Путешествие в мир идеализма - 2. Таллберг
Позади меня послышалось вежливое покашливание. Я обернулась: это был Его Величество Карл XVI Густав, король Швеции – он выходил с семинара по проблемам изменения климата. Его Величество, помимо исполнения своих важных, но малообременительных обязанностей конституционного монарха, последние двадцать лет весьма активно участвует в разрешении проблем глобального потепления и загрязнения окружающей среды. Возглавляя шведское отделение Международного фонда защиты природы, он учредил премию своего имени в этой области и регулярно спонсирует «Королевский коллоквиум», на котором обсуждаются вопросы сохранения живой природы. Ее Высочество королева Швеции Сильвия в тот момент была на другом семинаре форума – кажется, по проблемам миграции. Сфера ее интересов – защита детей, в частности, от сексуальной эксплуатации в коммерческих целях – примерно так назывался международный конгресс, патроном которого была Ее Высочество, а сейчас она возглавляет Международный фонд защиты детства.
Впрочем, если спросить шведов, то они, скорее, расскажут не о международной деятельности королевской четы, а о том, что королева Швеции – простолюдинка, что делает честь Карлу XVI Густаву и еще больше его родителям, которые двадцать девять лет назад приняли выбор своего сына, тогда еще крон-принца. Выбор этот отражает суть шведской конституционной монархии, существующей в условиях не просто демократического государства, но государства, в котором слово «социальное» (и даже «социалистическое» — по западному образцу) имеет приоритетное значение: левые социал-демократы находятся у власти в Швеции уже не один десяток лет. Наконец вам обязательно укажут, что шестидесятитрехлетняя королева выглядит от силы на сорок, причем, добавят, молодеет каждый год, и, чуть понизив голос, сообщат, что в Бразилии (почему в Бразилии?), куда регулярно отъезжает шведская королева немецких кровей, работают замечательные пластические хирурги. Моя дочь, которая на пленарных заседаниях форума сидела рядом с королевой Швеции (рассадка была принудительная и очевидно воплощала идею равенства вне зависимости от титулов и размеров банковского счета), утверждала, что королева – вполне приятная собеседница, хотя и не очень разговорчива, сдержанна и лишена снобизма.
О королевской чете – не только для антуража. Самое большое мое впечатление от европейского форума, который вот уже двадцать пять лет собирается в деревушке Таллберг в трех часах езды от Стокгольма на берегу озера Сильян, — не сами интеллектуалы и даже не венчурные капиталисты, постоянно задававшие один и тот же вопрос «что нам ждать от будущего?», но… служба безопасности Швеции и Его Королевского Величества в частности. Увидев за спиной вежливо покашливающего главу шведского государства, я инстинктивно прижалась к стене, ожидая, что сейчас меня снесут квадратные дяди из охраны, освобождая беспрепятственный проход для монарха. Однако ж ничего подобного не случилось: дяди флегматично ждали своего короля на улице. На всю деревушку, в которой обычно проживает 217 жителей и куда на форум приехало 450 участников из 60 стран мира, включая короля Швеции, принца Иордании, нескольких президентов европейских стран, заместителя главы ООН и изрядное число миллионеров (опознать которых, по причине дресс-кода, было никак невозможно) — так вот, на всю публику было от силы с десяток представителей спецслужб. Причем главным образом в районе двухэтажного деревянного (шведская специфика) отеля, где среди прочих жила королевская чета. Вокруг него, по периметру, крайне вежливые и всегда доброжелательно улыбающиеся беловолосые бугаи в наушниках проверяли карточки участников форума. В остальных частях деревушки с ее семью уютными и вполне комфортабельными отелями с беспроводным интернетом, отменной едой и ночными барами, где можно было услышать все от местных напевов до жгучего бэнда из Южной Африки, офицеров службы безопасности не было вовсе. Дороги тоже никто не перекрывал. Наверное, мне возразят: в нейтральной Швеции нет терроризма. Ну это как посмотреть: сумасшедших везде хватает – достаточно вспомнить убийство шведского премьера Улафа Пальме или сравнительно недавнее – одного из министров. К тому же в девятимиллионной Швеции на тысячу населения приходится почти два эмигранта (1,67), главным образом турков и беженцев из бывшей Югославии, а на 87 процентов лютеран – 13 процентов представителей других религий, включая мусульман. Так что, скорее, служба безопасности с человеческим лицом – результат политической традиции, в которой представители власти, даже монархической, осознаются как часть нации, а не как отделенный и наглухо огражденный от нее институт.
