Пора бы уже привыкнуть, но я все равно не перестаю удивляться особенностям нашей человеческой природы. В который раз задуматься об этом заставила история Жанны Фриске.

Я не о том, что тяжелая болезнь поп-звезды стала главной новостью, затмив все остальные. Жизнь звезд всегда интереснее обывателю, чем, допустим, наши общественно-политические дискуссии. Я не вижу в этом, кстати, ничего ужасного. Более странно, когда, к примеру, слушатели и читатели клеймят журналистов позором, уверяют, что им эта история якобы не нужна, но при этом новость о болезни певицы по числу просмотров бьет все рекорды дня на сайте моего «Эха», а сайт «Лайфньюс», который и сделан в расчете на многотысячное любопытство, просто валится, не будучи в состоянии обработать вал запросов.

Я не хочу говорить о том, этично ли обсуждать эти темы. Этично обсуждать любые темы, если не превращать обсуждение в пошлость и непотребство.

Я о сострадании и деятельной помощи людям, попавшим в беду. Первый канал начал собирать деньги для лечения Жанны Фриске, и это вызвало это смешанную реакцию. С одной стороны, моментально собрали несколько десятков миллионов. С другой — еще более массово удивлялись тому, что вся страна собирает деньги для небедного человека. И для помощи небедному человеку призывают скинуться как раз людей самых обыкновенных. К этому недоумению присовокупляются следующие восклицания: лучше бы помогли больным детям, лучше бы помогли бедным, лучше бы привлекли внимание к катастрофическому состоянию нашей медицины.

Валерий Панюшкин, непосредственно оказавшийся вовлеченным в кампанию по сбору средств для Жанны, великолепно, на мой взгляд, объяснил, почему все эти аргументы ерунда и глупость. Согласен я и с Владимиром Берхиным.

Но скажу несколько слов и от себя. Цена человеческой жизни в нашей стране – ноль. Сострадание и милосердие – это то, что капитан Жеглов называл «поповское слово», то есть фигня. Нету ничего этого в нашей природе. Нет понимания того, что этичность или неэтичность состоит не в том, чтобы обсуждать болезнь знаменитости или не обсуждать. А в том, чтобы всерьез обсуждать, нужна ли помощь возможно смертельно больному человеку. Если это «простой человек», то вроде бы нужна. Если не простой – пускай подыхает или как-то сам выкручивается.

Нам не жалко его, потому что его песни, или фильмы, или высказывания нам не нравятся, и, значит, он не стоит нашего сострадания.

Нам не жалко его потому, что у него много денег. А у нас мало. И наша зависть к чужому благосостоянию вдруг переходит в злорадство. Нечто вроде социальной мести. Ага! Заболел! Херово тебе! А каково нам тут от зарплаты до зарплаты в дерьме кувыркаться?!

Мы предлагаем помочь «вместо». Вместо одного помочь другому. Ни тем и другим вместе, а тем или другим – «вместо»! «Привлекать внимание к плачевному состоянию», сотрясая воздух, вместо того чтобы просто пожертвовать свои конкретные сто рублей конкретному человеку, не дожидаясь милостей от государства или олигархов.

Но это было бы полбеды, если бы речь шла только о случаях вроде несчастья с Жанной Фриске. Она богата, она знаменита – и это особая история, нечастая в сравнении с миллионами печальных историй обычных людей.

Но я сразу вспомнил другую историю. Когда заболела Лена Казаринова. Хорошая, но не знаменитая актриса. Когда-то работавшая у нас на «Эхе» внештатно. Участвовавшая в нескольких программах, радиоспектаклях. Женщина замечательная! И совсем, конечно, не зажиточная. И когда у нее последовательно случился тяжелый инсульт, а потом обнаружилась еще и онкология, я на сайте написал текст с просьбой к тем, кто помнил Лену и любил ее эфиры помочь. Потому что денег реально не хватало.

Господи ты боже мой – сколько же всякой мерзости прочитал я в комментариях к тексту! Что мы попрошайки и побирушки. Что пускай Газпром помогает. Что «Эхо» – богатая организация (с чего вдруг богатая?), вот пусть оно и оплатит лечение. Что журналисты сами жируют и могут скинуться, а не клянчить через сайт.

Это не Жанна Фриске. Это, в общем, обычный человек, попавший в беду, реально нуждавшийся в помощи. И всё это человеческое испражнение читали родные, друзья… Ну не хочешь давать деньги – не давай. Промолчи. Пройди мимо, как ты это обычно и делаешь! Но вместо того, чтобы помочь или просто посочувствовать, люди непрерывно и агрессивно призывали не помогать!

А когда, к сожалению, Лена скончалась, и я написал там же на сайте прощальное слово, эта же кодла возникла вновь и стала требовать отчета. Мол, деньги собрали, а человек умер – и куда же денутся излишки? Вы понимаете?! Это первая мысль, которая пришла людям в голову и которую они непременно решили до всех донести! Понятно, что тот, кто пожертвовал деньги – реально пожертвовал, – не будет требовать такого отчета в тот момент, когда человек умер. Иначе бы просто не жертвовал. Эти люди сами не дали ни копейки. Но требовали отчитаться. И намек их был более чем прозрачен. Человек умер, денежки остались — и теперь близкие на смерти Лены наживутся.

Наши благотворительные организации, мягко говоря, не испытывают избытка пожертвований. Жертвователи не выстраиваются в очереди. Зато в критиках, сомневающихся и подозревающих, недостатка как не было, так и нет. Наверное, это потому что цена человеческой жизни всегда в нашей стране равнялась нулю. Что о других думать было некогда – самим бы выжить. Что поделиться с кем-то куда труднее, чем требовать, чтобы поделились с тобой. Это все укоренялось в наших предках и в нас слишком долго, чтобы мы так легко от этого избавились. Но когда сталкиваешься с особенностями нашей человеческой природы, чувство все равно каждый раз неприятное.

Фото ИТАР-ТАСС/ Валерий Шарифулин