Вопрос о необходимости патриаршества для Русской Церкви поднимался неоднократно в разные периоды ее истории. Возникла эта тема и сейчас, когда ряд действий патриарха Кирилла вызывают споры как в церковных, так и в светских кругах. Но одно дело личность, и совсем другое — институт, судьба которого не должна быть связана с особенностями деятельности конкретного предстоятеля.

Противники патриаршества говорят, что этот институт не существовал в древней Церкви. Это справедливо, но первым христианам не надо было решать многочисленных вопросов, с которыми сталкивались их потомки — от налаживания взаимоотношений с государством до совместимости методов античной философии с богословием (что требовало точных общепризнанных вероучительных формулировок). Небольшим общинам не требовалось единое духовное и организационное руководство, в котором нуждалась паства, насчитывающая миллионы верующих. Разумеется, патриаршество не было панацеей от всех проблем — история Церкви насчитывает немало патриархов-еретиков. Но в сочетании с соборным разумом это институт показал свою эффективность в течение многих столетий. Можно назвать множество неудачных патриархов, но еще большее число добросовестных служителей Церкви, а также и немало святых — от Иоанна Златоуста до Тихона (Белавина).

Никакой адекватной замены институту предстоятеля за века существования православных Церквей предложено не было. Не случайно, что сейчас предстоятели возглавляют все поместные православные Церкви. Называются они по-разному, в соответствии с традициями: в Элладской Церкви это архиепископ (которому подчинены митрополиты), в Польской, Чешской, Американской — митрополит, в Грузинской — патриарх-католикос. На Востоке существуют четыре древних патриархата, на опыт которых ориентировалась и Россия, заимствуя этот институт в XVI столетии.

А какова альтернатива? Одна из них была опробована Петром I в России — ликвидация патриаршества с заменой его Синодом, находившемся под контролем обер-прокурора, назначаемого царем. Результат был трагичен: Церковь фактически превратилась в правительственное ведомство, лишенное самостоятельности даже в канонических вопросах. Причем произошло это еще в петровское время. Священники были официально обязаны нарушать тайну исповеди, если речь шла об интересах государственной безопасности. Заступиться за Церковь перед императором было некому — XVIII век дал череду расправ над недостаточно лояльными архиереями, завершившуюся заточением митрополита Арсения (Мацеевича), который подверг критике екатерининскую секуляризацию. Больше желающих испытать судьбу не нашлось.

То хорошее, что было в Церкви в синодальный период — в первую очередь феномен старчества — существовало параллельно официальной системе управления, лишь минимально — и то по необходимости — с ней соприкасаясь. А недолговременный, трагически прерванный большевистской революцией религиозный подъем в среде интеллигенции в начале ХХ столетия вообще сопровождался призывами к ликвидации синодальной системы и восстановлению патриаршества (здесь интеллигенты оказались близки к ревностным прихожанам из крестьянской среды, что бывает нечасто). Сомнения многих участников Собора 1917-1918 годов в необходимости патриаршества для Русской Церкви были связаны не столько с принципиальными возражениями, сколько с неясностью, насколько патриарх будет совместим с демократическим Временным правительством. Быстрое ослабление позиций, а затем и свержение этого правительства сделало эти сомнения неактуальными.

Разумеется, были и решительные оппоненты избрания патриарха, в основном опасавшиеся самовластия предстоятеля. Но опыт патриаршества Тихона показал, что только наличие единого руководства позволило успешно противостоять обновленчеству, официально объявившему о ликвидации патриаршества, но не достигшему своих целей (а затем ставшего ненужным и его покровителям из ГПУ). И после смерти Тихона митрополит Петр, ставший местоблюстителем патриаршего престола, даже находясь в заключении (из которого он уже не вышел), являлся «центром притяжения» для верующих, сохранивших верность канонической Церкви. Кстати, один из основных оппонентов восстановления патриаршества на Соборе, протоиерей Николай Добронравов, уже в епископском сане был одним из видных деятелей патриаршей Церкви и принял мученическую кончину. Это свидетельствует о том, что сомнения были не только у будущих обновленцев, но и у людей, которые затем изменили свою точку зрения, увидев на практике значение института патриаршества для Церкви.