Что обсуждают на Таллбергском Форуме?
Самый короткий ответ – все.
Главной темой 25-го Таллберга стало: «Как мы можем – и можем ли? — все вместе жить на Земле?». Вопросы, предложенные для дискуссий: «Изменение роли национальных государств в глобальном мире», «Как примирить притязания бедных и богатых с окружающей реальностью» (3 миллиарда человек в мире живут меньше чем на 2 доллара в день). «Проблема глобального лидерства: что мы можем почерпнуть из опыта Швейцера, Ганди, Манделы», «Проблемы европейской интеграции», «Изменение принципов управления в турбулентные времена», «Проблемы устойчивости финансовой системы в глобальном мире», «Как бизнес может помочь правозащитным и филантропическим организациям» – и так далее, общим числом около шестидесяти дискуссионных площадок разных форматов. Впрочем, «все» обсуждают и в Давосе – на одном из самых престижных мировых сборищ, Мировом экономическом форуме. Там тоже с утра оказываешься на семинаре по новейшим исследованиям работы человеческого мозга, в обед слушаешь дискуссию о перспективах Европейского союза или грядущем крахе перегретого рынка недвижимости, а к вечеру – хай-тек, Ирак, Иран и прочее, что в этот месяц в заголовках CNN. Главное отличие Таллберга от Давоса – в том, кто и ради чего приезжает. В Давосе семинары и дискуссии – не более чем витрина для переговоров, сделок, заключаемых за кулисами, налаживания новых связей. Собственно, именно за это руководители корпораций платят многие десятки тысяч долларов — членство в этом сонме богатых и успешных стоит немало. Таллберг, напротив, пронизан идеализмом и альтруизмом, и люди разного, но по большей части немалого достатка приезжают сюда именно потому, что пытаются понять: что они, кроме состояний — какую планету, какой мир, — оставят свои детям.
Грубо говоря, лейтмотив Давоса – «купим все», лейтмотив Таллберга – «здоровья (читай: стабильности, спокойствия, защиты от отчаявшейся толпы) – не купишь». События 11 сентября в США, взрывы в Лондоне, в России, в Израиле, в Саудовской Аравии – кто больше? – наглядное и кровавое подтверждение последнего.
В начале было…
В начале Таллберга, 25 лет назад, был страх: страх Северной Европы перед тогдашним, казавшимся нескончаемым энергическим кризисом, когда не только в Европе, но и в США власти призывали оставить автомобили дома и всем пересесть на велосипеды. Вопрос, который мы традиционно полагаем русским – что делать? как решать нарастающие проблемы постиндустриального общества? — стал определяющим для таллбергских дискуссий на многие годы. Каждый год сюда приезжало – за свой счет — около семидесяти человек, главным образом интеллектуалы с банкирами инвестиционных банков и бизнесменами, которые три дня ломали головы над тем, какие новые риски возникнут завтра и через десять лет и что делать, чтобы их немного снизить. Инициатором этих мозговых штурмов стал Бо Экман, вполне успешный бизнесмен, основатель и президент шведской компании Nextwork, специализирующейся в области стратегического консалтинга, а до того – вице-президент концерна «Вольво» и основатель компании SIFO, занимавшейся вопросами стратегии управления в условиях перемен – то есть управлением в ситуации многих неопределенностей. Бо Экман и по сию пору один из моторов и главных спонсоров форума: из 19 миллионов долларов, в которые обошелся 25-й, юбилейный, Таллберг (собравший ровно столько людей, сколько могли вместить гостиницы деревушки), процентов тридцать – его взнос.
Страх вновь оказаться в жесткой зависимости от стран – держателей основных энергоресурсов ощущался и на нынешнем Таллберге. Пер Карстедт, шведский специалист по проблеме «нефтезависимости», вполне успешно проповедовал грядущий Апокалипсис: «В мире есть примерно 65 стран, которые добывают нефть. Из них 57 достигли пика добычи, их ресурсы скоро будут истощены (Россия и Венесуэла в том числе – Е.А.). Лишь пять нефтедобывающих стран имеют достаточные резервы, чтобы наращивать производство нефтяных материалов, и все пять – страны мусульманского мира: Иран, Ирак, Кувейт, Арабские эмираты, Саудовская Аравия», — утверждал он, позволяя с легкостью домысливать открывающуюся перспективу в случае дальнейшей фундаментализации исламского мира. Выход Карстедт видит в одном: в разработке альтернативных источников энергии, основанных на биологических и алкогольных компонентах.
