— вера в монархический ритуал и несомненную легитимность власти, этот ритуал соблюдающей (о монархическом ритуале подробнее сказано здесь, не станем повторяться);

— склонность к соблюдению основных морально-ценностных установок, сформированных постсоветской элитой России; эти установки более-менее развернуто описаны вот здесь, но вкратце проговорим их снова: культ денег, стяжание материальных благ как главная и единственная жизненная цель, индивидуализм, цинизм, возможность использования любых средств для достижения меркантильно-прагматических целей;

— осознание собственного отчуждения от политики и полной бессмысленности публичной политики как процесса / способа формирования органов государственной власти.

 

Потому глубоко напрасны и гордыня властей, и скорбь оппозиции по поводу того, что наши люди, например, плохо ходят на протестные митинги. На властные мероприятия вообще никто бы не пришёл, если б не административное принуждение и/или денежная компенсация. И так называемый рейтинг власти в сегодняшней России — это уровень не поддержки власти, но безразличия к ней. Народ знает (ему по телевизору объяснили), что на правильно и официально поставленные вопросы про власть надо отвечать «да». Вот и отвечает, только отвяжитесь. Если завтра вдруг премьер-министром РФ президент назначит Михаила Саакашвили, российский рейтинг последнего за месяц вырастет до 50 и более процентов. Таково современное большинство. Оно не за и не против власти — ему наплевать. Оно ничего не сделает, ни чтобы сменить власть, ни чтобы спасти эту власть в случае какой-либо историко-государственной аварии. Идеальные представители «путинского большинства» — знаменитый сержант Глухов и его мама, Галина Васильевна. Они, конечно, завсегда проголосуют и за «Единую Россию», и за Путина с Медведевым. Но в критической ситуации предпочтут решать личные проблемы с помощью ненавистного Саакашвили, а не возлюбленного Путина.

Это большинство называется «путинским» чисто условно — личность того, кто служил вторым президентом РФ, не есть для большинства константа и вообще не имеет принципиального значения. Современное большинство — значительная часть того народа, который в некоторый исторический момент смертельно устал и от советского модернизационного проекта (где с пулей встань, с винтовкой ложись, где каплей льешься с массами), и от тотального проникновения идеологии в каждую клеточку напряженно сжатого организма. 20 лет назад народ захотел расслабиться. Отдохнуть от своей истории и собственной судьбы. И постсоветская правящая элита, составленная из аутсайдеров коммунизма и экс-подпольных торговцев джинсами, предложила народу уникальный товар. Нет, не  колбасу — эту колбасу надо еще достать в несправедливых боях. Гораздо больше: свободу. От обязанностей и обязательств. Которые, как нас учили в советском детстве и еще много сот лет прежде него, отличают человека от нечеловека.

«Путинское большинство» — это большинство абсолютной «свободы от». Целого, апофеоз частиц.

Вопросы медведизации

Никакой существенной проблемы нового, «непутинского» большинства в современной России нет. «Медведевское» и «путинское» — это не два разных большинства, а одно и то же, лояльно-безразличное большинство (см. выше).

Просто РФ-большинство не может окончательно расстаться с образом Путина — только потому, что экс-президент слишком нарочито присутствует в политической системе, а каждый день продолжается большая PR-кампания на тему «Медведев — марионетка, страной по-прежнему правит Путин». Точнее, эта большая кампания состоит из нескольких средних и маленьких, у каждой из которых есть свои тактические задачи. Но все кампании в целом влекут за собою одно вполне стратегическое последствие, а именно нарушение п. 1 священного монархического ритуала, предполагающего эксклюзивность монарха.

Потому «путинское» большинство может стать «медведевским» в одночасье. В тот самый момент, когда ему скажут, что оно теперь — не «путинское» и не «медве-путинское», а в чистом виде «медведевское». Сказать это можно несколькими способами. Способ первый — отправить правительство Путина в отставку. Способ второй — сделать что-нибудь такое, чтобы сразу стало ясно, что Путин больше не при делах; например, оправдать Ходорковского. Способ третий, самый простой — начать в пять раз меньше показывать Путина по телевизору и прекратить бесконечные разговоры про марионетку. Может быть, третьим способом Кремль, в конце концов, и воспользуется. Никакой революции или даже наличия заумного политтехнологического ноу-хау способ № 3 не предполагает. Стало быть —  сверхдешев, всеудобен и всеполезен.

Нетворческое пассивное меньшинство

Нынешнее правящее меньшинство привыкло оправдывать свои действия несовершенством нашего народа. Который, дескать, инертен, раболепен, груб и настроен антимодернизационно. И значит, с таким народом ничего, кроме воровского авторитаризма латиноамериканского / африканского типа, учинить нельзя.

То есть править-то будем мы, но отвечать за всё перед историей будет тот, кем мы управляем.

Подход, конечно, варварский, но неверный.

Большинство — водная поверхность, в которой нависающим небом отражается правящее меньшинство. Меньшинство у нас сегодня нетворческое и паразитическое. И если поверхность большинства какая-то вся зелёно-серая и невыразимо мутная — то кого же винить?  Ответственность должна быть у того же, у кого и власть. Таков непреложный закон истории. Его нельзя изменить даже за очень большие деньги.

Появится новое меньшинство (если появится) — будет и новое большинство. Не наоборот.

Следовательно, скажу еще и еще раз: проблема России — не проблема большинства. Нет такой проблемы. Есть проблема меньшинства.

Тот, кто хочет созидать большинство, должен сначала создать свое меньшинство. Которое чем-то очень важным и принципиальным будет отличаться от меньшинства предыдущего.

Третий

В России естественный центр консолидации активного творческого меньшинства, являющегося движущей силой любых больших реформ, — это царь. Как принято говорить в учебниках, так сложилось исторически.

