Стереть с лица улыбку при обсуждении демократических блужданий от Абая к Окуджаве и обратно не так трудно, как кажется. Нужно придать разговору исследовательский характер, вспомнить Белоруссию и проследить, как массовый протест безнадежно сводится в итоге к уличному перформансу, зажигательность которого с каждым новым выступлением ОМОНа становится все более натянутой. А потом меркнет вовсе, вместе с последними вожаками и надеждами всколыхнувшегося вроде бы народа.

Впрочем, сравнивать  бурлящую  Москву с Минском и без этого стало так же банально, как считать задержания Удальцова. Некоторые романтики, правда, в происходившем у Абая видели прообраз киевского Майдана, но и в этом не было особой новизны. Когда-то так же, после очередной элегантной победы Лукашенко в Минске, на морозной площади поставили несколько палаток, сквозь которые тоже хотелось увидеть оранжевый просвет.

Те палатки снесли под предлогом учреждения катка, и никто даже не улыбнулся — власть это сделала настолько походя, будто не замечая эту оппозицию вовсе. Спустя несколько лет пришедших под стены белорусского правительства били с той нещадностью, которая и дала несомненный повод вспомнить о Минске участникам «Марша миллионов», и споры о том, кто виноват, теперь могут поссорить даже самых крепких друзей.

Кто виноват в том, что в ночь с 19 на 20 декабря 2010 года в городе Минске белорусский спецназ разбивал головы гражданам, которые вышли на площадь? Или у кого-то имелись иллюзии насчет Лукашенко? Или насчет московского ОМОНа, которому наконец дали долгожданный приказ отвести душу?

В Белоруссии в результате злодеяния режима оппозиционное поле, и без того не слишком цветущее, зачищено так же, как, по уверениям московской власти, вытоптаны газоны на Чистых прудах. И кому теперь интересно, что на Болотной Кремль в итоге выиграл так, как выигрывает во всем — лживо и ломая через колено? Кто-то не знал, что он только так и умеет? Кто-то впервые услышал, что власть играет, во-первых, белыми, во-вторых, без правил и, в-третьих, оставляя за собой право при желании перевернуть доску?

Подумаем о хорошем — хоть пару абзацев. Допустим, что у оппозиционных вожаков цели самые благородные, они уважают тех, кто идет за ними, и в каждом из них уверены, как в самих себе. Может быть, они не догадываются, что власть,  готовая на все, непременно внедрит в толпу провокаторов? Или они и в самом деле думают, что ради такого саморазоблачения власти не жалко почек протестующих?

А может быть, идущим во главе колонны идеалистам невдомек, что власти на самом деле вовсе и  необязательно внедрять провокаторов, потому что толпа, какими бы лозунгами она ни украшала свои колонны, и есть толпа. И по закону толпы, и по закону больших чисел, и по другим законам, сводящим разных людей в одну оппозицию, в этой толпе неизбежно найдется нужное количество желающих покидать камни.

И если наш идеализм имеет хоть какое-то право на жизнь и если вожаки все это не понимают, их надо держать подальше от любой толпы и от любого протеста. И даже не хочется думать, где их надо держать, если они это на самом деле прекрасно понимают.

Но как бы все было просто, если бы дело было только в этих вожаках! Как бы это было упоительно —  преисполниться брезгливой отстраненности и заявить, что других вожаков нам при имеющемся политическом устройстве не видать.  Но ведь все еще объективнее и потому хуже, и дело не в скверном исполнении: при таком устройстве и таком сценарии просто нет других ролей. Наш демократический кастинг объявляется только на роль Навального, на роль Удальцова и, может быть, еще на роль Собчак.

