Киевский Майдан начался благодаря вмешательству силовиков: многотысячной акцией он стал только после того, как в ночь на 30 ноября бойцы «Беркута» избили митингующих. Массовый протест вышел из-под контроля, гнев перерос все факторы сдерживания: революцию в Киеве сделала улица.

Иное дело «Русская весна» в Крыму. Разыгранная по сценарию кремлевских стратегов, она прошла при поддержке русского военного контингента: если бы не это, ни о каком новом крымском правительстве, ни о каком референдуме не было бы речи.

26 февраля площадь у стен Верховного совета в Симферополе решила вопрос в пользу целостности республики: ее сторонники оттеснили «Русское единство» и «Русский блок» с площади, несмотря на прибывшее из Севастополя подкрепление. Стало очевидно, что сторонники раскола в меньшинстве. Украинская улица и татары перекричали сепаратистов, а внеочередное заседание депутатов-раскольников было отменено.

Тогда русская партия решила проголосовать штыками: в ту же ночь Верховный совет захватили «неизвестные вооруженные люди». На утро 27 февраля площадь выглядела совсем иначе, чем накануне: нет уже ни одного голубого татарского флага, зато повсюду реет русский триколор. «Россия!.. Беркут!..» — скандируют митингующие.

Из динамиков на агитплощадке звучит блотняк-шансон — хриплоголосый народный артист быстро отреагировал на злобу дня. На этот раз не про приключения «в шумном балагане», а про киевский «беспредел»:

И пошла верховная раздача
Раду раздербанили и ннах...
Вместо беркутов успев назначить
Гвардию свою «Галичина»

Захватили пол страны без боя
Мирные фашисты, черный флаг.
Молится Эвропа на героев,
Возводя бендеровцев в рейхстаг.

Кто еще не понял, расшифрую:
СБУ, вас тоже ждет процесс,
Скоро всех вас впень расформируют,
А потом появится СС…


Георгиевские ленточки пританцовывают в такт, заряжаясь позитивной энергией, бесплатным чаем и чебуреками.

Самый популярный лозунг — референдум.

— Сперва автономия, а потом присоединимся к России, 0151 объясняют юноши пэтэушного вида. Выдыхают пивком. Рассказывают мне, киевлянину, про подвиги «беркутов» на Майдане:

— Я раньше «Беркут» не уважал, считал их ментами. Теперь вижу, что они настоящие герои. По-настоящему стояли на Майдане — без оружия, под шквалом агитации. Их травили, провоцировали и сейчас, извините, смешали с говном…

— Мы тут стоим не за деньги. И оружия у нас нет, как у тех фашистов на Майдане. Мы мирные люди.

А в глубине парка прогуливаются мирные зеленые человечки с автоматами наперевес. Изредка возмущаются прохожие: где это видано, в центре города иностранная армия с оружием в руках! Георгиевские ленточки шикают: а что они вам плохого сделали?!

Возмущенных граждан в Симферополе хватает. Наверное, поэтому спецназовцев оцепляют дружинники, не допускают и журналистов: «Они охраняют нас, нашу автономию. А мы охраняем их, чтобы не было провокаций, чтобы правый сектор или фашисты не закидали их коктейлями Молотова».

В тот же день в Севастополь прибывают делегации народных депутатов России: Владимир Васильев, Валентина Терешкова, Николай Валуев, чья заметная фигура придает сборищу особый колорит. Гости выступают у здания севастопольской Городской администрации: обещают поддержку со стороны России (прежде всего идеологическую, но в случае необходимости — догадайтесь сами какую), а новое украинское правительство российские депутаты считают нелегитимным, поскольку, по убеждению Валуева, оно пришло к власти «на автоматах и ножах».

Из Севастополя отправляют автобус пророссийских активистов — по их собственным словам, «в поддержку сил, занявших административные здания в Симферополе».

Утром 28 февраля получаем известие о захвате русскими военными симферопольского аэропорта. Еду туда, пытаюсь фотографировать мобильным телефоном солдат без опознавательных знаков, однако дружинники не дремлют: меня берут под руки и заставляют стереть снимки (иначе будут проблемы, поясняют они). У одного из журналистов отнимают камеру.


Перевальное: Брат у ворот

Днем 3 марта на въезде в военную часть украинских пограничников в Перевальном около 20 единиц тяжелой техники. С утра сюда прибыло порядка тысячи российских спецназовцев. Растянулись вдоль наружной стороны ограждения. Украинские пограничники с оружием охраняют ворота с внутренней стороны. За их спинами — танк, пушкой обращенный в сторону россиян.