Как ни странно, проблема цивилизационных войн, столь популярная на круглых столах в России, в Таллберге практически не поднималась, как, кстати, и проблема терроризма. Скорее, они были записаны в «дано» или рассматривались как производные от тех проблем, которые Таллбергский форум с вариациями обсуждал все последние двадцать пять лет.
На повестке дня
Из всего многообразия тем я выделила бы в первую очередь три. В том числе и потому, что они тесно увязаны друг с другом.
Первая – бизнес-этика и ее роль в проблемах глобального мира. Вторая – чудовищный разрыв между растущим благосостоянием западной цивилизации и отсталостью стран Африки и некоторых стран Азии. Третья – Китай.
На форуме много говорилось о том, как сделать бизнес, который является движущей силой современного мира, ну, что ли, чуть-чуть менее эгоистичным. Опыт той же социал-демократической Швеции, с ее чрезмерно высокими – до недавнего времени – налогами и неусыпной заботой государства о гражданах (что принято называть социальным государством – welfare state), показал, что этот путь, по целому ряду причин, не выход. С бизнесом надо договариваться, находить мотивации к социальному сотрудничеству, а не давить его мощью бюрократии.
Однако понятно и то, что бизнес идет туда, где он получает максимальные прибыли, не слишком задумываясь о долгосрочных последствиях (2600 миллиардов долларов кочуют по миру в поисках лучшего применения). А если и задумывается, то лишь о том, как вынести деньги из банка в каком-нибудь Сомали или Конго, когда там произойдет очередной переворот, который сам же бизнес и приближал, заключая выгодные для себя сделки со стопроцентно коррумпироваными лидерами этих стран, обреченными пасть под натиском обнищавшей до нитки улицы.
Вот данные, которые привел профессор знаменитого шведского Института Каролинска Ханс Рослинг: в большинстве стран Африки годовой доход на душу населения составляет от 500 до 1500 (в лучшем случае) долларов, социальных служб (медицина, школы) практически никаких, перспектив – тоже, детская смертность (до пяти лет) — от ста (Конго, Кения) до двухсот и даже трехсот детей (Сьерра-Леоне, Сомали, Нигер, Нигерия – между прочим, нефтяная житница Африки, Чад и так далее) на тысячу рожденных. То есть в ХХI веке в Африке умирает чуть ли не каждый пятый ребенок. Для сравнения: детская смертность в Дании или Швеции — чуть больше трех детей на тысячу, в России – двадцать детей на тысячу рожденных. Можно, конечно, закрыть глаза и не видеть кадры из Нигера, где сейчас голод, или Судана, где тысячами от голода и болезней мрут дети – у нас по телевидению, кстати, эти кадры редко показывают, в то время как CNN и BBC минимум раз в день. Закрыть глаза можно, но вообще-то — стыдно. К тому же нерационально. Европа уже не знает, что делать с потоками нелегальной иммиграции из Азии и Африки. Мало того, что люди иной культуры и иного уровня образования наводняют города (те, кто давно не был в Лондоне, замечают, насколько «пожелтела» и «покоричневела» столица Англии – со всеми вытекающими отсюда последствиями), что они меняют политический ландшафт и влияют на электоральную риторику, – проблема эта и вполне финансовая: законодательства большинства стран Центральной и Северной Европы, тех самых социальных государств, требуют предоставления беженцам и эмигрантам того же пакета социальных услуг, что и гражданам страны. Другими словами, в какие бы политкорректные слова не облекалась проблема нелегальной иммиграции из стран Африки и Азии, очевидно, что миру в самое ближайшее время предстоит принимать конкретные меры, чтобы сделать жизнь на черном континенте чуть-чуть более сносной — то есть, чтобы там элементарно можно было выжить. Помимо гуманитарных соображений, есть и вполне прагматические: Европу затопит волна нелегальной эмиграции.
Мэри Робинсон, директор Глобальной этической инициативы, в прошлом – президент Ирландии (первая женщина-президент в Европе), а потом – Высший комиссар ООН по проблеме защиты прав человека, заметила в одном из своих выступлений, что иной раз для решения проблемы нужно совсем немного: в нынешнем году, например, учитывать интересы африканских фермеров при торгово-закупочных операциях с тем, чтобы целые районы смогли дожить до следующего урожая. Такая единовременная помощь окажется дешевле, чем караваны гуманитарной помощи ООН, за которые – через цепочку налогов – платят те же бизнесы.
