Говорят, что между двумя противоположностями
лежит истина. Никоим образом, между ними лежит проблема.
И.В. Гете

Не так давно я обещал написать о том, как технически следует, с моей точки зрения, решать проблему Крыма после краха путинского режима. Так как дискуссия о принципиальных подводах продолжалась после моей колонки, то прежде чем перейти к собственно техническим аспектам, я позволю себе несколько замечаний о прозвучавших доводах.

Один из них состоит в том, что существует ряд аналогичных сложных случаев, тоже не находящих своего решения в течение нескольких десятилетий — Фолкленды, Восточный Тимор, Северный Кипр, Косово, Карабах. Разумеется, все аналогии условны, что само по себе не означает, что они не имеют права на существование. Тем не менее, в данном случае с точки зрения возможного решения степень условности настолько велика, что ни один из приведенных примеров вообще ничего не доказывает. Нагорный Карабах (Арцах), Косово и Восточный Тимор — это кейсы, существенно отличающиеся степенью кровавости конфликта. В Карабахе и Косове, между армянами и азербайджанцами, между сербами и албанцами-косоварами, до возникновения замороженных конфликтов происходили кровавые столкновения. На спорных территориях и за их пределами происходили погромы и этнические чистки, и как ни относись к нынешнему положению дел, замороженный конфликт имеет, по крайней мере, то явное преимущество перед не замороженным, что заморозка останавливает кровотечение.

Оккупация Турцией Северного Кипра произошла как реакция на попытку греческой военной диктатуры, поддержанной частью греческой общины Кипра, аннексировать весь остров. Да, попытка эта провалилась, причины действий Турции в 1974 году давно стали достоянием истории, как и сам режим «черных полковников» (в Греции полковников было несколько), но корни возникновения этой ситуации именно таковы. Также стоит отметить, что ни Карабах, ни Косово, ни Северный Кипр никем не аннексированы, и попыток таких не было, было во всех трех случаях именно кровопролитие.

Фолкленды и Восточный Тимор как раз на какое-то время аннексированы были. Вот только дело в том, что в обоих случаях войска стран, осуществивших этот акт, были изгнаны и на обеих территориях был восстановлен первоначальный суверенитет. Британцы справились с войсками аргентинской военной диктатуры сами, Восточный Тимор был освобожден от проливших там немало крови индонезийских войск силами контингента международной коалиции, в основном состоявшего тоже из частей стран Британского содружества — Австралии и Новой Зеландии. Так что хотя Тимор тоже не бутерброд, а Фолкленды не мешок картошки (этот образ применительно к Крыму употребил Андрей Зубов), вернуть их законным владельцам быстро и эффективно оказалось вполне возможно.

Таким образом, именно аннексии в современной истории никому не удавались. И то, что аншлюс Крыма был осуществлен очень малой кровью, на мой взгляд, как раз есть существенная предпосылка того, что и возвращен он может быть при сравнительно легко достижимом взаимопонимании сторон во всех остальных вопросах. А если даже и не так легко, как хотелось бы, то это ничего не доказывает, кроме отсутствия воли. В конце концов, и мешок картошки может быть очень тяжелым, но довод того, кто его украл, что ему не под силу тащить такой груз обратно в чулан законного владельца, вряд ли можно расценить как существенный.

Еще один аргумент в пользу невозможности возврата Крыма — тезис, что поскольку большинство населения и Крыма, и России негативно к этому отнесется, то такой шаг будет иметь диктаторскую природу. Я, собственно, уже писал, что в условиях неизбежно кризисной постпутинской России далеко не очевидно, что большинство граждан будет думать о Крыме именно так, более того, не очевидно, что они вообще будут о нем думать. Но дело еще и в том, что любая власть в описываемый период неизбежно столкнется с необходимостью ревизии большого количества неправовых и незаконных актов путинских времен. Многие из них с необходимостью придется отменять.

Напомню, что мы разбираем тот вариант будущего, в котором гипотетическим президентом становится сторонник ценностей европейской цивилизации, например, относящий себя к их числу Ходорковский или Навальный. Значит, любой из них обязан будет добиваться отмены, например, всех неправосудных приговоров по политическим и иным делам, включая Болотное дело, дело Pussy Riot, дела «Медиа-Моста», дела ЮКОСа, дела «Кировлеса» и тому подобные. Обязан будет добиваться отмены «закона подлецов», антигейских законов, законов, ограничивающих свободу прессы, свободу политической и общественной деятельности.

Мне это представляется абсолютно естественным, необходимым и единственно возможным. И я совершенно не представляю себе, как можно будет не отменить в ходе этого процесса еще более неправовые акты путинской власти по поводу Крыма, тем более что сами Навальный и Ходорковский признают их именно таковыми. Но вот вообразите себе, Алексей Анатольевич и Михаил Борисович, как в процессе сближения с Европой и установления в России европейских цивилизационных принципов любой из вас, будучи президентом, объясняет коллегам и партнерам, что «Юганскнефтегаз» — это бутерброд, «Кировлес» — это бутерброд, сироты и политзэки — поголовно бутерброды, НТВ, «Лента.RU» и «иностранные агенты» — сплошь бутерброды и только Крым — совсем не бутерброд.