Никто не виноват в том, что интрига этого самодеятельного действа на тему пробуждения оппозиции в условиях вертикали власти состоит в том, что каждый его участник обречен на участие в какой-нибудь провокации, и мирная эйфория первых митингов сменяется пониманием того, что другой тактики просто нет — ни у власти, ни у оппозиции. Вопрос лишь в количестве витков спирали, которые нужно пройти. Первая Болотная, проспект Сахарова, Белое кольцо… Что потом? Потом всегда и всюду — вторая Болотная. Чистые пруды.  Хорошие студенческие лица, деревенские дурачки, провокаторы, скрытые и явные, спецназ, сидящий на земле Удальцов, Абай-Окуджава-«Баррикадная», люди с пропиской на Чистых прудах. Они все смешались, уже не важна последовательность событий — она может быть любой, важно, что все они  по  правилам жанра терпеливо работают на тот момент, когда у кого-то сдадут нервы  или когда они не могут не сдать и все можно. 

Если бы речь не шла о разбитых головах, о риске реального вооруженного противостояния, можно было бы сказать, что сама по себе провокация — нормальная политическая технология и в ней нет ничего постыдного. Если у нее, конечно, имеются, смысл и цель.  В нашем же случае все страсти кипят из-за одного-единственного сакрального вопроса, того самого — кто начал первым?

И это самый большой, бессовестный обман, потому что предводители с обеих сторон прекрасно знают, что это как раз совершенно неважно. Отсутствие ответа — источник вечного вдохновения для обеих сторон. Тех, кто пылает к власти справедливой ненавистью, не надо убеждать в том, что власть либо сознательно начала избиение, либо спровоцировала мирных манифестантов профессиональной организацией давки, либо, на худой конец, накинулась на людей, которых сама довела до отчаяния и бунта.  Последние два варианта признают часть вины за протестующими. Но она тут же снимается, потому что власть, как давно известно, отвратительна. 

И это правда. Только ведь подлость ситуации в том и состоит, что эта отвратительность не является смягчающим обстоятельством, как это, кажется, в оппозиции принято повсеместно считать. Кто бы ни начал первым,  формально под дубинки и вообще на возможное столкновение ведет людей оппозиция.  Она  и только она несет ответственность хотя бы поэтому, но это как раз не самое главное. Важнее то, что потом, когда все случится, власть в отличие от оппозиции не будет нуждаться  в оправдании — все ведь с самого начала знали, что ей оправдания нет. Она избавлена от объяснений с избиваемыми согражданами, поэтому она всегда играет белыми. Хорошая мыслящая оппозиция в этом смысле как хорошая журналистика: то, что власть играет без правил и всегда оставляет за собой право перевернуть доску, не аргумент и не повод для снижения собственной планки —  интеллектуальной, организационной или политической. Это всего лишь аксиома. Разоблачать власть сегодня незачем и не перед кем. Десятки тысяч, которые прошли через Болотную и Сахарова, сотни тысяч, которые про это читали в Сети, и миллионы, которые ничего про это не знают, давно осведомлены об особенностях своей власти. Они  не нуждаются в новых ее разоблачениях — в этом,  в том числе,  и суть переживаемого момента.  

И потому при любом раскладе, будь то хоть марш за честные выборы, хоть революция, за кровь власть ответственности не несет. Или кто-то не знает, что наша  власть по определению безответственна, и разве не по этой причине, в частности, люди идут на площадь? 

И в этом — почти трагедия времени: оппозиция может быть либо смешной, либо скучной, либо страшной. Хорошего и простого ответа на исполненный злого сарказма вопрос, зачем тогда вообще нужна оппозиция, нет.

Есть лишь одно предположение — ничуть не более циничное, чем сидячая забастовка Удальцова на «Марше миллионов». В Минске два года назад оппозиция была разметана не только дубинками ОМОНа. Каким бы ни был режим Лукашенко, который никого не удивил, окончательному  разоблачению подверглись тогда и те, кто с ним боролся. Может быть, не последним по значимости последствием московской оппозиционной зимы-весны станет аналогичный сюжет и у нас: место для новых лидеров будет объявлено вакантным. Может быть, его долго никто не займет — это не страшно, особенно если кастинг объявят на новые роли.  Умение выжить в автозаке и сухой голодовке уже не будет главным.  Новой оппозиции потребуется научиться не только оставаться в живых.  Ей потребуется быть такой, чтобы за нее было не стыдно голосовать — даже зная, что голоса украдут.

Фотографии РИА Новости