Другой вариант – мотивировка держателей акций компаний, которые могли бы требовать от руководителей компаний чуть-чуть задумываться, куда и во что они вкладывают или, напротив, не вкладывают деньги. Например, в США возникло движение, которое объединяет бизнесы, обязующиеся не делать инвестиции в предприятия, связанные с торговлей оружием (ключевая проблема для Африки, где почти повсюду идет перманентная война за ресурсы и территории), или в эксплуатацию детского труда, секс, наркотики и так далее, а также заботящиеся о сохранении живой природы.
Не скрою, я отнеслась к рассказу об этом с большой долей скепсиса – ровно до той минуты, как оказалась на другом семинаре – по мировым финансам, где выступали представители инвестиционных банков. Так вот, Джонатан Ченевикс, главный финансист «Морган Стенли» в Лондоне, сказал буквально следующее: «Мы все более и более озабочены проблемой репутационных рисков. Наши держатели акций говорят нам: «Мы не хотим, чтобы наши имена ассоциировались с такого рода политикой банка (имеются в виду вложения без оглядки на социальные последствия или просто в не очень этически чистые мероприятия – Е.А.)».
Это – одна из мотиваций. Другая – то, что делает Monitor Institute, институт крупной международной консалтинговой группы из США. А именно: институт находит варианты соединения бизнесов с некоммерческими организациями с тем, чтобы и тем, и другим это было выгодно. Одни получают от такого партнерства необходимые им деньги (НКО), другие – репутацию, что в конечном итоге тоже оборачивается деньгами.
Прибыли имеют обыкновение побеждать мораль, это правда. Но инстинкт самосохранения, в том числе желание не допустить новых волн отчаявшихся иммигрантов, – инстинкт достаточно сильный.
Другая проблема, о которой мы мало задумываемся – отчасти в силу информационной закрытости России, — это, как ни странно, проблема Китая. Мы привыкли думать об этой стране, с которой нас связывает многотысячекилометровая граница, как о быстро растущей экономике, как об основном сборочном цехе Запада, как о державе, которая – по уровню военной мощи – скоро станет соперником США. Между тем, по словам китайских экономистов и журналистов, которых было немало на форуме, Китай – в большой степени черный ящик. Что на самом деле творится в глубинном Китае, не знают не только в Пекине, но и в региональных партийных комитетах: в одной из провинций, например, недавно обнаружили три завода, которые не были учтены ни в каких статистических сборниках. Но главное – в Китае налицо диспропорция между быстро растущей экономикой и крайне отсталым институциональным устройством, включая банковскую систему. Между колоссальными западными инвестициями, приоткрывшимся выходом во внешний мир (хотя интернет все еще под контролем государства) и готовностью государства подавить малейшее политическое недовольство. (По словам китайских коллег, в каждом университете расквартированы роты спецназа, готовые не допустить нового Тяньаньмэня.) Наконец диспропорциями между колоссальными прибылями и крайним загрязнением окружающей среды, бедностью и усталостью населения. На многих заводах продолжительность рабочего дня составляет 10-14 часов, а выходных нет вовсе. Ну и, кроме того, в Китае – в силу экономического бума и ввозимых прогрессивных технологий — растет безработица, которая в городах, по официальным данным, составляет 4 процента, а по неофициальным – все 7. А это – миллионы людей. 150 миллионов китайцев в последние годы покинули свои дома в глубинном Китае и переместились в прибрежные восточные районы. Что будет, когда и там рабочих мест поубавится? Как будут сопредельные страны, включая Россию, а через нее и Европа, справляться с этой волной мигрантов? И какие иные катаклизмы можно ожидать внутри этого «черного ящика», коли даже партийные чиновники не очень в курсе происходящего, а политическая система настолько ригидна, что не успевает за быстро меняющейся под воздействием экономики страной?
…Конечно, форум в шведском Таллберге не лишен идеализма. Причем нередко – идеализма с левым уклоном. Но я вот думаю: кто-то и где-то должен ведь думать о тех проблемах, что не приносят немедленных дивидендов, но могут сыграть роль спусковых крючков в новых катастрофах недалекого — и даже чуть более далекого — будущего. И еще: путешествуя два летних месяца по миру идеализма, я не раз и не два ловила себя на том, что у нас в России, даже в Москве, о многих проблемах, о которых пишет мировая пресса, практически не говорят и не пишут. Отнюдь не тихий, но вполне провинциальный огромный угол Европы, это уже — диагноз?
