Убийство Юрия Буданова породило в российской прессе опасения, что беспорядки, произошедшие 11 декабря 2010 года на Манежной площади, могут повториться. Однако ситуация остается внешне спокойной. Исследования Левада-Центра дают возможность проследить особенности националистической мобилизации в сравнении с общими процессами гражданской активности в стране.

Объяснять отсутствие уличных выступлений «свойствами массового сознания» россиян, видимо, правильно. Но в чем же эти особенности? Недостаточно просто указать на различие декларативой и реальной готовности протестовать и выходить на митинги, о чем свидетельствуют регулярные опросы общественного мнения. Следует обратиться к исходным причинам и к механизмам коллективного действия, характерным для России сегодня.

После «манежки» существует тенденция преувеличивать угрозу националистических выступлений, недооценивая потенциал «мирной» общественной активности (защита Химкинского леса — один пример в ряду многих). Между тем, и «гражданские» и «не-гражданские» инициативы имеют много общего. В их основе лежат недовольство существующей несправедливостью, широко распространенной коррупцией. Перед ними стоят схожие вызовы — выйти за пределы своего круга, привлечь широкие слои населения. Активисты пользуются схожим набором инструментов (интернет, социальные сети, митинги и др.), хотя и по-разному. Наконец, эти инициативы возникают в едином контексте постсоветского общества, для которого характерны разобщенность, апатия, авторитарная политическая система. Поэтому можно ожидать, что они будут сталкиваться с похожими проблемами, развиваться по схожим сценариям.

Исследования показывают, что за телевизионной ширмой стабильности скрывается весьма конфликтная реальность. Отсутствие разделения властей, взаимопереплетенность власти и бизнеса способствуют разрастанию коррупционного интереса, который все чаще входит в противоречие с общественными интересами. При этом не существует публичного механизма разрешения конфликтных ситуаций, так как суд все чаще встает на сторону властей. Массовые протесты в 2005 году по всей стране, в 2009 году во Владивостоке и в 2010-м в Калининграде нельзя считать случайными — они обусловлены самой композицией сложившейся политической системы. Лишенная механизмов обратной связи, она накапливает массовое недовольство, которое время от времени прорывается наружу в форме массовых протестов, снимающих напряжение, но не решает при этом самих проблем. Спусковым механизмом, событием-триггером могут стать, например, экономические меры правительства, такие как повышение транспортного налога или отмена льгот. Возмущает не только предполагаемое ухудшение материального положения, но и нарушение государством своих обязательств, лишение граждан «причитающегося им по праву». Важно, что такое решение властей воспринимается как несправедливое.

Похожий «мобилизационный» сценарий можно проследить и в митинге на Манежной площади. Участники беспорядков и молодые футбольные болельщики, опрошенные Левада-Центром весной 2011 года, объясняли произошедшее тем, что «в Москве давно такое назревало», «накипело, как себя кавказцы плохо ведут, и убийство это было просто верхом терпения», поэтому «взбунтовался народ». «Народ уже взбесился: сколько можно?! Их убивают. Убивают! А убийц отпускают. Как можно так жить дальше, тем более в столице страны?». «Именно своим безразличием вот этим, что власти отпустили виновных после того, как они застрелили пацана», «этих людей поймали, но потом сразу же отпустили; я считаю это несправедливо». Желание справедливости оказывается чувством, которое объединяет различные — по возрасту, статусу, материальному положению — слои российского населения.

Такое впечатление, что всю осень эмоции искали выхода: летом — убийство Юрия Волкова, уголовное дело затягивается, происходят волнения, которые, однако, остаются под контролем фанатских союзов. 4 ноября неожидано собирает необычайно большое число участников Русского марша. Беспорядки декабря начинаются на следующий день после убийства Егора Свиридова пикетом у районной прокуратуры с требованием арестовать других кавказских участников драки. Пикет выливается в перекрытие Ленинградского шоссе и, через несколько дней, в митинг в центре столицы. Наружу прорвались смешанные эмоции. Среди опрошенных преобладало общее недовольство ситуацией в стране, правительством, которое «очень многое делает для себя, но не думает, как населению плохо», «для себя, а не для людей», «думает, как набить свой карман, а не сделать так, чтобы всем было хорошо», отсутствие ясных жизненных перспектив, смутные представления о будущем. «Ждем лучшего, но вот что будет дальше — один Бог знает… если судить по тому, что происходит сейчас, конечно, худшее только будет». Особую остроту социальные проблемы приобретают, если они объясняются в этнических терминах: коррупция, которая воспринимается как норма повседневного существования («взятки ни для кого не секрет», а принимаемые меры — «показуха», «все будет так же, как и было»), оказывается неприемлема, если дает преимущества приезжим перед «русскими» — «милиция защищала этих нерусских, вот это взбесило».

