«Перебирая наши даты, я обращаюсь к тем ребятам…» Это, кстати, ключевой, по-моему, вопрос — к кому обращаемся, годовщину чего отмечаем на этой неделе? Восстания хомячков? Неожиданного пробуждения гражданского общества? Рождения чувства собственного достоинства в национальном масштабе? А мы — это, собственно, кто? Вроде бы очевидно: мы — это те, кто 5 декабря 2011 года заполнил пространство Чистопрудного сквера и проезжую часть одноименного бульвара. А еще через пять дней, прихватив под локоток друзей и подруг, пап, мам, дедушек и бабушек, вышел на набережную канала возле Болотной площади... Но так ли это очевидно?

Мы весь прошедший год думали-гадали, как бы не растерять этот драгоценный багаж, не растранжирить нежданный капитал, не упустить прекрасных людей со светлыми лицами и дивными плактами, не дать им нырнуть обратно в свой уютным мир простых человеческих радостей — хороших книжек, удобных машин, высоких зарплат, устоявшихся взаимоотношений с тухлой властью. Взаимоотношений, которые, разумеется, в силу своей этической небезупречности (душевный конформизм всегда этически небезупречен) особо не афишировались, не обсуждались и не анализировались. Они строились по принципу: мы тебя, власть, тихо презираем (за откровенную быдловатость, невежество и гнусное корыстолюбие), но терпим, и ты нас тихо презираешь (за бесхребетность и относительную дешевизну), но не мучаешь, а наоборот — подкармливаешь. Нет, мы и сами очень самостоятельные, продвинутые, креативные… Ну, то есть – успешные! Мы же этот… как он?.. Средний класс! Но все равно, власть, подкинь нам от своих нефтегазовых сверхприбылей… Только аккуратно, незаметно, как-нибудь через вторые руки. Чтобы выглядело поприличнее. Тогда мы еще тише будем тебя презирать. Вот, сколько подкинешь, настолько и тише… А в каких-то совсем уж пограничных случаях («А ты знаешь, что Наташкин второй муж служит в Администрации президента на приличной должности?») можно было просто лицемерно закатить глаза и вздохнуть: какими только способами людям не приходится деньги зарабатывать! Ну, ведь детей по подъездам не душит, и слава Богу! Но все равно — в дом их лучше не зови…

В этом мире про политику говорить было не принято, потому что гадость эта ваша политика, а лозунг «Россия без Путина!» годами воспринимался с кривой усмешкой — а мы, дескать, и так живем без всякого Путина. Где тут Путин? Ау! Нет никакого Путина!..

Но все в одночасье перевернулось в мире, в стране, в головах, и те, кто еще вчера не помышлял ни о какой оппозиционной физкультуре на свежем воздухе, вдруг обнаружили себя на площади в окружении десятков тысяч таких же всклокоченных и возмущенных людей...

И вот тут все упускают одно важное обстоятельство (одни — намеренно, другие по недомыслию): та площадь, на которую однажды внезапно вышел прекрасный московский креативный класс, она на тот момент не была пустой, эта площадь… На ней уже стояли люди. Конечно, их было в десятки раз меньше. Но многие из них обживали ее уже много лет. И все годы они ждали этого дня и твердо верили, что когда-нибудь он наступит. Что площадь наконец заполнится до отказа. Они ради этого многим жертвовали. Случалось — и свободой. Порой — и жизнью, как ни пафосно это звучит!

У меня в шкафу на полке лежит лист бумаги, которому уже скоро исполнится десять лет. Этот листок был пущен по кругу за столом, за которым впервые собрались члены группы, которая позже будет названа «Комитет-2008». Имена, фамилии, номера телефонов, мейлы…

Сегодня принято насмешливо спрашивать: ну, и чего вы добились? Не знаю… Не знаю, зачем все это было в моей жизни: «Комитет-2008», а потом ОГФ, а потом «Другая Россия», а потом «Солидарность». А еще «Марши несогласных», а еще похороны нацбола Юрия Червочкина, забитого до смерти, и недолгий, но страшный разговор с его матерью на этих самых похоронах… Конечно, мне хочется думать, что это все связанные вещи — выход на улицу десятков тысяч людей и мой разговор с матерью убитого нацбола, но если нет, так нет… Мы же все эти годы шли на них в лоб, просто потому, что не могли не идти. Мы так жили все эти годы.