P.S. России на Таллбергском форуме был посвящен один небольшой (и, прямо скажем, собравший немного участников) семинар. Зато президент Грузии Михаил Саакашвили был приглашен выступить на пленарной сессии (вместе с премьерами Польши и Хорватии) — и сорвал овацию.
Обсудить "Путешествие в мир идеализма - 2. Таллберг" на форуме
Впрочем, если спросить шведов, то они, скорее, расскажут не о международной деятельности королевской четы, а о том, что королева Швеции – простолюдинка, что делает честь Карлу XVI Густаву и еще больше его родителям, которые двадцать девять лет назад приняли выбор своего сына, тогда еще крон-принца. Выбор этот отражает суть шведской конституционной монархии, существующей в условиях не просто демократического государства, но государства, в котором слово «социальное» (и даже «социалистическое» — по западному образцу) имеет приоритетное значение: левые социал-демократы находятся у власти в Швеции уже не один десяток лет. Наконец вам обязательно укажут, что шестидесятитрехлетняя королева выглядит от силы на сорок, причем, добавят, молодеет каждый год, и, чуть понизив голос, сообщат, что в Бразилии (почему в Бразилии?), куда регулярно отъезжает шведская королева немецких кровей, работают замечательные пластические хирурги. Моя дочь, которая на пленарных заседаниях форума сидела рядом с королевой Швеции (рассадка была принудительная и очевидно воплощала идею равенства вне зависимости от титулов и размеров банковского счета), утверждала, что королева – вполне приятная собеседница, хотя и не очень разговорчива, сдержанна и лишена снобизма.
О королевской чете – не только для антуража. Самое большое мое впечатление от европейского форума, который вот уже двадцать пять лет собирается в деревушке Таллберг в трех часах езды от Стокгольма на берегу озера Сильян, — не сами интеллектуалы и даже не венчурные капиталисты, постоянно задававшие один и тот же вопрос «что нам ждать от будущего?», но… служба безопасности Швеции и Его Королевского Величества в частности. Увидев за спиной вежливо покашливающего главу шведского государства, я инстинктивно прижалась к стене, ожидая, что сейчас меня снесут квадратные дяди из охраны, освобождая беспрепятственный проход для монарха. Однако ж ничего подобного не случилось: дяди флегматично ждали своего короля на улице. На всю деревушку, в которой обычно проживает 217 жителей и куда на форум приехало 450 участников из 60 стран мира, включая короля Швеции, принца Иордании, нескольких президентов европейских стран, заместителя главы ООН и изрядное число миллионеров (опознать которых, по причине дресс-кода, было никак невозможно) — так вот, на всю публику было от силы с десяток представителей спецслужб. Причем главным образом в районе двухэтажного деревянного (шведская специфика) отеля, где среди прочих жила королевская чета. Вокруг него, по периметру, крайне вежливые и всегда доброжелательно улыбающиеся беловолосые бугаи в наушниках проверяли карточки участников форума. В остальных частях деревушки с ее семью уютными и вполне комфортабельными отелями с беспроводным интернетом, отменной едой и ночными барами, где можно было услышать все от местных напевов до жгучего бэнда из Южной Африки, офицеров службы безопасности не было вовсе. Дороги тоже никто не перекрывал. Наверное, мне возразят: в нейтральной Швеции нет терроризма. Ну это как посмотреть: сумасшедших везде хватает – достаточно вспомнить убийство шведского премьера Улафа Пальме или сравнительно недавнее – одного из министров. К тому же в девятимиллионной Швеции на тысячу населения приходится почти два эмигранта (1,67), главным образом турков и беженцев из бывшей Югославии, а на 87 процентов лютеран – 13 процентов представителей других религий, включая мусульман. Так что, скорее, служба безопасности с человеческим лицом – результат политической традиции, в которой представители власти, даже монархической, осознаются как часть нации, а не как отделенный и наглухо огражденный от нее институт.
Что обсуждают на Таллбергском Форуме?
Самый короткий ответ – все.
