Кино от прокурора
«Болотное дело» обещает стать процессом века. Не в смысле своей уникальности и драматичности, а в смысле затянутости и бессмысленности. Будь кремлевские правоохранители лучше образованы и тщательнее воспитаны, они приискали бы другие поводы для обвинения оппозиции во всех смертных грехах. Но они таковы, каковы есть, и поэтому обвиняют двенадцать человек в массовых беспорядках, которые устроили неустановленные следствием лица.
На прошлом судебном заседании они на удивление откровенно предъявляли суду две группы доказательств. С одной стороны, факт массовых беспорядков подтверждается, по их мнению, побитыми полицейскими, перевернутыми кабинками туалетов, искореженным асфальтом и выкрикиванием антиправительственных лозунгов. С другой стороны, виновность подсудимых подтверждается фактом их задержания, предъявлением обвинения и тем, что они находятся в зале суда на положении подсудимых. В неподражаемой этой логике остался один пробел – фактическая связь между «беспорядками» и подсудимыми – но на эту «мелочь» обвинение внимания не обращает.
Дабы затуманить суть, обвинение насыщает дело массой ничего не значащих деталей и сведений. На прошлом заседании прокуроры оглашали протоколы осмотра видеодоказательств – проще говоря, зачитывали то, что следователь увидел на видеозаписях. Чего там только не было!
Вот следователь в трагических тонах описывает некий желтый предмет сферической формы в руках злоумышленника, который через мгновение отправляется по воздуху в сторону несчастного полицейского. К счастью, страж порядка жив и даже не покалечен, ибо страшный сферический предмет – это, скорее всего, просто мандарин.
Вот следователь описывает действия демонстрантов. Поскольку неустановленные лица не установлены, то следователь устанавливает для них клички по характеру одежды. Надо же их как-то называть! Одному присваивает оперативный псевдоним «Кепка», другому – «Козырек». Выглядело это примерно так: «Кепка» бросала в полицейских неустановленные предметы, «Козырек» замахивался на неустановленного полицейского неизвестным предметом неопределенной длины.
Адвокат Вадим Клювгант в своих замечаниях на оглашаемый протокол грустно пошутил, что скоро, вероятно, обвинение будет ссылаться на Ваську-кирпича. Почему бы нет, собственно говоря?
Обвинение, между тем, со страшной силой упражнялось в описании людей и событий. Депутата Госдумы Илью Пономарева было недостаточно просто назвать депутатом; надо было придать ему таинственный и криминальный оттенок. Поэтому в протоколе он описан как человек «с облысением волосяного покрова головы». Другого демонстранта следователь назвал «неизвестным лицом с флагом в руках». «Лицо с флагом» – это, безусловно, яркий криминальный образ, достойный того, чтобы войти в учебники российской криминалистики и быть воспетым в нескончаемых ментовских романах и сериалах. Да и само следственное творчество могло бы стать бестселлером, будь оно пограмотнее написано. А то одного невезучего полицейского демонстранты «провалили» на землю, а кабинки биотуалетов «проталкивали» в сторону канала.
Во вторник 23 июля заседание началось с отвода судье. Заявил его подсудимый Сергей Кривов, обвинивший судью в систематическом нарушении российского законодательства и вероятной заинтересованности в исходе дела. Изо дня в день судья Никишина не дает Кривову возможности заявить ходатайство. Судье эти ходатайства смешны – она то, наверное, уже знает, каким будет приговор, так к чему так много слов? Но Кривов этого не знает, хотя, может быть, и догадывается, что судьбы подсудимых предрешены. Но ему, странному человеку, хочется, чтобы все было по закону. Он же не судья Никишина!
Никишина отвод себе сама же и отклонила, а затем постановила смотреть видеодоказательства. Следующие примерно полчаса на трех мониторах в зале суда висела одна и та же картинка – вид на Болотную площадь откуда-то свысока, вероятно, с «Дома на набережной». Иногда этот сюжет сменялся другой картинкой – видом на Поклонную гору. По Болотной прогуливались одинокие прохожие, слышался уличный шум. Ничего не происходило. Все тупо смотрели на этот шедевр киноискусства, не понимая, к чему бы все это. Прокурорши, похоже, тоже были в замешательстве, и все подбегали с вопросами к техническим работникам, демонстрирующим «доказательство». Я думаю, они упрашивали технарей сделать что-нибудь, чтобы на экранах началось хоть какое-то движение. Уставившись немигающим взглядом в немигающие экраны мониторов, все ждали, когда что-нибудь начнется.
И оно началось. Лучше бы не начиналось. Оказалось, что обвинение причислило к доказательствам программу «Минаев Live». Вскоре на экранах показался и сам Сергей Минаев. Самодовольный, развязный и хамоватый, он, вальяжно покачиваясь в кресле, пытался выглядеть одновременно объективным «информатором» для зрителей, остроумным комментатором и лояльным путинским холопом. Последнее ему удавалось лучше всего – то ли в силу врожденной склонности, то ли по служебной необходимости. В худших традициях советской телепропаганды кадры «мрачной и озлобленной» Болотной площади перемежались видами «позитивной и веселой» Поклонной горы, где в это же время собрались на «народный сход» любители Путина. Потом к Минаеву присоединился известный галерист Марат Гельман, стеснительно поддакивающий ведущему и умеренно разделяющий его гнев по поводу демонстрантов.
Какое все это имеет отношение к доказательствам виновности подсудимых, непонятно. Однако предъявление суду такого «доказательства» стало очень наглядной иллюстрацией уровня доказательной базы обвинения. В сущности, идея обвинения состоит в том, чтобы показать суду и публике некие ужасные кадры и ужасные комментарии, а потом указать суду на подсудимых. Вот и все доказательства. Все видят связь? Не все? Ничего, главное, чтобы судья увидела. Или, точнее говоря, сделала вид, что увидела. Потому что к будущему приговору все это на самом деле никакого отношения не имеет.
Фото EPA/ИТАР-ТАСС