С внешней стороны — религиозная процессия. Местный священник отец Иоанн кропит священной водой сперва русских, затем украинских солдат. Прихожане, жители Перевального и Симферополя, молятся за победу украинского оружия, поют религиозные гимны.



На КПП прибывает группа людей с российскими триколорами и символикой «Русского единства». Начинается потасовка: «Петь и молиться идите в церковь!» — орет красный от гнева отставной полковник Бризин. Оказывается, он — один из основателей этой части. Завязывается спор, кто тут (в Крыму) дольше живет, в него вмешивается известный журналист Максим Шевченко: дескать, какое это имеет отношение к сути дела. Полковник пенится, брызжет слюной, соратники его еле удерживают… Шевченко демонстративно спокойно вытирает лицо там, где упали брызги.

А тем временем между украинской и российской стороной ведутся переговоры: командир части полковник Сергей Стороженко отказывается выполнять условия ультиматума российской стороны, требующей немедленной сдачи оружия. Он спокоен, а относительно стратегических перспектив противника у него большие сомнения: «У нас есть танки и бэтээры, и если эта техника грохнет, от них мокрого места не останется».


Бельбек

— На территорию аэродрома они прибыли вечером 27 февраля на грузовиках, — рассказывает майор Тарасенко, — Высадилось около 350 спецназовцев без опознавательных знаков, заняли территорию нашого об'экта — весь аэродром. Сказали, что их задание — обеспечить порядок и предотвратить провокации. В ответ на вопрос, кто они, мы услышали ''Не столь важно''. Спрашиваем, кто вас послал — и опять слышим ''Не столь важно''».

Несколько дней в Бельбеке длится противостояние. Украинских военнослужащих постепенно вытесняют с аэродрома. Когда комбат летчиков полковник Юлий Мамчур принимает решение оставить за собой склад с боеприпасами и вдвоем с майором Тарасенко берет на себя охрану позиций, их закидывают свето-шумовыми гранатами. Майор Тарасенко контужен.

За украинскими летчиками остается лишь территория гарнизона.



Утром 3 марта им объявляют ультиматум: сдать оружие до 16 часов, иначе — силовой захват. Жены офицеров весь день живой стеной стоят у ворот части, под давлением присланных сюда активистов с российскими триколорами. Около четырех прибывает грузовик с зелеными человечками, но те, увидев женщин и журналистов, к тому времени съехавшихся в часть, разворачиваются и уезжают.

«Не оставляйте нас, — умоляют женщины журналистов, — как только вы уедете, они с нами покончат».

Мы, съемочная группа ВВС Panorama, остаемся на ночь. Просачивается информация, что в 3 часа ночи начнется штурм (о чем оперативно сообщают даже польские интернет-издания). К счастью, штурма не было.

— Если б они на нас напали, бой продолжился бы несколько минут, признается один из офицеров. — У нас неравноценная подготовка и вооружение. У них стрелки-профессионалы, прошедшие Чечню и Афганистан. А мы — летчики-техники, обслуживающий персонал аэродрома. Далеко не у каждого есть автомат. А кто выходит с пистолетом против снайпера…

4 марта после утреннего построения командир части полковник Юлий Мамчур принимает личное решение: колонна невооруженных украинских военнослужащих направляется из расположения гарнизона в сторону аэродрома. Вместе с ними идут журналисты. Военные поют гимн. Лишь у входа на аэродром, после нескольких предупредительных пулеметных очередей колонна останавливается.

— Буду стрелять по ногам, — орет журналистам красный от натуги автоматчик.

Снова переговоры. Требование командира летчиков — допустить техперсонал аэродрома на рабочие места. Старший от россиян (представляется без должности и звания, просто «Роман») связывается по рации с начальством: Мамчуру разрешают вывести на рабочие позиции технический наряд, всего 10 человек.

— Обидно, ведь столько лет совместные учения проводили, сотрудничали, — вздыхает замначальника штаба капитан Жилин. — Я коренной севастополец, русский. В 92-ом присягнул на верность Украине. И вот теперь братья по оружию под дулами автоматов требуют, чтобы мы оставили свои позиции. Нет, это не переговоры.

— А если война с Россией? Что будете делать?

— Присяга есть присяга. Конечно, очень не хотелось бы, но мы военные люди. Буду биться на стороне Украины.


Симферополь


Фотографии автора