Ожидания Владимира Путина, что он, как и при первых двух сроках, будет принят как свой в кругу мировых лидеров, не оправдались.

Путин не поехал в Чикаго на саммит G8. Путин не поедет в Лондон на Олимпиаду. Его первым выездом за рубеж стал визит к Лукашенко. Но самое, конечно, поразительное произошло после того, как Путин из Белоруссии полетел в Берлин и Париж в прошлую пятницу. Центральным вопросом этой поездки стал вопрос о Сирии, и тут Путин очутился в полной изоляции.

Сначала он приехал в Берлин, где перед его визитом министр иностранных дел Гидо Вестервелле заявил, что «позиция России по отношению к Асаду играет ключевую роль в сирийском кризисе». Путин заехал в Берлин всего на четыре часа (при этом, как водится, опоздал к Меркель на 40 мин.). Сотни противников Асада окружили место его встречи с Ангелой Меркель и скандировали проклятия. Все западные СМИ писали о разгрузке набитого оружием «Профессора Кацмана» в Тартусе. На пресс-конференции, однако, Путин не нашел ничего лучше, как заявить, что он не поддерживает ни одну из сторон и не «поставляет таких вооружений, которые могли бы быть использованы в гражданском конфликте».

Я вот до сих пор нахожусь в глубокой задумчивости. Что же это такое — оружие, которое «не может быть использовано в гражданском конфликте» в стране, где правительство лупит по всему, что движется, из артиллерии и танков? А уж с учебными самолетами «Як-140», которые сирийское правительство вдруг с началом беспорядков возжелало срочно закупить у России на 550 млн долларов, дело обстоит ровно наоборот. В современном воздушном бою они не годятся; а вот безоружную толпу, если поставить на них пулеметы, можно расстреливать просто замечательно.

В Париже дело пошло еще хуже: французские СМИ называют встречу Путина с Олландом «ледяной» и «диалогом глухих». Дошло до того, что на пресс-конференции в ответ на вопрос журналистки: «Как вам Олланд?» — Путин угрюмо промолчал, а потом вдруг заявил, что Асад ездил в Париж чаще, чем в Москву.

Такое впечатление, что Путин в глазах мирового сообщества стремительно превращается в лидера-изгоя вроде Мубарака, Каддафи и того же Асада. Отчасти это можно объяснить – не мог же Путин не идти на третий срок (свои порвут), и не могут же западные лидеры совсем игнорировать фальсификации на выборах.

Но вот зачем тянуть мазу за кровавого диктатора Асада? Уж не за деньги же: ну что такое для ОАО «Кремль» 550 млн дол. за эти злосчастные «Яки»? Копейки — по сравнению с миллиардами, которыми они ворочают.

Полагаю, что дело в другом: модель мира, принятая в Кремле, все больше расходится с политической реальностью.

Похоже, что свою позицию по арабским революциям Путин поначалу пытался разменять на поддержку его Западом. Вся внешняя политика Кремля все эти годы строилась на этой, свойственном диктаторам и уголовникам, манере — «вы нам бузину в огороде, а мы вам дядьку в Киеве».

При этом каждый раз, когда западные лидеры решали, что с хулиганом лучше не связываться, и уступали Кремлю — это воспринималось как подтверждение верности теории. А каждый раз, когда не уступали — это воспринималось как личное оскорбление, как признак того, что есть некий клуб избранных, которые за спиной Путина договариваются между собой, как править миром, а Путина в этот клуб почему-то не пускают, и ему приходится договариваться только с такими ребятами, как Асад или Каддафи.

Судя по всему, «арабская весна» поначалу в представлении Путина была просто разменной картой. «Мы не будем помогать диктаторам на Ближнем Востоке, а вы не критикуйте наши выборы», — таков был месседж Кремля. Размен не состоялся, потому что не мог состояться.

И тогда на первое место стали выдвигаться другие черты психологии Путина. Во-первых, сочувствие любому диктатору, как бы кровав он ни был. Во-вторых, Путин всерьез себя возомнил лидером геополитического противостояния Америке. Подобными же лидерами считают себя главы Венесуэлы, Северной Кореи, Ирана, Кубы, Судана и Зимбабве, так что мы в хорошей компании.

Фотография РИА Новости