Тема Чечни давно отошла на дальний план в нашем информационном пространстве. Сегодня мало кого беспокоит, что на многострадальной чеченской земле все сегодня идет, «как в сказке»: чем дальше, тем страшнее…

Восприятие притупляется, и кто-то верит, что в Чечне все уже хорошо, а кто-то всерьез полагает, что чеченцы, наконец, добились независимости. Правозащитникам все труднее докричаться до общества, донести режущую правду о вопиющих событиях в этом анклаве тоталитаризма. И все меньше изданий, которые не страшатся поднимать эту тему.

Прошлой осенью французская журналистка и режиссер-документалист Манон Луазо закончила съемки фильма «Чечня. Война без следа».

Как получилось, что свободолюбивый народ утратил волю к сопротивлению, живет в страхе, не смея бороться с культом личности? Эти вопросы задает себе автор фильма, приехав в Чечню «через 20 лет после начала первой чеченской войны, через 10 лет после последнего посещения республики».

Манон Луазо работала в Чечне как журналист во время первой и второй чеченских войн, сняла несколько фильмов, не раз бывала в ситуациях, угрожающих жизни, однако на этот раз она не узнает Чечню. Постепенно ей открывается шокирующая картина. В памяти проносятся виды Грозного в руинах. На месте тех руинвыросли роскошные строения, но они пустуют и не могут утаить, что за показным благополучием скрываются слезы и боль.

В глазах женщин, годами разыскивающих родных, — неиссякаемая вдовья скорбь, застывшее отчаяние. Они все еще надеются найти сыновей, братьев, мужей, задержанных однажды вооруженными людьми и пропавших без вести. А в чиновничьих кабинетах им говорят: забудьте. Как по указке, все делают вид, будто никакой войны не было.

Просторный дом со свежей кирпичной кладкой, с добротной обстановкой — семья отстроилась, обжилась после всех разрушений. Но скорбь не уходит: обе дочери хозяев похищены. В глубоком отчаянии старик-отец, печать сиротства на малолетних детях. Теперь не только мужчины, но и женщины пропадают без вести. И негде искать защиты.

Автор фильма находит людей, которых снимала когда-то под гул падающих снарядов, — и узнает о жизни в постоянном страхе, об уведенных однажды и не вернувшихся родных, о стариках, лежащих в инсульте после «зачисток», о запредельно жестоких пытках...

Единственная правовая норма в республике — «Рамзан сказал». Никаких других законов здесь не существует. И портреты Путина и Кадыровых в полный рост на площадях. И неумолкающее славословие «большому брату».

Манон Луазо не находит ответа на вопрос, что же случилось с этим свободолюбивым народом.

В начале марта фильм показал франко-немецкий телеканал ARTE, затем состоялись его презентации в Женеве, на фестивале «Единый мир» в Праге, на международном фестивале документальных фильмов о правах человека «Один мир» в Брюсселе, где фильм был признан лучшим.

В России фильм «Чечня. Война без следа» впервые был показан совсем недавно, 22 июля, в рамках регулярного просмотра документального кино в московском «Мемориале» — на французском языке, с субтитрами. Вряд ли сегодня в России найдется более вместительная площадка для подобного мероприятия.

Вскоре после того, как осенью 2014 года Манон Луазо завершила регулярные поездки в Чечню для съемок своего фильма, был разгромлен офис Комитета против пыток в Грозном, деятельность которого занимает заметное место в картине.

Игорь Каляпин, один из героев фильма, неделей раньше, в день памяти Наташи Эстемировой, рассказал, почему Комитету против пыток так трудно возбуждать уголовные дела по факту преступлений силовиков в Чечне. Противозаконные постановления об отказе в возбуждении уголовных дел в защиту тех, кто подвергся пыткам, лежат пачками. Совсем недавно один из пострадавших попросил, чтобы Комитет больше его не защищал.

Аюб проходил всего лишь свидетелем по уголовному делу. Но его показания не устраивали следователей, им требовались другие, и в результате Аюб был подвергнут истязаниям.