Позднейшие патриархи подвергались критике за сотрудничество с советской властью (то же относится и к Румынии, и к Болгарии). Но это явление не было обусловлено наличием института патриаршества — напротив, советская власть после долгих колебаний была вынуждена признать его авторитет в церковном народе и разрешить его восстановление в сентябре 1943 года. Непопулярный и неавторитетный институт восстанавливать было бы просто бессмысленно. Кстати, даже «советские» патриархи могли в частных вопросах защищать интересы Церкви, используя значимость своего сана, с которой должны были считаться и власти. Можно найти не меньше подобных примеров, чем фактов вынужденного пособничества высших церковных деятелей советской политике. Можно, например, противопоставлять «конформиста» Алексия I и святого Луку (Войно-Ясенецкого), но второй долгие годы был непосредственным подчиненным первого. И патриарх, насколько было возможно, «прикрывал» крымского владыку.

Патриаршество Алексия II, проходившее в крайне сложных условиях, можно считать успешным — в его бытность предстоятелем удалось избежать раскола Церкви и провести объединение с «зарубежниками». Да, патриарх и Синод не созывали в этот период Поместные соборы, но это можно объяснить вполне разумными опасениями того, что на них возобладает наиболее консервативная часть церковных деятелей, которые потребуют осуждения политической демократии и религиозного экуменизма. Можно критиковать кадровую политику Алексия, делавшего ставку на лаврских монахов, но была ли у него альтернатива? Из всех его ставленников лишь один (Диомид) попытался устроить раскол. А многие интеллигенты, пришедшие в Церковь, были либо неподготовлены к пастырской деятельности (им самим требовались пастыри), либо в их отношении существовали канонические препятствия для рукоположения или епископской хиротонии. А ряд более ярких, чем нынешние епископы, церковных деятелей в монашеском сане придерживаются еще более консервативных взглядов, чем нынешние иерархи — в случае их «продвижения по службе» требования отмены патриаршества звучали бы из либеральных кругов еще при Алексии.

Перед тем как перейти к нынешним проблемам Церкви, вернемся к более ранним временам. Традиционным аргументом противников патриаршества является деятельность Никона, способствовавшая возникновению раскола. Снимать ответственность за трагическое разделение с патриарха было бы, разумеется, неверно. Но, по справедливости, не меньшую роль в этих печальных событиях сыграло и государство, жаждавшее вырваться за границы Московского царства и ведшее активную экспансию на юг. Государство, где власть мечтала о создании православной империи, в которой поданными русского царя должны были бы стать и украинцы, и балканские народы, и греки. Именно для этого не только церковным, но и светским властям надо было унифицировать церковные обряды, ломая сопротивление недовольных. Не случайно после смещения Никона его реформы не только не были отменены, но и продолжались с куда большей жесткостью, чем при патриархе — «Великом государе». А сам Никон, оказавшись в фактической изоляции в Новом Иерусалиме, напротив, склонялся к более примирительной политике (но было уже поздно).

Не стоит преувеличивать и роль Кирилла в современных общественных процессах. Это патриарх «путинской России», которой свойственны авторитарные тенденции, стремление к максимальному контролю на всех уровнях, будь то фирма, регион или государство (Церковь здесь не является исключением). А также пренебрежительное отношение к нестяжательству («если человек небогат, то он неудачник»). Это патриарх, чье отношение к демократии соответствует взглядам значительной (возможно, что большей) части российской элиты, считающей, что демократические принципы — это обман, с помощью которого Запад хочет ослабить Россию и подчинить себе весь мир.

Вопрос о предстоятеле непосредственно связан с уровнем развития общества, в котором существует Церковь. В современной России, например, патриаршество более похоже на монархию (как и президентство), а в США, напротив, трое последних предстоятелей Православной Церкви в Америке были вынуждены оставить свои должности по различным причинам, когда их деятельность переставала удовлетворять клир и паству. Поэтому дело не в институте, а в обществе. Изменятся общественные тенденции — и патриаршество станет менее «монархичным», чем сейчас.

Автор - первый вице-президент Центра политических технологий

Фото ИТАР-ТАСС/ Владимир Астапкович