Таким образом, первый, необходимый и вынужденный шаг послепутинской власти по поводу Крыма — это отмена неправовых актов о его включении в состав РФ, о формировании органов власти Крыма как субъекта РФ и всех остальных неправовых актов. Полагаю, что прекращение их действия и объявление их недействительными могут не совпадать по времени. Недействительными они должны быть объявлены с момента принятия, а прекращение их действия должно произойти через какой-то период, дабы не создавать вместо беззакония правовой вакуум и вакуум власти. Вероятно, длительность этого периода должна быть предметом переговоров. С кем? Ясно, с кем: после признания аннексии незаконной, а оформивших ее актов — недействительными в соответствии с международным правом и Конституцией РФ власть будущей России обязана будет признать Крым частью территории суверенной Украины. И первым это должен будет сделать президент, который независимо от объема властных и распорядительных полномочий прежде всего является гарантом Конституции.

Президент обязан будет это сделать даже в том маловероятном, на мой взгляд, случае, если большинство будет против. Потому что регулярно ломать волю большинства — это диктатура, но всегда ей следовать — это популизм. А я очень надеюсь, что после Путина не будет ни диктатора, ни популиста, потому что иначе нас сразу будет ждать не только Крым, но и, например, возврат смертной казни, чего все время хочет большинство.

Таким образом, сроки и детали фактического восстановления суверенитета Украины над ее временно оккупированной территорией должны быть установлены путем переговоров с властями Украины при приоритетном учете пожеланий последних. Возможно, при участии приемлемых международных посредников. Так как мы рассматриваем вариант наличия проевропейского руководства не только в Украине, но и в России, то это могут быть представители ЕС. Думаю, что описанный выше акт доброй воли со стороны России и подобный состав участников создадут хорошую основу для взаимного понимания.

О чем кроме сроков смены органов власти необходимо будет договориться? Вероятнее всего, о вопросах имущественных, включая финансовые, и гуманитарных. Касаясь первого, нельзя забывать, что некоторые комментаторы считают наилучшим выходом из ситуации покупку Крыма у Украины. Думаю, что вариант это почти невероятный. Как я уже указывал, вопрос о принадлежности полуострова Россия будет готова рассматривать в рамках международного права только в ситуации, когда требуемые суммы у нее будут отсутствовать. Да и шансов на готовность Украины выступить в роли продавца я бы оценил как близкие к нулю. Так что эта опция скорее теоретическая.

Абсолютно практическим будет вопрос о собственности. Ясно, что если что-то просто захвачено, то это надо будет просто вернуть. А вот как быть с добросовестными приобретателями, кому, какие и в какие сроки будут в этом случае выплачиваться компенсации — это вопрос для переговоров. Вероятно, довольно сложным будет вопрос о той собственности, которая принадлежала РФ до аннексии. Отдельная тема — это договор о базировании в Севастополе российского флота. Сегодня имеет место несколько странная ситуация, когда Россией он денонсирован, а Украиной, насколько я знаю, нет. С одной стороны, довольно естественно будет, если Украина больше не захочет видеть его в своих портах. С другой — выводить его России будет, скорее всего, некуда. В принципе, конечно, украинцы могут сказать, что это не их проблема, хотя возможно, именно проявление доброй воли со стороны российского руководства расположит их в чем-то пойти навстречу.

Не менее, а то и более сложный комплекс проблем придется решать в гуманитарной сфере. Здесь и вопрос о тех крымчанах, которые захотят переехать в Россию, и о статусе россиян, переехавших в Крым во время оккупации, и ситуация с юношами, призванными из Крыма на службу в российскую армию, и многое другое. Важнейший вопрос — статус крымскотатарского народа и его языка. При всем понятном отношении к аннексии Крыма я считаю, что решение о введении трех официальных языков было правильным. Не вполне разделяю мнение Андрея Илларионова, что судьбу Крыма должны решать именно и только автохтонные народы, но уверен, что их права, прежде всего многострадального крымскотатарского народа, который вновь, уже в который раз, подвергается давлению, переходящему в репрессии и убийства, должны быть зафиксированы отдельно.

Очень сложным будет вопрос о правовой оценке действий тех, кто был на руководящих должностях до аннексии и перешел на службу российской власти. Хотелось бы, чтобы удалось договориться с Украиной об амнистии для всех этих людей, кроме, разумеется, виновных в насильственных преступлениях.

Возвращаясь к мысли Гёте, вынесенной в эпиграф, нужно сказать, что для руководства вернувшейся на цивилизованный путь России Крым, безусловно, будет проблемой. Но проблема — это не то, что нуждается в описании, а то, что надо решать. Пусть иногда даже не самым популярным способом. Потому что при решении сложных проблем сиюминутная популярность не самое главное. Когда-то генерал де Голль стал президентом французской республики при поддержке сторонников сохранения Алжира и войны за него. Когда он заявил о необходимости признать независимость Алжира, некоторые из его былых симпатизантов устроили за ним настоящую охоту, к счастью, безуспешную.

У кого-то сейчас есть сомнения в том, что де Голль был прав? А тем более в том, что у него было достаточно мудрости и воли для правильного решения важнейшей проблемы его страны?

Александр Рюмин /ТАСС