Поначалу казалось, что убийство Буданова может спровоцировать беспорядки. Действительно, ему как (бывшему) полковнику федеральных сил  в Чечне, воевавшему на стороне «своих», сочувствует до 60-65% россиян. В убийстве обязательно будут искать «чеченский след», что постараются использовать националисты. Однако эта смерть оказалась понятна большинству и, отчасти, ожидаема. Согласно массовым опросам Левада-Центра, в 2003-2004 годах практически никто не отрицал самого факта совершения Будановым убийства. Более трети (36%) говорили тогда, что в произошедшем нет ничего экстраординарного — это «типичное явление». В такой ситуации у большинства населения не должно вызывать удивления, что бывшего полковника в конце концов настигло возмездие. Хотя беспорядков на этот раз не последовало, с большой долей вероятности в будущем можно ждать повторения событий — ведь социальные проблемы, которые привели молодых людей на площадь, не решены и недовольство будет продолжать расти. Об этом говорили сами потенциальные участники — респонденты Левада-Центра: «еще раз такая ситуация случится, где-нибудь человек погибнет от рук кавказцев, а правительство закроет на это глаза, и люди выйдут»; «мы все готовимся, собираемся, обсуждаем эти темы, подготавливаемся».

Что касается организационной составляющей беспорядков на Манежной, то среди опрошенных преобладало мнение, что события развивались стихийно. Быстрой мобилизации способствовал индивидуальный «боевой» опыт футбольных болельщиков. Частые столкновения с милицией научили молодых людей обращаться с сотрудниками правоохранительных органов, избегать их, когда это необходимо (такой же опыт приобрели за последние годы активисты несистемной оппозиции, а, по словам эксперта, отличить «фашиста от антифашиста» зачастую бывает очень сложно), закалили в регулярных массовых драках — с фанатами других команд, с представителями этнических меньшинств.

В организации многих новых общественных инициатив, в которых городская молодежь составляет значительную долю участников, большую роль играет интернет. Молодые люди 18-24 лет — самая активная категория интернет-пользователей, по своим привычкам и навыкам сильно отличающаяся от зрелых граждан. Большинство молодых фанатов (как и молодых гражданских активистов) по нескольку часов в день проводят в социальных сетях, «часто там сидим, общаемся, списываемся, назначаем встречи». Самая популярная сеть «ВКонтакте» используется «для обсуждения дальнейшей игры, когда там игра, как мы пойдем, во сколько мы пойдем, с чем мы пойдем». Планирование коллективных мероприятий в интернете становится для молодых россиян рутиной, что коренным образом отличает их от старших поколений.

Общее информационное пространство болельщиков поддерживают и другие интернет-ресурсы: форумы, спортивные сайты. Так что фанаты московских команд в регионах в курсе основных событий, тем, происшествий: «сидим, общаемся, списываемся, назначаем встречи, смотрим, что происходит, что люди пишут», «мы списываемся в интернете с друзьями, как бы любительское сообщество, мы встречаемся, обсуждаем все, что происходит». Особое место занимает обмен видео (в тех же социальных сетях и на ютубе): «в интернете видео везде, на всех ресурсах был номер следователя, который вел дело; звоните — узнавайте», «четверых (замешанных в убийстве Свиридова) отпустили; один где-то там спрятался на Кавказе; интервью дает, видеозаписи».

Большое значение имеют видеоролики и для гражданских инициатив — достаточно вспомнить, как начинал раскручиваться скандал с ДТП на Ленинском проспекте. На особую роль видео в формировании современных молодежных сообществ указывал в одном из исследований Левада-Центра лидер «мирного» молодежного спортивного сообщества: «Каждый скидывает свои видеоотчеты. Люди делятся опытом. Все, чем мы занимаемся, можно только на видео отразить, это эффектно, это круто. Молодежь читать не любит, а видеоролик можно седлать без проблем, надо просто идею подобрать!».

Интернет — инструмент, который каждый использует на свой лад. Например, для помощи людям или бездомным животным: «у нас просто группа людей, которых объединила тема помощи животным. Основная идея — помогать животным, которые попали в беду, помочь найти им дом, чтобы у них были новые хозяева». Или для планирования нападений на представителей других национальностей: мы с друзьями регулярно «просто списывались (в социальных сетях), они сообщали мне о том, что сегодня будет такая вот акция (против кавказцев) и присылали, во сколько она будет… грубая акция». «Так бы мы и не встречались, если там (в социальных сетях) не общались. Потом собирались, находили кавказцев и выгоняли отовсюду, избивали».

Любая общественная активность подстраивает интернет под себя. Новые гражданские инициативы в социальных сетях принципиально открыты для присоединения любых новых сторонников, так как это означает практически неисчерпаемый источник денежных пожертвований, вещей, волонтерского труда. «Приятно общаться с единомышленниками, но в основном круг общения у нас все-таки разный с этими людьми». «Наша группа, в ней разные люди собрались, разного возраста, разного пола, разного социального статуса… люди очень разные». Сетевые сообщества футбольных болельщиков, напротив, оказываются полузакрытыми структурами. Доступ в них открыт только для тех, кого опознают как своего, если «они идут за правое дело, как и мы». Некоторые здесь вообще «не видят смысла» знакомиться в интернете с новыми людьми: «если я хочу знакомиться, то знакомлюсь с ними в реальной жизни, не в социальных сетях». Наконец, крайние националистические группы отличает высокая степень секретности и осторожности: «лучше действовать тихо», «мы ничего не планируем по социальным сетям и по телефону, потому что все это будет известно».

