На прошлой неделе Библейско-богословский институт им. Апостола Андрея, культурный центр «Покровские ворота» и Институт по академическому изучению восточного христианства при Амстердамском свободном университете провели международную конференцию на тему «Религиозное сознание в постсекулярном обществе».

Первый день конференции, 13 декабря, был посвящен вопросам сугубо философским: конфликту между церковной традицией и интеллектуальной ситуацией Нового времени (Александр Кольцов, Свято-Тихоновский гуманитарный университет), трансформации понятия «религия» в современной герменевтике (Светлана Коначева, РГГУ), влиянию теории эволюции на религиозное сознание (Гайсберт ван ден Бринк, Амстердамский свободный университет) и пр. и пр.

На второй день,14 декабря, в основном рассматривалась религиозная ситуация современной России, и темы поднимались самые животрепещущие, те, что в прошедшем году волновали не только религиозные круги, но и общество в целом.

Практически по каждой теме были представлены докладчики с диаметрально противоположными позициями. Церковная благотворительность как важный сектор гражданского общества и как служанка имперской идеологии. Православный радикализм как серьезная опасность для общества и как явление, говорящее об активизации мирян.

Так, разошлись взгляды на социальное служение Русской православной церкви Романа Лункина (Институт Европы РАН) и Бориса Кнорре (содокладчик Татьяна Хариш, НИУ ВШЭ). Роман Лункин, многие годы занимающийся изучением приходской жизни по всей России, видит в последние примерно 10 лет определенную трансформацию прихода: наращивание приходской социальной деятельности приводит ко все большему распространению некоей, по его определению, «гражданской религиозности». Не религии (гражданская религия, считает он, дискредитировала себя еще в советские годы), а именно религиозности, когда религия воплощается в реальной жизни в особые общественные институты, которые ставят перед собой не только трансцендентные, но и социальные задачи. Приходы становятся творческими лабораториями, воспитывающими активных верующих граждан, готовых не только к церковно-приходской, но и околоцерковной общественной деятельности, и это подтверждает включенность церкви в демократические процессы.

Борис Кнорре посвятил свое исследование непосредственно формам социального служения (диаконии) Русской православной церкви. Его команде хотелось понять, какие этические и психологические основания заложены в православной диаконии и чем православные в этом отношении отличаются от католиков и протестантов.

Институализация сферы социального служения активизировалась с приходом на патриарший престол митрополита Кирилла, отметил докладчик. Исследование показало, что самое большое место в диаконии занимает вещевая помощь неимущим (бедным и тем, кто уже перешагнул порог нищеты) и духовное окормление. Постепенно, впрочем, подчеркнул Кнорре, появляются сообщества, которые пытаются работать на предотвращение бедственного положения. В нашей постсекулярной ситуации идеалом служения считается приведение подопечного к вере (часто волонтер и подопечный — члены одного прихода и имеют одного духовника) — это радикальным образом отличается от западной практики: там секуляризация только набирает обороты и верующие волонтеры часто вынуждены скрывать свою принадлежность к религиозной организации. Тем не менее Борис Кнорре отстаивает тезис, что на дела милосердия в России очевидным образом накладывается идеология имперского величия — парадигма выстраивания цельной системы социального служения имеет идеологический прицел, а помощь ближнему остается на втором плане. Об этом говорит хотя бы то, отметил исследователь, что церковные гранты чаще выдаются на помощь ветеранам различных войн, чем на реабилитацию бездомных, к примеру. Не редкость и крестные ходы, которые прославляют величие России.

Виктор Шнирельман (Институт этнологии и антропологии РАН) в своем докладе с подзаголовком «Православные фундаменталисты в действии» коснулся темы культурных войн последнего времени, сосредоточившись главным образом на истории фильма «Матильда». Боевые действия, отметил он, осуществляются в основном былыми участниками футбольных или скинхедских группировок, которые теперь вошли в организации, воюющие против «кощунников»; подпоркой им служит закон «О защите чувств верующих». Такая стратегия устраняет опасность судебных преследований за неправовую деятельность, поэтому в состав борцов за чистоту нравов активно включаются бывшие радикалы, устрашенные несчастной судьбой своих осужденных соратников. При этом они выступают защитниками установленного порядка, всячески демонстрируя свою лояльность государству. В письмах протеста против «Матильды» особо подчеркивалось, что фильм подрывает «стратегию национальной безопасности». В России сложилась ситуация, подытожил докладчик, когда свобода творчества подвергается сомнению со стороны наиболее невежественной части общества. Патриархия по сути поддерживает радикалов, и светское государство превращается в фантом.

Алексей Зыгмонт (Институт философии РАН) посвятил свое выступление препарированию группы «Христианское государство “Святая Русь”» (ХГ), которую он призывает не прописывать с ходу в лагере радикальных фундаменталистов. На его взгляд, ХГ — «уникальный феномен в мире православного активизма». Уникальность уложилась в пять пунктов:

1. Виртуальный характер деятельности ХГ, которая ограничивается роликами в интернете и сообщениями в соцсетях; никто не видел членов организации, никто не знает, пять их или 500, да это и неважно. Это медиапроект, возникший в определенной ситуации и ставящий перед собой конкретные цели.

2. ХГ — не классический православный фундаментализм, глава организации Александр Калинин использует в своих обращениях приемы протестантских проповедников.

3. Идеология ХГ носит эклектичный и непоследовательный характер, в качестве общественного и политического идеала Калинин называет не синодальный период, а Иран и США и позволяет себе фразы типа «Давайте пофантазируем на тему идеального государства». ХГ апеллирует не к строго религиозным, а к моральным категориям.

4. Несмотря на то что с самого начала Калинина обвиняли в «терроризме», его позиция куда более сложная. Сам Калинин неоднократно заявлял, что его цель — не стимулировать насилие, а предотвратить его: существуют некие «массы» православных людей, готовые пойти на радикальные меры, а он их удерживает.

5. Образ предельно «воинственного православия» в дискурсе ХГ сочетается с виктимным. Калинин жалуется, что «православие попирается» и заявляет о своей готовности не убивать, а умирать за веру.

Сергей Чапнин (научный сотрудник исследовательского проекта «Конфликты в постсекулярном обществе», Университет Инсбрука), уже выступавший с докладом «Радикализм в православии: болезнь одиночек или системный кризис?», на сей раз подробно осветил этапы «матильдинга» и заключил свое выступление словами, что постсоветское религиозное сознание апеллирует к мифу, а миф всегда иррационален. Меж тем, Русская православная церковь в постперестроечные времена стала обладательницей мощного символического капитала: монархия и империя оказались в багаже церкви, а не государства, поэтому государство в этом смысле как бы «пристраивается» к церкви. Людьми вроде Наталии Поклонской (Сергей Чапнин склонен причислять ее если не к царебожникам, то к тем, кто находится под их идеологическим влиянием) НиколайII воспринимается как священная жертва за империю, которую русские не смогли сохранить. При этом он обратил внимание собравшихся на то, что такие привычные борцы за православные добродетели, как Милонов и Мизулина, не произнесли против фильма «Матильда» ни слова. Что, на его взгляд, позволяет сделать вывод, что российская политика полностью управляема и все происходящее кому-то выгодно. Церковные активисты используются для достижения тех или иных политических целей. Современный православный радикализм направлен не от учителя к ученику (убил в ослеплении жену — вози ее тело в лодке по озеру до тех пор, пока оно не истлеет) — он направлен вовне.