Главной темой 25-го Таллберга стало: «Как мы можем – и можем ли? — все вместе жить на Земле?». Вопросы, предложенные для дискуссий: «Изменение роли национальных государств в глобальном мире», «Как примирить притязания бедных и богатых с окружающей реальностью» (3 миллиарда человек в мире живут меньше чем на 2 доллара в день). «Проблема глобального лидерства: что мы можем почерпнуть из опыта Швейцера, Ганди, Манделы», «Проблемы европейской интеграции», «Изменение принципов управления в турбулентные времена», «Проблемы устойчивости финансовой системы в глобальном мире», «Как бизнес может помочь правозащитным и филантропическим организациям» – и так далее, общим числом около шестидесяти дискуссионных площадок разных форматов. Впрочем, «все» обсуждают и в Давосе – на одном из самых престижных мировых сборищ, Мировом экономическом форуме. Там тоже с утра оказываешься на семинаре по новейшим исследованиям работы человеческого мозга, в обед слушаешь дискуссию о перспективах Европейского союза или грядущем крахе перегретого рынка недвижимости, а к вечеру – хай-тек, Ирак, Иран и прочее, что в этот месяц в заголовках CNN. Главное отличие Таллберга от Давоса – в том, кто и ради чего приезжает. В Давосе семинары и дискуссии – не более чем витрина для переговоров, сделок, заключаемых за кулисами, налаживания новых связей. Собственно, именно за это руководители корпораций платят многие десятки тысяч долларов — членство в этом сонме богатых и успешных стоит немало. Таллберг, напротив, пронизан идеализмом и альтруизмом, и люди разного, но по большей части немалого достатка приезжают сюда именно потому, что пытаются понять: что они, кроме состояний — какую планету, какой мир, — оставят свои детям.
Грубо говоря, лейтмотив Давоса – «купим все», лейтмотив Таллберга – «здоровья (читай: стабильности, спокойствия, защиты от отчаявшейся толпы) – не купишь». События 11 сентября в США, взрывы в Лондоне, в России, в Израиле, в Саудовской Аравии – кто больше? – наглядное и кровавое подтверждение последнего.
В начале было…
В начале Таллберга, 25 лет назад, был страх: страх Северной Европы перед тогдашним, казавшимся нескончаемым энергическим кризисом, когда не только в Европе, но и в США власти призывали оставить автомобили дома и всем пересесть на велосипеды. Вопрос, который мы традиционно полагаем русским – что делать? как решать нарастающие проблемы постиндустриального общества? — стал определяющим для таллбергских дискуссий на многие годы. Каждый год сюда приезжало – за свой счет — около семидесяти человек, главным образом интеллектуалы с банкирами инвестиционных банков и бизнесменами, которые три дня ломали головы над тем, какие новые риски возникнут завтра и через десять лет и что делать, чтобы их немного снизить. Инициатором этих мозговых штурмов стал Бо Экман, вполне успешный бизнесмен, основатель и президент шведской компании Nextwork, специализирующейся в области стратегического консалтинга, а до того – вице-президент концерна «Вольво» и основатель компании SIFO, занимавшейся вопросами стратегии управления в условиях перемен – то есть управлением в ситуации многих неопределенностей. Бо Экман и по сию пору один из моторов и главных спонсоров форума: из 19 миллионов долларов, в которые обошелся 25-й, юбилейный, Таллберг (собравший ровно столько людей, сколько могли вместить гостиницы деревушки), процентов тридцать – его взнос.
Страх вновь оказаться в жесткой зависимости от стран – держателей основных энергоресурсов ощущался и на нынешнем Таллберге. Пер Карстедт, шведский специалист по проблеме «нефтезависимости», вполне успешно проповедовал грядущий Апокалипсис: «В мире есть примерно 65 стран, которые добывают нефть. Из них 57 достигли пика добычи, их ресурсы скоро будут истощены (Россия и Венесуэла в том числе – Е.А.). Лишь пять нефтедобывающих стран имеют достаточные резервы, чтобы наращивать производство нефтяных материалов, и все пять – страны мусульманского мира: Иран, Ирак, Кувейт, Арабские эмираты, Саудовская Аравия», — утверждал он, позволяя с легкостью домысливать открывающуюся перспективу в случае дальнейшей фундаментализации исламского мира. Выход Карстедт видит в одном: в разработке альтернативных источников энергии, основанных на биологических и алкогольных компонентах.
Как ни странно, проблема цивилизационных войн, столь популярная на круглых столах в России, в Таллберге практически не поднималась, как, кстати, и проблема терроризма. Скорее, они были записаны в «дано» или рассматривались как производные от тех проблем, которые Таллбергский форум с вариациями обсуждал все последние двадцать пять лет.
