Это — не суд

Если бы к Мосгорсуду в поддержку «узников 6 мая» приходило бы столько людей, сколько вышло 18 июля в поддержку Алексея Навального, то, может быть, и на «процессе 12-ти» прокуроры потребовали бы освобождения подсудимых под подписку о невыезде.

Но приходит туда заведомо меньше людей, и экзекуция Замоскворецкого районного суда под названием «судебный процесс» идет своим чередом.

17 июня ожидалось продолжение допроса свидетелей — такой порядок был изначально согласован стороной обвинения со стороной защиты. Внезапно прокуроры заявили ходатайство об оглашении целого тома из материалов дела, а также значительной части материалов из следующих двух томов, которые, как оказалось, содержат вольный пересказ следователем приложенных к делу видеозаписей.

Подсудимые и адвокаты ясно и доходчиво объяснили суду, что ходатайство во всех отношениях нелепо. Во-первых, если уж менять намеченный порядок судебного следствия и переходить к видеозаписям, то сначала нужно просмотреть сами видеозаписи. «Как суд может исследовать протоколы осмотра видеозаписей, не видя первичных доказательств? Следователь сначала их смотрел, а потом описывал — почему же суд должен действовать в обратном порядке?» — резонно спросил адвокат Клювгант.

Кроме того, оказалось, что эти протоколы осмотра видеозаписей представлены в деле только в копиях. «Нельзя оглашать в судебном заседании копии протоколов, не выяснив, где находятся сами оригиналы», — заметил адвокат Макаров.

К тому же сами видеозаписи, приложенные к материалам дела в качестве вещественных доказательств, представлены тоже только в копиях. На большинстве из них не указано время съемки, нет данных о происхождении записей (кто снимал, где и когда), а на записях, скопированных из интернета, не указан источник. «Цифровые копии, это скажет любой специалист, теряют аутентичность. Невозможно доказать, что запись не подвергалась монтажу. Это — копии видеозаписей, произведенные непонятно как и непонятно в каком порядке. Они априори являются недопустимыми доказательствами», — сказал адвокат Аграновский.

Таким образом, к оглашению в зале суда были предложены копии протоколов осмотра сомнительных копий видеозаписей, непонятно когда и кем смонтированных. Владимир Акименков вообще заявил ходатайство об изъятии этих материалов из дела как недопустимых доказательств. Судья охотно перешла к обсуждению ходатайства Акименкова, а затем с подчеркнутым самодовольством отказала, продолжив обсуждение ходатайства прокуроров. «Протоколы содержат субъективное мнение следователя, а не объективное доказательство», — сказал Сергей Кривов.

Николай Кавказский заметил, что видеофайлы в деле смонтированы так, чтобы убрать из поля зрения противоправные действия полиции, а те, что невозможно было убрать, в протоколах просмотра видеозаписей умалчиваются.

Дмитрий Борко, защитник Александры Духаниной, профессиональный оператор и режиссер, сказал, что только исходные видеозаписи, привязанные к определенному времени, могут служить иллюстрацией реальных событий, а все остальное — их вольная интерпретация. Не говоря уж о том, что описанные словами изображения не содержат той информации, которую дает их просмотр.

Обсуждение ходатайства длилось около часа. Судья Никишина, не скрывая усмешки, внимательно выслушала доводы подсудимых и их защитников, после чего с торжествующим видом, толком не обосновав, удовлетворила ходатайство прокуроров.

Судебное заседание погрузилось в спячку. Две молодые, прилично упитанные прокурорши, чередуясь, тихими голосами забубнили тексты неграмотно составленных описаний каких-то предвзято смонтированных видеозаписей. До публики доносилось еле слышно: «Духанина бросает неустановленный предмет в сторону сотрудника полиции…», «Рыбаченко одна толкает ограждения в сторону сотрудников полиции…», «сотрудники задерживают отдельных митингующих…», «цепочка удерживает граждан со стороны Малого Каменного моста…», «цепочку прорывают граждане и разбегаются, сотрудники задерживают наиболее агрессивных граждан...», «...задержание наиболее буйных граждан сотрудниками полиции…», «…бросает неустановленные предметы в сторону Каменного моста, после чего исчезает…», «Кавказский делает движение рукой и ногой в сторону сотрудника полиции…»

По каким критериям следователь Гуркин, автор этих протоколов, определял степень «агрессивности» задерживаемых граждан, в прочитываемых текстах, конечно же, не указывается, равно как и то, в чем эта «агрессивность» или «буйность» проявлялась. И что, конечно же, сразу обратило на себя внимание — так это упоминание фамилий. Даже журналистская этика не допускает подобного при пересказе содержимого видеозаписей, в таких случаях принято говорить: «Человек, похожий на такого-то». А здесь все-таки следственное действие. По каким критериям следователь определял, что там-то на видеозаписи именно Духанина, а там-то — Ковязин, Кривов, Рыбаченко, нигде в протоколах не объясняется.