На этой неделе страна еще вот что отмечает — приход в протестное движение «гражданских» хедлайнеров. На волне возросшей гражданской активности они не могли не появиться. Как представители и вожди этой новой группы граждан, нового многочисленного класса московских «протестантов». Они и появились… И сразу завили о себе весьма недвусмысленно — в их глазах читался приговор политикам «старой формации». Дескать, какое-то время мы еще вас потерпим, но недолго. Потому что пришли новые люди, которых «вы даже не представляете». И когда сегодня Ксения Собчак говорит, что мы здесь, чтобы протест перестал быть уделом маргиналов, она, по сути, повторяет еще в прошлом году сформулированный тезис. На смену всем этим серым, тоскливым, нищим лузерам с Триумфальной пришли успешные, веселые, богатые ребята…

Нынче в ходу жанр воспоминаний — не будем выпадать из тренда. Первая встреча между «гражданскими» и «политиками», состоявшаяся в начале декабря прошлого года, прошла явно неудачно. Было очевидно, что мы крайне не нравимся Григорию Чхартишвили (он это, надо сказать к его чести, не особенно пытался и скрыть), а те тезисы и идеи, что выдвигал Григорий Шалвович показались нам, мягко говоря, странными. Главная идея Акунина заключалась в том, что, поскольку московский протест — это очень специальный протест, мы должны немедленно сбавить обороты. Что лозунг «Россия без Путина!» вообще неприемлем, поскольку люди вышли не с Путиным бороться, а отстаивать свое право на честные выборы. И все! Причем предлагалось ограничиться исключительно московской тематикой. Следовательно, остальные требования из повестки необходимо было немедленно вычеркнуть! В том числе, например, и требование об освобождении политзаключенных. А если мы этого не сделаем, утверждал наш собеседник, то завтра от нас все разбегутся и мы опять останемся... С нашей стороны на той встрече присутствовал Борис Немцов, Ольга Шорина, Денис Билунов и ваш покорный слуга. Акунин пришел с Филиппом Дзядко, Михаилом Фишманом и, кажется, кем-то еще, но я, если честно, боюсь ошибиться. 

После встречи мы практически ничего не обсуждали — было понятно, что на этом этапе совсем не срослось. Впрочем, было так же очевидно, что новая ситуация — многократное увеличение численности протестного народа и его изменившийся состав — потребует новых организационных решений и подходов. Уже на улице Немцов мне сказал: все равно придется как-то договариваться. Кого-то они, в конце концов, выдвинут. Так и случилось…

В этом месте я позволю себе важное отступление. Разумеется, такой популярный человек, как Борис Акунин, вовсе не нуждается в моих комплиментах, но, тем не менее, не могу не отметить, что именно он, на мой взгляд, быстрее других адаптировался к принципиально новой для себя ситуации и атмосфере и вполне органично вписался в окончательный формат Оргкомитета. И был в нем, прямо скажем, весьма эффективен. Так что сегодня я искренне сожалею, что Григорий Шалвович отказался от протестной деятельности и не вошел в состав Координационного совета. Достойной замены среди «гражданских представителей» ему, к сожалению, пока не нашлось. Впрочем, в начале безумного прошлого декабря никто ни о каком координационном совете еще не помышлял.

За последние дни уже столько всего было сказано о подготовке и итогах митинга 10 декабря на Болотной, что я позволю себе остановиться лишь на двух эпизодах, которые, впрочем, многое проясняют. Публикация в журнале «Нью-Таймс» (не нахожу ссылку, хоть убей) возродила к жизни подзабытую, но по-прежнему любимую в оппозиционной среде дискуссию о так называемом сливе протеста. В преступлении против оппозиционного человечества обвинялись, в первую очередь, Борис Немцов, Владимир Рыжков и Сергей Пархоменко. Речь, понятное дело, идет о согласии на перенос митинга 10 декабря с площади Революции на Болотную. Так вот, если Немцов сливал протест дистанционно, по телефону (его в тот момент еще не было в Москве), то Рыжков с Пархоменко занимались этим неблаговидным делом прямо в логове врага. То есть — в московской мэрии. (Теперь, благодаря профессионализму Евгении Альбац, мы знаем, что они это делали не под пытками, а в веселой компании и во вполне комфортных условиях.)