«Посадили на стул…Привязали пакет на голову… Били током, наносили удары по голове, по телу и ногам… Когда боль стала нестерпимой, согласился подписать любые документы, но они требовали, чтобы сам все рассказал. Но ему нечего было рассказывать, он ничего не знал, поэтому его продолжали бить и пытали всю ночь», — прочел Каляпин отрывки из заявлений в КПП. Прерывая истязания, мучители водили Аюба к высокопоставленному чину из МВД Чечни, тот кричал на него, унижал, бранился, угрожал ухудшением положения, если не даст показаний. Врачи подтвердили травмы и следы электрошокера на спине. Но вот Аюб обратился с письменной просьбой прекратить работу в его защиту, а устно сказал, что высокий полицейский чин поклялся уничтожить весь его род, включая детей, если тот не заберет заявление о пытках. Аюб отозвал свои нотариальные доверенности, и правозащитники не могут больше вести расследование по факту этих пыток, защищая Аюба как потерпевшего.

Манон Луазо работала над первыми своими фильмами о Чечне в условиях войны, когда на каждом шагу ее подстерегала мина, мог задеть случайный снаряд или достать пуля снайпера. Однако ей не приходилось страшиться слежки за собой. На этот раз в условиях показного мира ей постоянно приходилось скрывать свою камеру, уезжать из Грозного и приезжать вновь, потому что она замечала слежку.

Наведение «конституционного порядка» неконституционными методами было приметой первой чеченской войны, начавшейся более 20 лет назад. Уже тогда в так называемых фильтрационных пунктах стал зарождаться конвейер пыток. Во вторую чеченскую кампанию пытки, истязания, похищения людей, запытывание похищенных до смерти стали чуть ли не основными методами подавления сопротивления в республике. После так называемой чеченизации конфликта прерогатива пыток и бессудных казней плавно перетекла от федеральных силовиков к местным. Беззаконие и жестокость из методов борьбы с сопротивлением постепенно превратились в образ жизни.

Женщины в черных платках, в глазах которых застыло отчаяние, безразличны к тому, какой нации были силовики, похитившие однажды их сыновей. Им нет разницы, в масках те были или без масок, федералы или местные. Солдатские матери, приехавшие в Чечню искать пропавших без вести сыновей, понятнее им и ближе, чем соплеменники, подвергающие пыткам своих братьев...

После просмотра фильма «Чечня. Война без следа» Светлана Ганнушкина рассказала подробнее об этой беде. Годы проходят, надежд не остается, но люди верят, что человек жив, и не допускают мысли о его гибели. Жизнь в неизвестности и постоянном ожидании превращается в пытку.

Но похищения людей — это не вчерашний день Чечни, это происходит и сегодня, и не только в самой Чечне. Светлана Ганнушкина рассказала о судьбе Заурбека Жамадаева, похищенного две недели назад в Москве и пропавшего без вести. «Это дико звучит, но родственники говорят: «Слава Богу, он в тюрьме», когда пропавший без вести вдруг там обнаруживается».

Правозащитница рассказала о тотальном отсутствии закона в Чечне, о том, как человек может быть выселен из своего жилья в любую минуту и ничего ему не будет предоставлено взамен. Однажды она предъявила удостоверение члена Совета по правам человека при президенте РФ и пыталась объяснить людям, осуществлявшим массовое выселение семей из общежития, что это противозаконно. И в ответ услышала безапелляционное: «Это приказ Кадырова».

Мне вспомнилось в этой связи выселение малоимущих семей, лишившихся жилья в результате войны, из одного общежития в Старопромысловском районе Грозного. «Неужели вы не понимаете, чей это приказ?» —спросила меня тогда комендант общежития. Женщины плакали — зима, детям не дали доучиться до конца учебного года. Они должны были ехать незваными гостями к дальним родственникам в села… Мне почему-то запомнилась густая зеленая растительность в кадках, которую развела в лоджии одна малоимущая женщина с ребенком. «Смотрите, вот перчики у меня выросли. Но еще не поспели. Мне некуда все это отсюда увозить…»

В фильме Манон Луазо чувствуется не только искренняя скорбь о происходящем в Чечне. Очевидно, что французская журналистка успела полюбить этот край и этот народ.

«Чечня в моем сердце» — так назывался сборник, изданный «Мемориалом» совместно с Комитетом солдатских матерей вскоре после окончания первой чеченской войны. Так чувствовали многие журналисты, правозащитники, миротворцы, просто люди, так или иначе соприкасавшиеся с горем Чечни.

Сегодня не время этому чувству угасать.


Фото: Россия. Чечня. Комплекс зданий "Грозный-сити" в Грозном. Илья Питалев/ТАСС