Патриаршество или соборность
В «ЕЖе» в последнее время появились сразу две статьи, касающиеся духовной тематики. Как говорится, не могу не отреагировать. Но если в статье Петра Пименова я готов подписаться почти под каждым словом, то о статье Алексея Макаркина этого сказать не могу никак.
Не знаю, кто из противников патриаршества ссылается на то, что их не было в древней церкви, но ссылка эта абсолютно несерьезна. Так что с этим даже нет смысла спорить. Структура церковной иерархии складывалась постепенно в течение многих веков. В I веке даже епископы от пресвитеров практически не отличались. Глав церковных общин могли называть и так и сяк. Постепенно (по мере умножения числа христиан и числа общин в городах) среди них стали выделяться наиболее авторитетные — те, кто обычно возглавлял собрание. Тогда их стали называть епископами, а остальных глав общин пресвитерами. Постепенно и среди епископов выделились те, к кому обычно обращались, когда нужно было разрешить сложный церковный вопрос. Их стали называть патриархами или папами. В дальнейшем, поскольку вселенский авторитет того или иного епископа не всегда был бесспорным, сложилась традиция считать таковыми епископов определенных кафедр. Сперва их было четыре: Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская и Римская. Эти четыре патриарха (или папы) пользовались в церкви наивысшим авторитетом. Позже, после переноса столицы империи в Константинополь, к ним добавился пятый — Константинопольский.
Тут надо заметить, что в то время всех церковных иерархов, включая епископов и патриархов, всенародно выбирали. Греческое слово «хиротония», которое не вполне корректно переводят как «рукоположение», на самом деле означает не возложение, а протягивание рук, то есть голосование. Так что каждый епископ был выборным представителем своей поместной церкви или епархии. И когда они собирались на собор, получалось нечто вроде всемирного парламента. Явление по тем временам беспрецедентное — до христиан никто ничего подобного собирать и не пытался.
Позднее, когда церковь вошла в весьма непростые, если не сказать греховные, взаимоотношения с государством, статус патриарха стал означать не столько авторитет, сколько официальное главенство над частью церкви. В Византии патриарх возглавлял собор епископов определенной части империи. После падения Византии все это потеряло смысл. Теперь патриаршество означало просто почетный титул. Причем даже не столько предстоятеля (кстати, поместные церкви всегда возглавлялись предстоятелями), сколько кафедры. Так что учреждение в конце XVI века в РПЦ патриаршества означало лишь повышение ее (РПЦ) статуса среди прочих поместных церквей. Что в то время воспринималось совершенно естественно — Русь тогда была единственной православной страной, не завоеванной турками.
Тут надо сказать несколько слов о соборности, упомянутой в другой статье «ЕЖа» в абсолютно неверном смысле. «В Российской империи, впрочем, как и в СССР, личность не защищена и стремится укрыться в некую мифическую соборность». Стремление укрыться от личной ответственности за все, происходящее вокруг, действительно весьма актуально для нашего общества. Но соборность, в отличие от ее суррогатов, отнюдь не освобождает и не укрывает человека от ответственности. Напротив, она предполагает личную ответственность каждого за все. При диктатуре решения принимаются «кем-то там наверху». Соборные решения принимаются всеми, к кому они имеют прямое отношение. Не большинством, как в демократическом централизме, а именно всеми. Как например в семье. Вы же не станете решать голосованием, куда поехать в отпуск. А скорее рассмотрите все возможные варианты и примете тот, который устроит всех. Это и есть принцип соборности — принимается не то решение, которое оптимально, с точки зрения большинства, а то, которое не является абсолютно неприемлемым ни для кого. Представьте теперь, какую ответственность это накладывает на каждого. Ведь стоит одному проявить безответственность и отвергнуть все решения, кроме своего собственного, даже если оно неприемлемо для кого-то другого, и решить что-либо станет вообще невозможно. Именно таким образом традиционно принимались решения в церкви. К великому сожалению, за последние века церковь ушла от этой нормы очень и очень далеко. Так что соборности в нашей церкви действительно катастрофически не хватает. Настолько, что многие ее иерархи уже перестали понимать ее изначальный смысл.
