Не последний звонок
Два года назад в проклятой Америке (правда, и в милейшей Канаде тоже) из-за аварии, кажется, на Ниагаре без света остался весь Нью-Йорк, а вместе с ним еще десятки городов и сотня миллионов жителей. Случись у нас такое, мы бы, наверное, просто умерили. А так вроде обошлось.
Во всем, разумеется, виноват он — А.Б. Чубайс. Вообще, по-хорошему говоря, виноват, конечно. Глава РАО «ЕЭС» не должен ходить с вольтметром по трансформаторным будкам и замерять напряжение в сети, но, когда происходят такие чудеса, нельзя спрашивать за всё с какого-нибудь монтера, обвинив его во вселенском катаклизме. То есть и с него тоже, но когда горит одна подстанция, а света нет в столице и четырех областях — это вопрос не к монтеру. Впрочем, подобные истории, они скорее не «почему», а «о чем».
Так вот московский электрошок — это история о том, что террористам вовсе не обязательно взрывать атомные станции или химические заводы — достаточно обесточить какой-нибудь трансформатор. Возможно, даже просто где-то перерезать кабель.
Это история о том, что техногенное общество, компьютеризированное, автоматизированное, со всеми удобствами цивилизации, более уязвимо, чем общество примитивное. Потому что один удар выбивает сразу всё, в первую очередь — почву из-под ног. Потому что мы не можем без света, воды, метро, автомобиля и, потеряв всё это хотя бы на несколько часов, кричим о «конце света».
Это история про искру, из которой возгорится пламя, про дым сначала без огня, а потом и с факелом до неба. Роковая подстанция дурила давно, там и горело что-то, и глючило все последние дни. Не случайно же вышел на балкон человек с камерой, чьи кадры стали теперь знаменитыми. Он вышел, именно чтобы заснять, что там происходит, потому как чуял недоброе и не ошибся — взрыв произошел на его глазах.
Тут мы вернемся ненадолго к пресловутому стрелочнику. Не странно ли, что «Чагино» дымилось несколько дней, но никто даже не задумался, чем это грозит. Между аварией и началом катаклизма фактически прошло столько же времени, как между началом катаклизма и его ликвидацией. У ремонтников была целая ночь в запасе до того, как город сначала станет на ноги, а потом встанет в пробках и тоннелях. А ремонтники даже отказались пустить пожарных, заявив, что справятся сами. Конечно, оборудование старое (и с каждым часом катастрофы оно становилось все старее: официальные лица поминали 1963, 1962, 1958 год), но, перефразируя бессмертного профессора Преображенского, — разруха в головах, а уж потом в проводах.
Вообще мы народ привычный к непорядку. Мне в этот день повезло. С 11 до 12 я проехал через весь город и, слава богу, нигде не застрял. Я даже не подозревал, что случилось. Меня, правда, несколько смутило, что на Кремлевской набережной не работал ни один светофор, а машины ехали местами как-то странно, кто во что горазд, но разве это диво? Все так ездят, и светофоры постоянно не работают то здесь, то там. И воду выключают регулярно — по плану и без, а свет у меня в квартире уже две недели мигает день и ночь не пойми почему. Да и в метро простоять минут десять в душном вагоне не фокус, а уж на автобусы и троллейбусы, пропавшие куда-то навсегда, и вовсе смешно жаловаться. И только когда все это совпало в один день и не в одном месте, а во множестве, только тогда могли появиться подозрения у человека, не слушавшего радио и не знавшего об аварии.
И вот вам, кстати, еще одно. Известно, что даже тяжелую болезнь человек переносит легче, когда точно знает, что с ним происходит. Неизвестность пугает, угнетает, ввергает в панику. Как можно что-то предпринимать, строить планы и искать выходы, когда не понятно, что стряслось? Вот и москвичи, туляки, тверяне, калужане несколько часов не знали, что и почему. Какой-то сбой. Какой? Где? Надолго ли? Теракт или стечение обстоятельств? Кажется, только метрополитен точно знал, что у него происходит. И сразу назвали точное количество составов на станциях и в тоннелях, довольно точное количество пассажиров, попавших в плен. Где поезда ходят, а где нет. Поэтому в метро пострадал всего один пассажир, и был относительный порядок, если о порядке вообще уместно говорит в ситуации хаоса.
Остальные службы были не в состоянии не только информировать население, а сами для себя понять, что у них творится.
Правительство Москвы не могло сообразить, куда делись автономные источники питания, которые оно точно ставило на всех жизненно важных объектах, но которые почему-то отсутствовали или не работали. А может, и присутствовали, и работали, но правительство об этом не знало. Куда пропали сотрудники ДПС, которых всех до единого, включая офицеров, отправили на улицы? И так далее и тому подобное. Никто ничего не знает, никто ничего не может.
Но общество самоорганизовалось и нашло выход из положения. Особого сострадания к ближнему никто не проявлял, а вот о себе позаботиться граждане сумели. Не теряя присутствия духа и оптимизма. И шли по городу довольные, веселые выпускники в белых одеждах с ленточками наперевес. Особенно невероятно ребята смотрелись на Волгоградке, где ко всему прочему еще и канализацию прорвало. Света нет, воды нет, связи нет, транспорт стоит, жарища, машины едут по пояс в дерьме. И идут счастливые молодые люди, окончившие школу. Им повезло. Последний звонок дается по традиции вручную. Для них он все равно прозвенел. Для остальных же этот звонок был отнюдь не последним.