Ах, это сладкое слово — «переговоры»! Это вам не «лобовая атака» и даже не «прорыв омоновской цепи». Языком молоть, как известно, не мешки ворочать. Переговоры — это стол, вежливые рукопожатия, снующие секретарши, чай с лимоном, наконец — благолепный Алексей Леонидович Кудрин, чье имя все чаще упоминается именно в контексте манящей перспективы решать проблемы будущего любимой родины не на промозглых московских проспектах под мрачными ментовскими взглядами, а в тиши дубовых кабинетов. На уходящей неделе слово «переговоры», кажется, уже плотно вошло в лексикон всех заинтересованных лиц. Пока, правда, только с одной стороны. Я, кстати, живо представляю себе первый раунд такой встречи…

Путин: Раскрываю, Леша, объятия навстречу твоему, б…дь, зарождающемуся гражданскому обществу. Теперь Удальцов будет получать не по пятнадцать суток административного ареста, а по десять… Ну, как инициативка, впечатляет?

Кудрин (широко улыбаясь и часто кивая головой): Это совершенно блестящее предложение, Владимир Владимирович, оно несомненно открывает новую страницу во взаимоотношениях власти и общества и будет должным образом оценено всеми участниками процесса, но все же…

Путин (мрачно): Что-то не так?

Кудрин: Да, я тут подумал, может, в качестве жеста доброй воли… ну, чтобы они уже совсем растаяли… Если не десять, а восемь суток? Двое суток всегда можно накинуть, а звучит масштабнее.

Путин: Не-е, ну ты, б…дь, наглец, честное слово! Говорил мне Слава (вечная ему память), вам только палец в рот положи… А всего-то вывели сто тысяч на улицу. Знаешь что, давай так — выведите сто пятьдесят, будет восемь суток Удальцову.

Кстати, совсем не праздный вопрос: а кто, собственно говоря, станет представлять «ту сторону»? Владимир Путин? Я не знаю ни одной оппозиционной политической организации, чей актив дал бы добро на проведение подобного рода переговоров с Путиным. По крайней мере, «Солидарность» (чей вклад в организацию митинга на проспекте Сахарова стал, конечно, определяющим) точно никого не делегирует из своих рядов решать с ним вопросы будущего общественно-политического устройства России. Судьба Владимира Путина может быть предметом переговоров, но сам он стороной таких встреч — никогда!

Но если не Путин, тогда кто? Ясно же, что пока он единственный центр власти в России. Возможно, ситуация начнет меняться, расшатываться, возникнут какие-то неожиданные сюжеты, новые люди, но сейчас об этом явно рано говорить. Впрочем, не вполне понятно и то, кто должен представлять оппозицию?

Например, известный журналист и «министр финансов» митинга на проспекте Сахарова Ольга Романова считает, что со стороны «улицы» должны выступать ни в коем случае не политики, а как раз, что называется, общественные деятели. Те, за кого голосовал «Фейсбук». Я, в принципе, полностью поддерживаю такой подход. Но только если предметом таких переговоров станет, так сказать, духовная сфера. (С которой, кстати, у нас тоже далеко не все благополучно.) Например, проблемы музеев, театров, просветительская деятельность, отсутствие должного внимания к развитию культуры, искусства и т.д. Мне довольно сложно себе представить, что, скажем, культовый телеведущий, последовательный борец за свободу слова и автор бессмертной программы «Намедни» Леонид Парфенов готов обсуждать формат переходного периода или особенности выборного законодательства. И дело вовсе не в компетенции. Мне кажется, ему просто скучно будет это обсуждать.

Словом, с какой стороны на проблему возможных контактов с представителями власти ни взгляни, становится более или менее понятно, что она пока не актуальна — «улица» выдвигает определенные требования, которые властью совершенно цинично и хладнокровно игнорируются. Что же тут обсуждать? Ясно, отчего это происходит. Власть, конечно, удивлена и обескуражена тем, что оппозиционные митинги вдруг стали такими многочисленными и яростными. Ее это раздражает и нервирует. Но она пока не испугана. (А следовательно — не готова к диалогу). А знаете почему? Потому что мы еще не начали ее пугать по-настоящему. Нам это только предстоит…