Но не хватает именно соборности. Нововведения Петра I в церковном управлении ее даже отдаленно не напоминали. Он просто запретил избирать нового патриарха. И вовсе не потому, что хотел советоваться с кем-то еще. Напротив, он не хотел советоваться ни с кем. А при отсутствии патриарха командовать синодом через обер-прокурора ему было гораздо проще. Так что переход к синодальному управлению был шагом вовсе не к коллегиальности, а к порабощению церкви светской властью. Не случайно еще при жизни Петра весь церковный клир был включен в табель о рангах, то есть фактически превращен в госчиновников. Ликвидации синодальной системы, естественно, хотели все. Не хотела только светская власть. И только с ее падением в феврале 1917 года это стало возможно. И тут неожиданно выяснилось, что людей, готовых нести ответственность, в том числе за церковь, в России более чем достаточно. Только их прежде никто ни о чем подобном не спрашивал и ответственности этой не давал. По всей стране прокатилась волна выборов настоятелей приходов и монастырей, епархиальных архиереев, делегатов Поместного собора, который, как известно, выбрал всероссийского патриарха.
Однако выборы патриарха проходили уже совсем в других условиях. В результате военного переворота власть в России захватили люди, открыто называющие церковь своим врагом. Как в этой ситуации действовать, не знал никто. Такого опыта у церкви не было уже более полутора тысяч лет. Делегаты собора решили, что патриарх, в силу своего особого статуса, сможет противостоять светской власти лучше, чем церковь без такового. Были ли они правы? Ближайшее время показало, что да. С епископами большевики расправлялись столь же эффективно, как нынешние их последователи со средней руки бизнесменами. А с патриархом Тихоном так не получалось. Даже посадив его под домашний арест, они не смогли заставить его проводить свою разрушительную для церкви политику, а вскоре вынуждены были выпустить. Однако в более долгосрочной перспективе их политика оказалась более успешной. К моменту смерти святителя Тихона в живых и на свободе оставались лишь те архиереи, с которыми большевикам удалось так или иначе договориться. Все они были поставлены перед очень жестким выбором — делать что говорят (то есть фактически своими руками разрушать церковь) или отправляться по этапу, а то и на тот свет. К началу войны вся РПЦ управлялась всего ТРЕМЯ епископами.
В 1942 году Сталин решил изменить свою политику в отношении церкви. Увидев, какую роль играет в Европе церковь католическая, в Кремле стали прорабатывать план создания «Православного Ватикана» — всемирного религиозного центра, разумеется, подконтрольного советской власти. Церкви позволили «дышать» и даже восстановить кое-что из того, что было разрушено. Но все это в обмен на жесткий контроль за всем, включая кадровую политику. В Советском Союзе нельзя было рукоположить ни одного священника без разрешения уполномоченного Совета по делам религий — органа, фактически являвшегося подразделением КГБ. Что ж говорить о выборах патриархов? Их подбирали самым тщательным образом. И «выбирали» вполне по-советски — безальтернативно. В постсоветское время в этом вопросе тоже мало что изменилось. А в последнее время священноначалие РПЦ стабильно развивается в том же направлении, что и российская государственная администрация — чтоб как можно менее зависеть от народа, в данном случае церковного.
Например, недавно принятые поправки в Устав РПЦ фактически отменяют Поместный собор, делая Архиерейский собор высшим органом церковной власти. А это значит, что миряне, из которых церковь состоит процентов на 90, вообще не имеют в ней никакого голоса. Как будто Свою Святую Волю Господь теперь открывает лишь узкому, замкнутому кругу лиц (епископату), которые сами подбирают себе преемников и сами выбирают из своей среды главу церкви.
Так что свободу от государства церковь не получила до сих пор. Пока основой ее жизни будут не предписания канонов, а оглядка на политику Кремля, нормализации церковной жизни в России, что с патриархом, что без, ожидать бессмысленно.