Интернет сыграл свою роль в мобилизации националистически настроенной молодежи во время беспорядков на Манежной площади. Отдельные ультраправые группы наверняка участвовали в организации массовых выступлений в декабре 2010 года, перехватив инициативу у фанатских «фирм». Но скорее всего им удалось лишь на какой-то момент оседлать поднявшуюся волну недовольства, представить происходящее в выгодном для себя свете, но не управлять ситуацией.

Вернемся к параллелям с массовыми гражданскими протестами 2005-2010 годов. В каждом из них появлялись люди или группы, стремившиеся выступать от лица большинства. Новые лидеры готовы были идти на переговоры с властями в обмен на уступки и признание собственного влияния, но политическая система обнаружила предельную закрытость и неспособность к инкорпорированию новых идей и людей. В условиях быстро наступившей разрядки лишь единицы активистов смогли использовать свой авторитет, заработанный в чрезвычайных условиях. Созданные ad hoc «организации» оказались не приспособлены к повседневной, рутинной работе. В итоге, когда массовый протест пошел на убыль, многие новые гражданские активисты быстро растеряли свое влияние и практически все исчезли из публичного пространства.

Можно ли ожидать, что усилия националистов увенчаются большим успехом? Специалисты центра «СОВА» указывают на то, что проблема маргинального положения националистических групп осознана публичными лидерами давно, а в 2010 году попытки расширить социальную базу движения русских националистов интенсифицировались. Появились или были расширены новые «спортивно-оздоровительные», «демографические», «экологические», «культурные» и даже «правозащитные» инициативы ультраправых. Националисты и представители несистемной оппозиции часто конкурируют за одних и тех же людей. «Рядом с нами всегда было много молодежи, — рассказывает Левада-Центру представитель умеренной националистической организации, — это такие люди с активной гражданской позицией, которых не устраивает что-то в современном обществе, в современном мире… поэтому я своей деятельностью делаю упор на молодежь, на студентов, на старших школьников, это наш основной контингент». В условиях сознательной маргинализации и подавления властью любых массовых общественных инициатив грань между националистическими и «гражданскими» группами оказывается очень зыбкой. Правые идут на сознательное участие в кампаниях защиты Химкинского леса, пострадавших Кашина и Бекетова, так как это придает им благопристойный вид. Участие многочисленного правого десанта в «Антиселигере» — шаг в этом же направлении. Это, видимо, также означает кризис (или конец?) Химкинского «движения», которое не принесло ощутимых результатов и затухает, так как его идеи не были подхвачены политическими партиями, а лидерам не нашлось места в существующей политической системе — повторяется обычный сценарий.

Взаимное сближение гражданских и националистических инициатив в перспективе может представлять гораздо большую угрозу, чем отдельные (хотя и повторяющиеся время от времени) всплески насилия. Оно также означает, что несистемная оппозиция не в состоянии выйти за пределы узкого круга постоянных сторонников, тогда как националисты добились определенного успеха на этом поприще. Жесткая, советская по своей сути иерархическая структура оппозиционных организаций препятствует обновлению их кадрового состава и корпуса идей. Они действуют в логике  существующей политической системы, когда главными являются задачи захвата, передела и удержания власти. Альтернативой этому могла бы стать кропотливая работа по сбору, артикуляции и представлению интересов различных социальных групп, ведь именно с этого начинается публичная политика. Однако задачи построения современной партии «снизу» представителями несистемной оппозиции никогда всерьез не обсуждаются. Невнимание политиков к групповым интересам оборачивается нежеланием населения поддерживать бесполезные для себя структуры. Этим оппозиционеры вносят свой вклад в поддержание существующей политической системы, во многом основанной на бездействии населения. Между тем, авторитарный характер российской власти и отстраненность несистемной оппозиции от наиболее влиятельных информационных каналов служат удобным оправданием собственной неконкурентоспособности.

Борьба националистических групп за легитимный статус, попытки политиков, от Жириновского до Навального, заигрывать с ультраправыми силами, использование новейших технологий (интернет, социальные сети и проч.) для мобилизации и организации сторонников, закрытость и конфликтность политической системы, которая неспособна разрешить нарастающий конфликт общественных и коррупционных интересов, могут в совокупности привести к радикализации общественной активности. И к ужесточению давления со стороны российской власти.

Статья написана по материалам исследования Левада-Центра, проведенного в сентябре 2010 – апреле 2011 года при поддержке National Endowment for Democracy

Автор - социолог Левада-Центра

Фотография РИА Новости