На повестке дня
Из всего многообразия тем я выделила бы в первую очередь три. В том числе и потому, что они тесно увязаны друг с другом.
Первая – бизнес-этика и ее роль в проблемах глобального мира. Вторая – чудовищный разрыв между растущим благосостоянием западной цивилизации и отсталостью стран Африки и некоторых стран Азии. Третья – Китай.
На форуме много говорилось о том, как сделать бизнес, который является движущей силой современного мира, ну, что ли, чуть-чуть менее эгоистичным. Опыт той же социал-демократической Швеции, с ее чрезмерно высокими – до недавнего времени – налогами и неусыпной заботой государства о гражданах (что принято называть социальным государством – welfare state), показал, что этот путь, по целому ряду причин, не выход. С бизнесом надо договариваться, находить мотивации к социальному сотрудничеству, а не давить его мощью бюрократии.
Однако понятно и то, что бизнес идет туда, где он получает максимальные прибыли, не слишком задумываясь о долгосрочных последствиях (2600 миллиардов долларов кочуют по миру в поисках лучшего применения). А если и задумывается, то лишь о том, как вынести деньги из банка в каком-нибудь Сомали или Конго, когда там произойдет очередной переворот, который сам же бизнес и приближал, заключая выгодные для себя сделки со стопроцентно коррумпироваными лидерами этих стран, обреченными пасть под натиском обнищавшей до нитки улицы.
Вот данные, которые привел профессор знаменитого шведского Института Каролинска Ханс Рослинг: в большинстве стран Африки годовой доход на душу населения составляет от 500 до 1500 (в лучшем случае) долларов, социальных служб (медицина, школы) практически никаких, перспектив – тоже, детская смертность (до пяти лет) — от ста (Конго, Кения) до двухсот и даже трехсот детей (Сьерра-Леоне, Сомали, Нигер, Нигерия – между прочим, нефтяная житница Африки, Чад и так далее) на тысячу рожденных. То есть в ХХI веке в Африке умирает чуть ли не каждый пятый ребенок. Для сравнения: детская смертность в Дании или Швеции — чуть больше трех детей на тысячу, в России – двадцать детей на тысячу рожденных. Можно, конечно, закрыть глаза и не видеть кадры из Нигера, где сейчас голод, или Судана, где тысячами от голода и болезней мрут дети – у нас по телевидению, кстати, эти кадры редко показывают, в то время как CNN и BBC минимум раз в день. Закрыть глаза можно, но вообще-то — стыдно. К тому же нерационально. Европа уже не знает, что делать с потоками нелегальной иммиграции из Азии и Африки. Мало того, что люди иной культуры и иного уровня образования наводняют города (те, кто давно не был в Лондоне, замечают, насколько «пожелтела» и «покоричневела» столица Англии – со всеми вытекающими отсюда последствиями), что они меняют политический ландшафт и влияют на электоральную риторику, – проблема эта и вполне финансовая: законодательства большинства стран Центральной и Северной Европы, тех самых социальных государств, требуют предоставления беженцам и эмигрантам того же пакета социальных услуг, что и гражданам страны. Другими словами, в какие бы политкорректные слова не облекалась проблема нелегальной иммиграции из стран Африки и Азии, очевидно, что миру в самое ближайшее время предстоит принимать конкретные меры, чтобы сделать жизнь на черном континенте чуть-чуть более сносной — то есть, чтобы там элементарно можно было выжить. Помимо гуманитарных соображений, есть и вполне прагматические: Европу затопит волна нелегальной эмиграции.
Мэри Робинсон, директор Глобальной этической инициативы, в прошлом – президент Ирландии (первая женщина-президент в Европе), а потом – Высший комиссар ООН по проблеме защиты прав человека, заметила в одном из своих выступлений, что иной раз для решения проблемы нужно совсем немного: в нынешнем году, например, учитывать интересы африканских фермеров при торгово-закупочных операциях с тем, чтобы целые районы смогли дожить до следующего урожая. Такая единовременная помощь окажется дешевле, чем караваны гуманитарной помощи ООН, за которые – через цепочку налогов – платят те же бизнесы.
Другой вариант – мотивировка держателей акций компаний, которые могли бы требовать от руководителей компаний чуть-чуть задумываться, куда и во что они вкладывают или, напротив, не вкладывают деньги. Например, в США возникло движение, которое объединяет бизнесы, обязующиеся не делать инвестиции в предприятия, связанные с торговлей оружием (ключевая проблема для Африки, где почти повсюду идет перманентная война за ресурсы и территории), или в эксплуатацию детского труда, секс, наркотики и так далее, а также заботящиеся о сохранении живой природы.
