Свобода слова — извечный враг власти
Первое, на что обращает свое недовольное внимание всякая власть, — это свобода слова. Если в демократических странах свобода слова остается печальным для власти обстоятельством, с которым она вынуждена считаться, то в странах авторитарных с ней не церемонятся. Тут руки брадобрея сжимаются на горле общества так, что уже никому не достается ни глотка свежего воздуха. Ну и, разумеется, существует множество срединных вариантов. Мы как раз находимся в этой части спектра, тяготея, однако, к Кубе и Северной Корее.
Посягательства на свободу слова в России в последнее время усиливаются. Если раньше возбуждение уголовного дела за высказывания в блогах воспринималось как вызов обществу, то сегодня это становится обычным делом. Настолько обычным, что власть принимает законы и подзаконные акты, обеспечивающие ей правовую основу для репрессивной практики. ФСБ готово выносить предупреждения прессе за публикацию материалов, «способствующих совершению преступлений экстремистского характера». Законопроект об этом рассматривается сейчас Государственной думой.
Роскомнадзор уже получил законное право требовать от СМИ удалить или отредактировать тот или иной комментарий в интернете, если он, с точки зрения ведомства, нарушает закон. Если СМИ откажется удалять или редактировать, то его руководство может быть привлечено к уголовной ответственности. Одно такое предупреждение на днях уже вынесено.
Недавно в Госдуму поступил правительственный законопроект, расширяющий понятие государственной тайны. Теперь к ней будет относиться информация о том, как защищаются важные и инфраструктурные объекты от террористических атак. Изменения в законе определенно направлены против прессы, которая теперь не сможет полноценно информировать граждан об угрозах терактов.
Власть старается заткнуть рот не только прессе, но и своим служащим. В Госдуме рассматривается пакет поправок в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы, а также в закон «О милиции», которые ужесточают наказание для провинившихся милиционеров и предусматривают новые основания для их увольнения. Нарушением дисциплины будет считаться не только разглашение государственной тайны, но и обнародование любой «служебной информации ограниченного распространения». Между тем, правового разъяснения такого понятия не существует. Прямой запрет поправки вводят и на «публичные высказывания, суждения и оценки <...> в отношении деятельности госорганов и их руководителей», а также на гласную критику милиционерами своих начальников.
Пока законодательная база для политических репрессий не вполне готова, власти подавляют свободу слова, игнорируя законы. Правоохранительные органы Петербурга изъяли тираж книги «Путин. Итоги. 10 лет» Бориса Немцова и Владимира Милова. Автомобиль, который вез в Петербург 100 тысяч экземпляров этой книги, был остановлен, водитель задержан, тираж изъят. Никаких ссылок на законы и законные процедуры. Через некоторое время, правда, все книги вернули, сообщив, что в них действительно не нашлось признаков экстремизма.
Борьба с экстремизмом стала для властей палочкой-выручалочкой. Похоже, понятие «экстремизм» становится в российском уголовном праве таким же размытым и неопределенным, как «антисоветская агитация и пропаганда» во времена социализма. Под стать его «резиновой» трактовке возможно и широкое применение.
О новом случае судебного преследования за «экстремизм» стало известно на днях. 28 июня прокуратура Карелии направила в суд уголовное дело по обвинению в «совершении публичных призывов к осуществлению действий, направленных на нарушение целостности Российской Федерации». По данным предварительного следствия, 47-летний житель Петрозаводска в январе этого года изготовил листовки с призывами передать Финляндии приграничные территории республики Карелия, Мурманской и Ленинградской областей. По его мнению, они были необоснованно включены в состав СССР в результате подписания международных договоров 1939 и 1947 годов. Листовки он разместил в почтовых ящиках жилых домов г. Сортавала, а текст разослал по адресам электронной почты российских и зарубежных средств массовой информации и общественных организаций. В сообщении прокуратуры Карелии фамилия обвиняемого не называется. Дело против него возбуждено по части 1 статьи 280 Уголовного кодекса — «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, которая предусматривает наказание до трех лет лишения свободы».