Я не собираюсь сейчас обсуждать суть вопроса — говорено-переговорено сотни раз. Хочу только сказать, что все решения уже были приняты к восьми часам вечера восьмого декабря. То есть до того, как Рыжков с Пархоменко уехали в мэрию из одного московского кафе, где мы в большой компании обсуждали перспективы будущего митинга. И к тому моменту все лидеры, включая Немцова и Каспарова, с которыми я весь вечер был на телефонной связи, высказались за Болотную. А параллельно мы с Ольгой Шориной успокаивали наших любезных «заявителей» — Надежду Митюшкину и Настю Удальцову. Так что Рыжков (а Сергей Пархоменко тогда, если я правильно помню, поехал с Рыжковым просто заодно, и к нему вообще нелепо предъявлять какие-то претензии), так вот, Рыжков прибыл в мэрию с уже согласованным решением. Просто в Кремле об этом еще не знали, разумеется…

На следующий день, уже накануне митинга, я встречался с Лимоновым. Я как мог уговаривал его придти на Болотную, я довольно точно (как потом выяснилось) описал ему все политические последствия отказа от участия в совместном мероприятии, я фактически обещал Лимонову, что у него несомненно будет возможность выступить с трибуны и потом войти в создаваемую организационную структуру… Я почти дословно помню ответ Эдуарда Вениаминовича. «Вы, Саша, пытаетесь затащить меня в вашу буржуазную революцию, из которой все равно ничего не выйдет… Мне, знаете ли, моя репутация дорога». Так что в «оргструктуру» писатель Эдуард Лимонов не вошел. Зато в нее вошли многие другие уважаемые представители российской культуры.

Первый состав Оргкомитета, который потом в течение нескольких месяцев координировал протестную деятельность, согласовывался и был, в итоге, сформирован совсем не тривиальным образом.

12 декабря 2011 года состоялось первое заседание экспертного клуба, который позже так и был назван — «12-е декабря». В какой-то момент Ольга Шорина вызвала меня из зала. В вестибюле стоял Немцов и разговаривал по телефону… Тут важно отметить, что к этому дню мы все были не то что усталые, а просто мертвые. Еще надо помнить, что Навальный с Яшиным в тот момент сидели за решеткой, а Каспарова не было в стране. Неожиданно Борис протянул мне трубку: на, согласуй с Пархоменко состав Оргкомитета, он называет такие странные фамилии. Может, так оно и должно быть?..

Я споткнулся на фамилии Кашина. «Сережа, — спросил я, — почему Олег Кашин? Потому что ему в подворотне проломили голову?». «Нет, — ответил Пархоменко, — потому что он очень популярен среди тех, кто как раз и выходит теперь на митинги, поэтому его присутствие в списке просто необходимо…» Следующий мой вопрос был про Юрия Сапрыкина: я сказал Сергею, что не знаю, кто это, поэтому мне сложно судить о его полезности для протестного движения (надеюсь, Юрий на меня не обидится, тем более что за минувший год у нас сложились вполне товарищеские отношения). «Ты что, никогда не был на пикниках ''Афиши''?» — спросил Пархоменко. «Нет, — ответил я, — я вообще не был ни на каких пикниках… даже в школе». «Это тебя не красит, то, что ты не знаешь, кто такой Сапрыкин, — сказал Пархоменко, — он блестящий организатор. Он вам найдет сцену в два раза дешевле и в сто раз лучше, он вам такой звук установит, он знает всех артистов в стране и приведет их на протестные митинги…» Когда мы дошли до Парфенова, я спросил: «Сережа, не кажется ли тебе, что мы сейчас обсуждаем состав редколлегии богатого толстого журнала про культуру, а не оргкомитета оппозиции? Почему Парфенов? Ну да, я помню программу «Намедни»… А еще помню его в студии НТВ, но разве это достаточный повод…?!» «Ты ничего не понимаешь! — вскипел Пархоменко. — Парфенов — кумир поколения… Того самого, которое сегодня и протестует. Ты не представляешь, скольких трудов мне стоило его уговорить. Его присутствие вообще переформатирует всю историю…»

Вот так был сформирован состав Оргкомитета протестных действий. Так что если действительно кто и слил протест, так это ваш покорный слуга…

Ну, извините. Так получилось. Уж в следующий раз я непременно проявлю стойкость.          

Фото ИТАР-ТАСС/ Валерий Шарифулин