Девяносто два года назад, 11 ноября 1918 года в пять часов утра по местному времени в Компьенском лесу было заключено перемирие между странами Антанты и Германией. Союзники Германии – Болгария, Османская империя и Австро-Венгрия – капитулировали еще раньше. Первая мировая война закончилась.

Российского туриста, впервые попавшего во Францию, Великобританию, Италию, Бельгию или Голландию, удивляет обилие памятников событиям и героям той войны. Авеню Фош в Париже, Rue de l’Armistice (улица Перемирия) в Брюсселе, могилы Неизвестного солдата – под Триумфальной аркой в Париже и на улице Уайтхолл в Лондоне. Государственные праздники – День Перемирия во Франции и Бельгии, День поминовения в Великобритании, День Ветеранов (изначально – тоже День перемирия) в США. И сотни памятников на местах сражений, а также в городах и деревнях, обычно со списками павших, ушедших отсюда на фронт.

Для нас это в диковинку. При Советской власти на территории нашей страны, насколько известно автору, не появилось ни одного памятника погибшим в той войне (а поставленные ранее были уничтожены в 1920-е годы). За последнее время кое-что изменилось: теперь есть улицы Брусилова в Москве и Воронеже, памятная стела на территории Братского кладбища в городе Пушкин, памятные знаки в Москве в районе Сокол на месте бывшего там когда-то городского Братского кладбища. Но по-прежнему нет ни одного музея той войны (отдельные экспозиции в военных музеях, правда, имеются), в школьных учебниках – параграф, от силы. Одним словом, почти забвение, еще одна «незнаменитая» война…

А ведь боевые потери Российской империи составили 2,25 миллиона солдат и офицеров – 40% потерь Антанты и почти четверть всех боевых потерь той войны. И самое главное – эта война изменила ход нашей истории в гораздо большей степени, чем несравненно более памятная Вторая мировая.

1913 год был для Российской империи во всех отношениях благополучным. В стране продолжался начавшийся в 1908-м промышленный подъем, темпы экономического роста были одними из самых высоких в мире. Осуществлялись аграрные реформы, медленно, но верно увеличивавшие число самостоятельных зажиточных крестьян (опять же, везло: несколько урожайных лет подряд, очень выгодная конъюнктура мировых цен на зерно). Постепенно росла заработная плата рабочих, совершенствовалось рабочее законодательство. Быстро росло число грамотных. После революции 1905 года заметно улучшилась ситуация с гражданскими свободами. Революционные партии переживали организационный и во многом идейный кризис и существенного влияния на ситуацию в стране не оказывали. С третьей попытки Государственная Дума – еще не полноценный парламент, но уже его очевидный предвестник – смогла наладить некое подобие диалога с властью.

Конечно, идеализировать предвоенную Россию не стоит, проблем – и социальных, и политических, и экономических – было немало. Но в целом ситуация была далека от критической.

Война началась в обстановке небывалого патриотического подъема. Либеральная оппозиция целиком встала на позиции оборончества, постановив отложить нападки на власть «на после войны». Достаточно организованно, без серьезных срывов прошла мобилизация, на фронт рвалось большое число добровольцев. Несмотря на неудачи против немцев на территории Восточной Пруссии и Польши, общий ход действий на Восточном фронте с учетом большого успеха против австрийцев в Галиции можно было считать вполне удовлетворительным. Вроде бы, всё шло благополучно и, казалось, совершенно не предвещало катастрофы менее чем через три года.

Что же произошло?

Во-первых, патриотический подъем довольно быстро сменился нарастающим разочарованием в способности власти эффективно руководить страной в условиях затягивающейся войны. Знаменитая «министерская чехарда», когда за два с половиной года войны сменилось 4 председателя Совета министров, 6 министров внутренних дел и 3 военных министра, была прекрасной иллюстрацией этой неспособности. Категорическое нежелание императора пойти на формирование «правительства народного доверия» довольно быстро свело на нет наметившийся было союз между исполнительной властью и Государственной думой, причем теперь в оппозиции оказались не только кадеты, но и умеренные националисты. Крайне неудачной кадровой перестановкой, имевшей далеко идущие последствия, было решение Николая II о замене Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (грамотного и опытного военного, популярного в армии) после неудач 1915-го года на самого себя. В результате порядка и управленческой эффективности не прибавилось ни в Петербурге, откуда император убыл, ни в ставке в Могилеве, куда он прибыл. Еще одним свидетельством некомпетентности верхов явилась в глазах общества фигура Распутина и то влияние, которое он приобрел при дворе; и в Думе, и в народе открыто заговорили об измене.

Во-вторых, уже в 1915 году проявились значительные экономические трудности. Вызванный ростом военных перевозок кризис железнодорожных сообщений привел к сложностям в продовольственном снабжении городов, выразившемся во введении карточек на некоторые товары первой необходимости. Мобилизация нескольких миллионов трудоспособных мужчин и сотен тысяч лошадей подорвала шаткое довоенное благополучие в сельском хозяйстве; ненамного лучше обстояли дела в промышленности, где предприятия, не связанные с военными заказами, вынуждены были закрываться либо сокращать производство. Снабжение фронта также осуществлялось с большими затруднениями.

В-третьих, война привела к маргинализации значительной части общества. Это и беженцы из западных районов империи, утраченных в ходе отступления весны-лета 1915-го (эта неудачная кампания стоила России 1,5% ее территории, 10% железнодорожных путей, 30% ее промышленности; число беженцев достигло десяти миллионов). Это и крестьяне, подавшиеся в города, чтобы заменить ушедших на фронт рабочих. Это и выпускники университетов, ставшие офицерами военного времени, чтобы компенсировать колоссальные потери кадрового командного состава. Все это приведет к значительным сдвигам в сознании этих оказавшихся в совершенно непривычных для них обстоятельствах людей, следствием чего зачастую будет идеологическая и нравственная дезориентация. Крестьяне и рабочие, одетые в солдатские шинели, чем дальше, тем меньше стремились попасть на фронт (неслучайно одной из главных движущих сил октябрьских событий 1917-го станут солдаты запасных и учебных частей, категорически не согласные отправляться в окопы).

В результате этих и иных процессов, упомянуть о которых не позволяет формат статьи, в феврале 1917-го трехсотлетняя династия сошла с исторической арены, и мало кто в России переживал по этому поводу. Однако она сделала это слишком поздно, и демократическое Временное правительство, которому достались в наследство все проблемы как предыдущих лет, так и предшествующих десятилетий, удержать ситуацию под контролем не смогло.

Зачем всё это было? Чему в жертву были принесены миллионы жизней, стабильность и поступательное развитие общества? Ради контроля над Черноморскими проливами? Ради химеры «славянского единства»? Ради той самой «маленькой победоносной войны», укрепляющей мистическую связь между монархом и подданными?

Монархия не извлекла уроков из совсем недавней дальневосточной катастрофы. За что и поплатилась. И Бог бы с ней, но и мы, сегодняшние, продолжаем оплачивать ее самоуверенную недалекость, ибо ее прямым порождением был октябрь 1917 года.

Какие уж тут памятники…