Отвечу сразу: очень легко — просто потерять паспорт. Или, говоря юридическим языком, «утратить» по некоторым причинам. Впрочем, причины эти тоже мало кого волнуют.
Помню, раньше я удивлялась, читая какие-то необыкновенные приключения, описанные авторами ЖЖ. И думала: «Не, ну вот случается же с людьми, а у меня как-то все обычно. Ни эпопеи с недошедшим письмом по Почте России, ни увлекательной истории про то, как я бухала в прошлую пятницу в Воронеже, а проснулась в следующий понедельник где-нибудь в Лисках».
Вуаля. В итоге случилась история, после которой я окончательно убедилась в том, что моя страна — дерьмо.
17 ноября около 10 часов вечера мы нашли на остановке бабушку, скорчившуюся от холода на лавке. Согласна, что фраза «нашли бабушку» звучит дико, тем не менее, это так. А «мы» — это я и моя девушка Ира — представители весьма нелюбимого в этой стране ЛГБТ-общества, которое занимается «пропагандой гомосексуализма среди несовершеннолетних».

Бабулька ясно представилась Анной Васильевной Завьяловой 1938 года рождения. Вроде не бомж, не пьяная, согласилась, чтобы мы купили ей чай, и попросила бутерброд с куриной грудкой. «Такой мягенький и без капусты. Я его как раз есть могу», — сказала она беззубым ртом. Хотя нет, вру, зуб у нее есть. Один. 

Температура на улице ниже нуля, темно. Рядом люди — автобусная остановка все же, но все стоят спиной к нам. Мы переглянулись и позвонили в милицию — узнать, какой социальной службе в таком случае можно передать старушку.
— Машина выехала, — ответила по телефону диспетчер.
Минут через 15 рядом остановился полицейский бобик. Оттуда вразвалку вылезли три здоровых мента под метр девяносто. Улыбаются. «Ну и зачем вы нас вызвали? — спрашивают с усмешкой. — Эта бабушка уже лет пять тут сидит. Вы думаете, чем мы можем ей помочь?»
— Ничем, — отвечаем, — Просто хотели спросить у оператора, куда можно определить бабушку на ночь.
— Понимаете, что все звонки записываются?
— И что?
— А то, что мы должны выехать на каждый вызов. Так что пойдем теперь писать заявление о ложном вызове.
Еле влезла на высокое заднее сиденье со своим метр шестьдесят.
«Начальнику городского управления милиции подполковнику Владимиру Котову. Далее пишите от кого, по какому адресу проживаете, — диктует мне полицейский. — Далее описываете, почему обратили на старушку внимание. Ага, поздно ночью сидела на остановке. В одиночестве? Вы шутите? Да вы знаете, сколько их по городу сидит в одиночестве!? Дальше что?»
— Дата и подпись, — отвечаю я.
— Как бы ни так. Пишите: к моменту приезда милиции бабушка скрылась в неизвестном направлении. Что смотрите? Пишите-пишите. А не будете в следующий раз нас вызывать. Вы поймите, что не мы плохие, а структура милиции прогнила насквозь. Мы ничем не можем помочь. В обезьянник забрать можем только на три часа и то при условии, что бабка нарушала общественный порядок, то есть ругалась матом и дралась. Так если я так сделаю — меня все отделение засмеет! А приютов у нас в городе нет.

— Поймите, — объясняет мне здоровый мужик, как первоклашке, — в этой стране бездомные никому не нужны, и милиция тут не поможет. Эту структуру саму опустили ниже плинтуса.
А уйти гражданка Завьялова сама не могла. В эту ночь мы повезли ее в пустую квартиру на такси. Шла она еле-еле.

Квест

Следующим утром запах немытого человеческого тела мы почувствовали еще на лестничной площадке. Бабушка сидела на постеленных нами одеялах и сетовала, что разлила перекись водорода из пузырька. Ею она обрабатывала раны на ногах, которые превратились в сплошное гнойное месиво почти по самые колени. «Скорая» приехала через 15 минут.
Пока Анна Васильевна рассказывала о том, что в пять лет она была узницей концлагеря вместе с матерью, мы думали о том, что старушка — «мертвая душа». Никаких документов у нее нет, в том числе паспорта и страхового свидетельства. Единственное, в чем мы убедились за это утро — ее дом, Мурманский переулок, 35а, действительно сгорел. Это одноэтажное дряхлое зданьице с проломленной крышей и заваленным мусором входом в калитку. Соседский мужчина в домашних трико и куртке на голое тело сказал, что дом сгорел около 10 лет назад, а «бабка была еще той поберушкой».

«Весь мусор в дом тащила, вот он и загорелся однажды. А еще у нее сноха «черная» была. Ну вы поняли, что это значит. У бабки и сейчас родственники есть, которые смерти ее ждут. Да на кой хер кто кому нужен в этой стране?! Вот и вы не занимайтесь этим — мой вам совет», — сказал он.
Примерно через час Анна Васильевна уже охала в машине «скорой помощи» на колдобинах дороги у подъезда в городскую больницу №3.
«Что? Бездомная? Без документов? Тогда везли бы в БСМП (больница «скорой медицинской помощи»), зачем же сюда? Ммм... а ногу отнимать не надо. Это не гангрена, больше похоже на запущенный тромбоз вен. Ну ладно, берусь. Тут попахивает квестом, а я это люблю. Закатывайте ее», — сказал худой уже седоватый хирург Алексей Алексеич и побежал перекурить.

Тем временем закатить оказалось не на чем — все сидячие каталки заняты.
— А сколько их у вас всего? — спрашиваю.
— Две.
— Не жирно.
— Модернизируемся. Раньше полторы было, — ерничает врач.
Правду говорят, что хирурги отличаются специфическим юмором. А случай действительно оказался началом квеста.
Завтра будет уже неделя, как наша бабушка лежит в хирургическом отделении этой больницы и раз в день за двадцать минут преодолевает десятиметровое расстояние от палаты до перевязочной и обратно.

Этот пост в своем ЖЖ я опубликовала 24 ноября. С того времени прошло больше месяца, но фактически дело не сдвинулось. Больше месяца назад мы сдали документы на получение нового паспорта для бабушки. Эту бумажку гражданина нам не сделали до сих пор, а у старушки все так же нет даже страхового медицинского полюса. Из первой больницы бабулю выписали спустя три недели, пришлось ее тащить в другую. Там, судя по письму из областного департамента здравоохранения, мы можем оставить ее лишь на месяц. Но куда обращаться потом? Оформление в Дом престарелых длится около двух месяцев, но это при условии наличия паспорта. Приютов в городе нет. Сотрудницы социальной службы в растерянности. Говорят, впервые столкнулись с такой ситуацией, и виновато смотрят в пол.

Воронеж