Орел. Памяти В.С. Черномырдина
По естественным причинам — принципиальная разница в возрасте, в биографии, в чинах и т.д. — мы с Виктором Степановичем Черномырдиным друзьями быть не могли. Но мало кто из политиков этого ранга был мне столь по-человечески приятен и вызывал у меня столь искреннее уважение.
Он был, на самом деле, симпатяга. Со всем его знаменитым косноязычием, которое было прямым продолжением его еще более прославленного афористичного красноречия. С резкостью в словах. С незлобивостью и широтой в поступках. С его надежностью. С его крестьянским здравомыслием. С его голливудской внешностью.
Он никогда не лез вперед, но и от ответственности не бегал. Никогда не интриговал. И никогда никого не сдавал. Когда Б.Н. Ельцин сделал его премьером после блистательного Гайдара, он стал учиться современной, несоветской экономике. И не стеснялся этого. Когда надо было спасать людей, он вступил в переговоры с Басаевым, и довел их до конца, и спас. Когда Ельцин снял его с должности, он не роптал и не закусывал губу.
Ему так и не довелось стать первой скрипкой. Уверен, он был к этому готов. И уверен, что он бы не сфальшивил.
Последний раз я его видел на похоронах Гайдара. Он шел мимо меня с парой охранников, как всегда мужественно красивый, дочерна загорелый, только сильно похудевший и очень мрачный. Я тронул его за рукав: «Виктор Степаныч!» Он остановился, поднял бровь и строго процедил: «Почему небритый?»
Это была вроде как шутка. Он держался.
Хороший был мужик. И, конечно, орел.
Помянем.