Случай в Карелии, если он закончится обвинительным приговором, будет свидетельствовать о том, что в отношении гражданских свобод мы уверенными шагами возвращаемся в андроповско-брежневские времена.
Не менее значимым для понимания того, что сегодня представляет собой российское государство, будет и приговор Юрию Самодурову и Андрею Ерофееву. Он должен быть вынесен в Таганском суде Москвы 12 июля. Организаторы выставки «Запретное искусство-2006» обвиняются в оскорблении чувств верующих, возбуждении ненависти и вражды, а также в унижении человеческого достоинства. Прокурор попросил для подсудимых по три года лишения свободы. Процесс имеет большой общественный резонанс. В защиту подсудимых выступил даже министр культуры России Александр Авдеев. Организаторы выставки не должны быть осуждены по уголовному делу о разжигании религиозной розни, заявил министр. «Общественная оценка выставки должна быть морально-этической, а не судебной», — считает Авдеев.
Экстремизм и посягательства на святыни стали для российского правосудия универсальными поводами для подавления свободы слова. Впрочем, Россия не была пионером на этом пути. Теракт 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке развязал руки американскому и многим западноевропейским правительствам, предложившим обменять свободу на безопасность. Были приняты законы и временные меры, ограничивающие гражданские свободы в интересах борьбы с терроризмом. И хотя большинство из них были вскоре отменены под давлением общества и по решению национальных судебных органов, примеру западных демократий последовали многие другие страны, в которых демократии не было вовсе или она была такой же неустойчивой, как в России. В этих странах борьба с терроризмом, зачастую мифическим, стала универсальным средством политических расправ. Гражданского общества или независимой судебной власти, способных ограничить аппетиты правительств и диктаторов, там нет. Джин, выпущенный из бутылки в Нью-Йорке и Лондоне, вовсю резвится в странах с сомнительной демократической репутацией, и загнать его обратно ни у кого недостает сил.
Так же обстоят дела и с покушением на святыни. Было бы странным не заметить, что попытки ввести в России уголовную ответственность за «отрицание победы в Великой отечественной войне» не связаны с практикой уголовного преследования за отрицание Холокоста в некоторых западноевропейских демократиях — Франции, Бельгии, Швейцарии, Австрии, Германии и других. Может быть, ограничение свободы слова в вопросе о Холокосте и не ведет в этих странах к обширной судебной практике по таким делам, но оно создало прецедент, которым с удовольствием пользуются другие государства для атаки на свободу слова.
Парламент Литвы в прошлом месяце ввел в Уголовный кодекс статью об ответственности за отрицание советской и нацистской агрессии. Публичное одобрение агрессии СССР или нацистской Германии против Литвы, геноцид или военные преступления могут быть наказаны штрафом или лишением свободы на срок до двух лет. Такая же ответственность предусматривается и для тех, кто будет публично одобрять или отрицать преступления против Литвы в 1990-1991 годах. Таким образом, пытаясь дистанцироваться от преступлений коммунизма и нацизма, Литва вводит в практику ограничение свободы слова, что и было одним из главных характеризующих признаков советского и нацистского режимов.
У нас же свои святыни — православие и великие победы. Потому и возможен судебный процесс в Москве над организаторами художественной выставки. «У каждого народа свои святыни, которые запрещено трогать своими грязными лапами всяким художникам, писателям и историкам», — заранее оправдываются организаторы судебного процесса, поглядывая искоса на Австрию или Францию. И что на это могут возразить европейские защитники свободы слова?
Мы живем в уже достаточно глобализованном мире. Вернуться в выгребную яму тоталитаризма мы всегда сможем и без чужой помощи. Но, тем не менее, мы все-таки привязаны тысячами ниточек к окружающему нас миру и вынуждены это учитывать. Нам приходится соответствовать некоторым международным стандартам, или хотя бы делать вид, что соответствуем. Поэтому всякое снижение стандартов демократии, всякое отступление от достигнутого международного уровня может обернуться катастрофой для гражданских прав и свобод в России. Что и происходит сейчас в нашей стране со свободой слова.