«В зачитанном протоколе следователь нарушает свои полномочия, называя фамилии и не доказывая, что на видеозаписи — именно этот человек. Это — грубейшее нарушение УПК», — делает замечание адвокат Клювгант.

«С Ярославом Белоусовым следователь Гуркин никогда никаких следственных действий не проводил», — замечает адвокат Аграновский при упоминании своего подзащитного.

Сергей Кривов заявляет, что никогда не видел Гуркина, склоняющего его фамилию в протоколе, и просит пригласить этого следователя в зал суда. Судья лишает его слова. Позже, после многократных замечаний адвокатов, Кривов предложил все фамилии в протоколах заменять фамилией следователя. На мгновение взбодрившись, зал вновь погрузился в спячку под монотонное бубнение прокурорши.

Заметим, что все это происходит в Мосгорсуде: дама без дикции неразборчиво читает такие протоколы, что возникает сомнение, окончил ли среднюю школу писавший их следователь — так безграмотно и нелепо, подчас и комично, они составлены. А зал пребывает в полусонной прострации, потому что вслушиваться в этот бубнеж бессмысленно и невыносимо.

Все это длилось до окончания рабочего дня 17 июля и продлилось 18 июля, заняв, таким образом, два полные дня судебного разбирательства. На следующем заседании, назначенном на 23 июля, предполагается просмотр неведомо кем смонтированных видеофайлов.

Между тем условия содержания подсудимых остаются пыточными. Их поднимают рано утром и везут в Мосгорсуд в душных автозаках, а там долгими часами держат в грязных, темных и тесных подвальных помещениях. В зал суда подсудимые входят уже заметно усталые. Они и здесь вынуждены находиться в тесноте и духоте этого нелепого склепа, не имея возможности даже разогнуться, потому что скамейки для подсудимых в этом зале почему-то без спинок. Из-за плотных стенок подсудимым плохо слышно, что происходит в зале. В тюрьму их привозят иной раз после 12 ночи, так что они не имеют возможности не то, чтобы подготовиться к следующему судебному заседанию, но и просто выспаться. Сухой паек, который выдают им в тюрьме, невозможно есть, каши и супы не развариваются, подсудимые лишены в эти дни горячей пищи. Владимир Акименков сообщил о том, что ничего не видит из «аквариума». Его недавно перевели в «Бутырку», неприспособленную, как многие считают, для содержания подсудимых. Уже две недели он не может помыться, санитарно-гигиенический набор ему не выдают.

Судья Никишина по своему обыкновению заявила, что «условия содержания не относятся к предмету данного судебного разбирательства».

Сергей Кривов в начале заседания 17 июля неоднократно пытался заявить ходатайство, которое ему не дают заявить, как он объясняет, с 10 июля. Судья Никишина не дала ему ничего заявить ни в начале этого заседания, ни в конце, и отказала ему в такой возможности и на следующий день, 18 июля.

Ответ на вопрос, почему прокуроры, а затем и судья Никишина так резко отклонились от намеченного плана и перешли от допроса свидетелей к видеозаписям, напрашивается, по-моему, сам собой. Допрос полковника Дейниченко, продолжавшийся несколько дней и закончившийся 16 июля, заставил, как видно, сторону обвинения насторожиться. Под конец допроса судья Никишина снимала практически все вопросы подсудимых и стороны защиты к полковнику как якобы не имеющие отношение к делу, хоть к делу-то они как раз имели самое непосредственное отношение. Просто в какой-то момент невозможно уже было понять, кто здесь подсудимые, а кто свидетели, кто адвокаты, а кто прокуроры. Преступление полковника Дейниченко и его коллег, отдавших распоряжение перегораживать поворот с Малого Каменного моста на Болотную площадь (вопреки согласованному с организаторами плану и составленной днем раньше внутренней инструкции, оглашенной в зале суда), стало настолько очевидным, что бездействие судьи Никишиной, которая по логике должна была бы вынести после этого допроса частное определение в отношении Дейниченко, само по себе является правонарушением.

Так что пока судья Никишина и ее коллеги-прокуроры приходят после этого допроса в себя, отвлекаясь на непонятно кем смонтированные копии видеозаписей, допрос свидетелей приостановлен. А ясным остается одно: то, что происходит сегодня в помещении Мосгорсуда на процессе Замоскворецкого районного суда по «делу 12-ти» или так называемому «Болотному делу», к правосудию никакого отношения не имеет. Это можно назвать расправой, экзекуцией, устрашающей акцией, пыткой, глумлением над заложниками — но только не судом.

На фото: Россия. Москва. 16 июля. Ярослав Белоусов и Владимир Акименков (слева направо на первом плане), обвиняемые по делу о массовых беспорядках на Болотной площади 6 мая, в зале заседаний Мосгорсуда.

Фото ИТАР-ТАСС/ Сергей Фадеичев