Не скрою, я отнеслась к рассказу об этом с большой долей скепсиса – ровно до той минуты, как оказалась на другом семинаре – по мировым финансам, где выступали представители инвестиционных банков. Так вот, Джонатан Ченевикс, главный финансист «Морган Стенли» в Лондоне, сказал буквально следующее: «Мы все более и более озабочены проблемой репутационных рисков. Наши держатели акций говорят нам: «Мы не хотим, чтобы наши имена ассоциировались с такого рода политикой банка (имеются в виду вложения без оглядки на социальные последствия или просто в не очень этически чистые мероприятия – Е.А.)».
Это – одна из мотиваций. Другая – то, что делает Monitor Institute, институт крупной международной консалтинговой группы из США. А именно: институт находит варианты соединения бизнесов с некоммерческими организациями с тем, чтобы и тем, и другим это было выгодно. Одни получают от такого партнерства необходимые им деньги (НКО), другие – репутацию, что в конечном итоге тоже оборачивается деньгами.
Прибыли имеют обыкновение побеждать мораль, это правда. Но инстинкт самосохранения, в том числе желание не допустить новых волн отчаявшихся иммигрантов, – инстинкт достаточно сильный.
Другая проблема, о которой мы мало задумываемся – отчасти в силу информационной закрытости России, — это, как ни странно, проблема Китая. Мы привыкли думать об этой стране, с которой нас связывает многотысячекилометровая граница, как о быстро растущей экономике, как об основном сборочном цехе Запада, как о державе, которая – по уровню военной мощи – скоро станет соперником США. Между тем, по словам китайских экономистов и журналистов, которых было немало на форуме, Китай – в большой степени черный ящик. Что на самом деле творится в глубинном Китае, не знают не только в Пекине, но и в региональных партийных комитетах: в одной из провинций, например, недавно обнаружили три завода, которые не были учтены ни в каких статистических сборниках. Но главное – в Китае налицо диспропорция между быстро растущей экономикой и крайне отсталым институциональным устройством, включая банковскую систему. Между колоссальными западными инвестициями, приоткрывшимся выходом во внешний мир (хотя интернет все еще под контролем государства) и готовностью государства подавить малейшее политическое недовольство. (По словам китайских коллег, в каждом университете расквартированы роты спецназа, готовые не допустить нового Тяньаньмэня.) Наконец диспропорциями между колоссальными прибылями и крайним загрязнением окружающей среды, бедностью и усталостью населения. На многих заводах продолжительность рабочего дня составляет 10-14 часов, а выходных нет вовсе. Ну и, кроме того, в Китае – в силу экономического бума и ввозимых прогрессивных технологий — растет безработица, которая в городах, по официальным данным, составляет 4 процента, а по неофициальным – все 7. А это – миллионы людей. 150 миллионов китайцев в последние годы покинули свои дома в глубинном Китае и переместились в прибрежные восточные районы. Что будет, когда и там рабочих мест поубавится? Как будут сопредельные страны, включая Россию, а через нее и Европа, справляться с этой волной мигрантов? И какие иные катаклизмы можно ожидать внутри этого «черного ящика», коли даже партийные чиновники не очень в курсе происходящего, а политическая система настолько ригидна, что не успевает за быстро меняющейся под воздействием экономики страной?
…Конечно, форум в шведском Таллберге не лишен идеализма. Причем нередко – идеализма с левым уклоном. Но я вот думаю: кто-то и где-то должен ведь думать о тех проблемах, что не приносят немедленных дивидендов, но могут сыграть роль спусковых крючков в новых катастрофах недалекого — и даже чуть более далекого — будущего. И еще: путешествуя два летних месяца по миру идеализма, я не раз и не два ловила себя на том, что у нас в России, даже в Москве, о многих проблемах, о которых пишет мировая пресса, практически не говорят и не пишут. Отнюдь не тихий, но вполне провинциальный огромный угол Европы, это уже — диагноз?
P.S. России на Таллбергском форуме был посвящен один небольшой (и, прямо скажем, собравший немного участников) семинар. Зато президент Грузии Михаил Саакашвили был приглашен выступить на пленарной сессии (вместе с премьерами Польши и Хорватии) — и сорвал овацию.