Ходорковский прав в том, что Медведев, если бы действительно замыслил модернизацию как построение нового государства, должен был бы сперва волевым решением сформировать элиту модернизации, расчистив для нее строительную площадку. Как Петр I, как большевики. (Которых Медведев с Ходорковским, правда, осуждают за неисчислимые жертвы.)

Непонятно только, по какой причине Медведев должен это сделать.

Третий президент РФ выдвинут нынешней паразитической элитой — и никем иным, —– чтобы решать задачи этой элиты. А не для того, чтобы устраивать революции и выбрасывать нынешнее нетворческое правящее меньшинство на помойку.

Путин должен был обеспечить жизненно важные интересы этой элиты прежде всего внутри России, прекратив политический хаос и сняв с повестки дня вопрос о смене власти в РФ. У Медведева центральная задача несколько иная — он должен легализовать эту элиту на Западе. Однако вовсе не путем возвращения политического хаоса и восстановления вопроса о смене власти в РФ. В этом смысле достижения путинского периода пересмотру не подлежат. Отказ от словесных стандартов мюнхенской речи совершенно не означает какой бы то ни было демократизации. Об этом, я кстати, писал вот здесь ещё в январе 2008 года.

Собственно, Медведев об этом сам и говорит (и пишет). Но его почему-то плохо слышат и слабо понимают.

Третий президент пришел во власть, чтобы обеспечить спокойствие нынешнему правящему меньшинству — не меч ему принести, но мир. Он и будет это делать, пока хватит сил и ресурсов. Что-то измениться может тогда и только тогда, когда запас прочности, унаследованный РФ от Советского Союза, окончательно исчерпается, властная конструкция со страшным скрипом накренится и Медведев испугается, что отвечать за всё придётся ему одному — «элита»-то разбежится. Тогда, возможно, он протянет влажную руку сотрудничества каким-то совершенно иным, другого качества и замеса, людям. Но — не раньше. Ни днем, ни часом раньше.

И сырьевая модель нашей экономики существует вовсе не потому, что ее придумали кровавый Путин или алкогольный Ельцин. А потому, что она на 100% соответствует как интересам, так и миропониманию правящего меньшинства («используй то, что под рукою, и не ищи себе другое»). И не будет в обозримом завтра никакой другой модели, что бы там ни вещали душеспасительно на кремлевских парадных совещаниях.

И реальной модернизации (опять же, как построения нового государства и общества модерна) в реальном будущем не случится. «Модернизация» сведется к внедрению технологий энергосбережения, включая «лампочки Анатольича» (чтобы больше нефти и газа оставалось для сверхприбыльного экспорта) и попыткам найти с помощью биотехнологий эликсир бессмертия (чтобы все-таки унести, вопреки архаичным иудео-христианским представлениям, большие деньги в пятизвездочную могилу).

Больше ничего не будет. Забудьте. До катастрофы — точно не будет. А когда приблизится катастрофа, там и поглядим.

Демократы

При этом некоторые оппозиционеры-демократы, конечно, имеют полное право — и смогут — перейти на работу к Медведеву. Или, по крайней мере, в некие околопсевдоквазимедведевские структуры.

Потому что наши демократы, как правило, не имеют ничего против самой системы-режима. Они только бывают против личного своего места в этой системе-режиме. И у нас зачем-то «демократами» и «критиками власти» называются все кому не лень: и топ-функционеры прежних путинских штабов, и бывшие министры, окопавшиеся в Общественной палате, и даже действующие члены партии «Единая Россия».

Я долго думал: а каковы в сегодняшней РФ критерии «демократа»? И по прошествии лет додумался.

Критерий N1: демократ у нас тот, кто против демократии. Т.е. против свободных выборов, на которых официальный демократ, скорее всего, проиграет, а победят левые и националисты (если они у нас когда-то появятся как политическая сила, а не как стихийный зов русской души).

Критерий N2: демократ — это тот, кто против Сечина. Если веришь, что Сечин убил Политковскую и  Литвиненко, дабы заставить Путина идти на третий срок, — демократ. Не веришь — адепт тоталитаризма и, может быть, даже (полушепотом) агент ФСБ.

И если завтра вице-премьером по энергетике вместо Игоря Сечина окажется, например, Анатолий Чубайс, мы сразу услышим от демократов всё: что оттепель уже свершилась, модернизация на две трети произошла, а Медведев наконец-то полностью взял власть в свои руки.

Действительно. Пришло время, чтобы все демократы вернулись во власть. Чтобы не морочили больше нашу больную коллективную голову.

Стратегия меньшинства

Диалог с российской властью — вещь очень хорошая. Собственно, это монолог. Твой собственный. При старом Путине, даже толком не начав слушать, отвечали: «Пошел на хуй!». При новом Медведеве будут отвечать, выслушав почти до середины: «Да-да, очень-очень интересно». С тем же самым результатом.

Потому подлинные контрэлитные два процента (Ходорковский считает, что три — непринципиально) должны сегодня формироваться безо всякого диалога. Без власти и попыток проникнуть в неё. Без паники и суеты. Строго для избранных. При абсолютном понимании своего кардинального отличия от «них». В атмосфере полной уверенности в своей исторической правоте.  «Два процента сосредотачиваются» — вот лозунг текущего момента.

Не разжимая рта, надо повторить монолог десять тысяч раз, чтобы твердо запомнить его и произнести громко в единственно нужный момент.

Который, конечно, может и не настать. Если нас и наш приход к власти опередит катастрофа.

Но об этом мы знать сегодня не можем. Мы можем только ждать и надеяться. Такая судьба.

Фотографии РИА Новости