«… и каждый знал — дорога к ней

Идет через войну»

М. Исаковский

Я тепло и с уважением отношусь к Елене Санниковой. И я не стал бы с ней спорить заново фактически о том же, что мы уже обсуждали несколько лет назад, если бы она неоднократно не провела параллели между происходящим сейчас в районе Донецка и Луганска и первой чеченской войной. Причем, по ее мнению, силы АТО украинских силовиков и добровольцев играют роль российских войск, а «вооруженные сепаратисты ДНР и ЛНР» — роль чеченцев под командованием Дудаева и Масхадова. По остальным вопросам, где я не согласен со статьей «Язык ненависти», я мог бы промолчать, но здесь не могу, потому что эта параллель встречается слишком часто, являясь при этом, на мой взгляд, глубоко ошибочной.

Прежде всего, чеченцы — народ со своим языком, культурой, историей, ментальностью, чего нет ни в Крыму, ни в Донецке и Луганске. Я вовсе не сторонник этнической собственности на землю, но не замечать указанной разницы нельзя, так как из этого следуют гораздо более существенные ошибки. Правы были чеченцы или не правы, но они боролись за государственный суверенитет своей страны, другой у них не было и нет. Чеченцы были именно и только сепаратистами, что, конечно, нарушало законы и Конституцию России, причём сепаратистами вооруженными, что было вдвойне незаконно, но ни в каком смысле не были ни агентами, ни сторонниками другой страны. Поэтому, например, они не ставили и не могли ставить вопрос о присоединении к какому бы то ни было государству — им просто не к кому было присоединяться, да они и не хотели. Никакая страна их не поддерживала, долгое время они вообще не получали помощи из-за границы, они не ставили вопрос об изменении системы власти и политического устройства России не отрицали ее права на существование, не стремились захватить часть ее территории за пределами Чеченской республики. Сразу замечу, во избежание отдельных вопросов, что я говорю о первоначальном периоде чеченской войны, так сказать, об исходных позициях. Потом логика развития конфликта многое изменила, хотя и не все.

Кроме того, Чечня имела если и не вполне легитимную, но вполне признаваемую Москвой власть президента Дудаева, легитимные и сохраняющиеся до сих пор границы, в общем, все признаки если не государственной, то республиканской, согласно российским законам, включая Основной, системной идентификации. Почти ничего из этого не имеет Крым, и совсем ничего — «Новороссия».

Да, подчеркну — и Крым, о котором Санникова не упоминает, так как там, что хорошо, кровь не льется и выстрелы не звучат, хотя, возможно, пока. Дело в том, что автономия и особая субъектность Крыма были оформлены когда-то в составе РСФСР и остались в составе Украины на основании того факта, что Крым — единственная земля и родина крымскотатарского народа. Этот многострадальный народ не получил полной реабилитации и эмансипации в Украине из-за сопротивления русских националистов в Крыму, которые, например, насмерть стояли против придания крымскотатарскому языку любого официального статуса.

Почему же они, добившись российской аннексии Крыма, спокойно восприняли решение о трех официальных языках? Конечно, и потому, что знают, что российской власти лучше не возражать, но не только поэтому. Дело в том, что в Украине власть довольно слабая, а демократия пока неустойчивая, но реальная, а в России — имитационная. Ну, формально придали крымскотатарскому языку некий статус, и что? Прокурор Няша все равно зачитывает Джемилеву и другим лидерам крымскотатарского народа свои дискриминационные запреты появляться на родине на русском, и только на русском. Статус крымскотатарского языка — такая же пустая формальность в России, как выборы, суд и Конституция.

Но в«ДНР»и«ЛНР»даже и формальностей нет.«Выборы»там были только на площади, и даже те, кто был«избран»,быстро уходят в отставку, а то и просто тихо исчезают из зоны видимости. Законов нет и не может быть, их просто писать некому. Нет паспортов, нет гражданства, и значительная, если не большая часть руководителей — граждане иностранного государства. Так как нет законов, никаких, ни принятых по европейской процедуре, ни основанных на шариате и адатах, то нет и не может быть правосудия, поэтому царит полный произвол и бессудные убийства задним числом пытаются оправдать введением смертной казни.

Возвращаясь к теме языка: его ведь тоже нет, по крайней мере, в том смысле, о котором пишет Елена Санникова. Именно так: ненависть есть, а языка ненависти — нет. Потому что язык ненависти — это тоже искусство, а у них или канцелярит Бородая, или полное косноязычие Захарченко. Язык ненависти — это Геббельс и Штрайхер, но также Черчилль и Эренбург. Бабай и Пушилин их всех просто не поймут, потому что языком в этом смысле вообще не владеют. Они, я думаю, и Киселева с трудом понимают. У них есть только ненависть, безъязыкая, как о другом предмете сказал поэт, тоже знавший толк в ненависти. И эту ненависть они ни на что не променяют, потому что больше у них нет ничего.

Ведь с ними сначала вполне нормально разговаривали, не грубили, не угрожали. Ярош, из которого уже тогда пытались лепить жупел бандеровского фашиста, собирался приехать в Донецк на поезде дружбы и без оружия, и говорил об этом в интервью русскоязычному донецкому телеканалу спокойно, без агрессии, с улыбкой. Говорил, что надо нормально пообщаться и понять друг друга. На каком языке ответили ему«борцы за Новороссию»?На языке даже не ненависти, а насилия и убийства.

Да, конечно, я понимаю чувства Елены Санниковой и ее страх за судьбу мирных жителей Донецка и Луганска. Но я полагаю, что угроза им исходит совсем не с той стороны, откуда Санникова ее ожидает. Пока украинские силовики и добровольцы стараются минимизировать жертвы среди мирного населения, чего не скажешь о террористах, фактически взявших несколько сотен тысяч заложников. В этом тоже огромная разница с Грозным. У чеченцев не было ничего, что обобщенно называется тяжелым оружием. Соответственно мирных людей в Грозном убивали только атаковавшие российские войска неизбирательным огнем, чему я сам неоднократно был свидетелем.

В Донецке огневые позиции артиллерии вооруженной российской агентуры, в полном соответствии с рецептом Путина о живом щите из женщин и детей, сознательно и целенаправленно располагают в жилых дворах и вблизи объектов социальной инфраструктуры. Это, кстати, классический террористический канон. Следовательно, главная угроза мирным жителям исходит не от атакующих, а от«обороняющихся»,являющихся террористами уже не в политическом, а в прямом физическом смысле. Мы видим классическую антитеррористическую операцию, и задача ее — освобождение заложников и захват террористов. При невозможности захвата — уничтожение.

Нет других вариантов с теми, кто уже начал брать в плен парламентеров. И проблема отнюдь не в языке, а в грустной реальности, которую язык формирует лишь отчасти, в той мере, в какой он воспринимается сторонами как осмысленный и оценивается ими как существенный компонент. Этого не происходит, если вежливость одной из сторон воспринимается как слабость, миролюбие — как виктимность, а желание и готовность договариваться — как основание для агрессии. Как лицемерно, но справедливо сказал Лавров, для прекращение огня необходимо желание двух сторон.

Да, я был против войны в Чечне и пытался бороться с ней не только с помощью плакатов. Потому что если бы российские войска не ворвались в Грозный 31 декабря 1994 года, то, возможно, удалось бы сохранить мир. А теперь я высказываюсь за скорейший разгром террористов, и ровно по той же причине — это единственная дорога к миру в Украине, и, может быть, не только в Украине.