У них «нет общей платформы, там не с кем разговаривать», — заявил как-то об оппозиции Владимир Путин. Вслед за ним на все лады это стала повторять вся кремлевская дворня. «Мы должны понять, что внесистемная оппозиция — это некое единение неумеющих», — высказался на днях в эфире «Радио Свобода» Олег Попцов. Воры, укравшие у народа власть, вся их свита, вся чиновная челядь, присосавшаяся к государственной кормушке, изо всех сил делают вид, что у протестного движения нет ни конструктивной программы, ни ясных целей, ни обозначенных лидеров. То есть по ту сторону баррикад все такие тупые и беспомощные, что нет даже почвы для разговора. Так они объясняют самим себе и окружающим свое нежелание дискутировать с оппозицией.

Между тем, все обстоит ровно наоборот. У протестного движения не то, что нет программы, у него этих программ много. По той простой причине, что протестующие сегодня не только многочисленны, но и разнообразны. Есть ясная программа либеральных преобразований у «Солидарности», желающей видеть Россию демократической и правовой страной. Есть программа у партии «Яблоко», стремящейся сделать Россию демократическим, справедливым и социальным государством. Есть предельно ясная программа у «Левого фронта»: приход к власти в стране пролетариата, «свержение буржуазного строя власти буржуазии и бюрократии» и воссоздание СССР. Есть свои программы у националистов, мечтающих о России для русских и Москве для москвичей. Оставив до другого случая оценки как самих этих программ, так и перспектив сотрудничества всех составляющих этой странной политической мозаики, констатируем лишь, что у всех есть общее недовольство режимом беззакония г-на Путина и несменяемостью власти в России.

Ссылки на отсутствие у оппозиции программ и лидеров — пустые отговорки. Даже при очень низком IQ членов путинской команды, они могли бы найти себе среди оппозиции оппонентов по плечу. Власть отказывается говорить с обществом для того, чтобы любую оппозицию объявить недостойными спора смутьянами, революционерами, насильниками и экстремистами. Которых надо не переубеждать, а сажать.

Между тем, пока власть занимается самовнушением и громоздит об оппозиции горы лжи, на свет рождаются новые программы и не умолкают споры о том, что надо сделать для нормальной жизни в России. Все более популярной становится мысль о том, что эволюционные изменения уже невозможны, что точка невозврата пройдена. Новые программы, такие, например, как «Майские тезисы», предусматривают кардинальные изменения системы власти, Конституции, всего государственного устройства. Само по себе это, может быть, и неплохо, но для того, чтобы добиться выполнения сегодняшних требований протестного движения, реформа государственного устройства вовсе не обязательна. Достаточно досконально исполнять законы. И не столько гражданам, сколько институтам государственной власти. Берусь доказать это с Уголовным кодексом в руках.

Главное требование протестного движения — честные выборы. Защита избирательных прав в достаточной мере обеспечивается двумя статьями Уголовного кодекса — 142 («Фальсификация избирательных документов, документов референдума») и 142.1 («Фальсификация итогов голосования»). При полноценном применении этих статей (а там сроки наказания до 3-х и 4-х лет лишения свободы) мало у кого появилась бы охота рисковать своей свободой ради интересов одной партии или одного кандидата. Под фанфары загремели бы все любители фальсификаций — от рядового председателя участковой избирательной комиссии до «волшебника» Чурова.

Неправомерный отказ зарегистрировать гражданина кандидатом в депутаты или на должность президента карается по ст. 141 УК РФ («Воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий») до 4-х лет лишения свободы. По этой же статье легко поехали бы в места не столь отдаленные и те, кто незаконно препятствует предвыборной агитации.

По статье 144 УК («Воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов») угодили бы на скамью подсудимых те, кто придумывает для средств массовой информации стоп-листы, черные списки или указывает какие материалы поставить, а какие снять. Один звонок из Кремля в редакцию Первого канала телевидения с «настоятельным советом» — и кремлевский чиновник в полном соответствии с законом превращается в уголовного преступника. До 6 лет неба в клеточку!

Незаконно, без судебного решения прослушали чей-то телефонный разговор и отдали распечатку в прессу — извольте по статье 138 УК («Нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений») на срок до 4-х лет. Сколько бы любителей прослушивать разговоры оппозиционеров могло бы к сегодняшнему дню уже париться на нарах!

Не разрешили без достаточных оснований провести митинг — до 5 лет лишения свободы по статье 136 УК («Нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина»).

И так далее.

У нас не очень хорошее законодательство, особенно уголовное, но если бы оно действовало, то его вполне бы хватило на то, чтобы защитить институты демократии в России. Для того чтобы иметь реальный парламент и формировать власть по мандату народа вовсе не обязательно срочно переустраивать государство и менять Конституцию. Более того, само по себе изменение законов ни к чему не ведет, если на практике они применяются избирательно — и в отношении статей, и в отношении подсудимых. Иначе говоря, проблема в том, что действующие законы не исполняются.

И тут мы подходим к самому интересному. Правоохранительные органы умышленно и систематически не исполняют требования уголовного законодательства, когда его нарушают представители государства. Правоохранительные органы становятся важным звеном в цепочке криминальной преступности, организованной государственной властью. На преступления, совершаемые членами своей преступной группировки, они смотрят сквозь пальцы. И это вполне естественно — с какой стати преступникам заботиться о поддержании законности? Таким образом, обращаться к государству в поисках судебной защиты в большинстве случаев становится делом совершенно абсурдным. Особенно на фоне того, что никем не избранный парламент принимает законы, защищающие не общественные права, а интересы уголовных преступников во власти.

Однако это не означает, что право вообще перестает существовать. Просто защита его становится общественной обязанностью, которую некому делегировать, как это происходит в правовых государствах. Мы должны сами защищать право от государственной преступности. Мы должны сами отделять законы, принятые в интересах общества, от законов, принятых в интересах уголовной власти. Дело это тяжелое, трудоемкое и недолговечное. Логичнее всего в такой ситуации создавать новую государственную власть. По существу, это и есть революция.

Однако в том случае, если обществу удастся отстоять авторитет закона силой общественных протестов, можно обойтись и без революции. Это в случае успеха. В случае неудачи останется только уповать на везение. К тому же неизвестно, какая это будет революция — бархатная или наждачная.

Коллаж ЕЖ