В ближайшие недели я буду рассказывать группе студентов, недавно выпустившихся из школы, о первых веках христианства. И в этом разговоре я, кроме очевидных политических и онтологических соображений, надеюсь упомянуть особенность христианства, которую совершенно забыли за ХХ век — то, насколько эта религия была религией освобождения.

В обществе, где считали, что рабы автоматически хуже свободных людей, а женщинам давали номера вместе имён, вдруг появляется учение, отрицающее божественность императора и утверждающее, что все, рабы и свободные, мужчины и женщины, эллины, иудеи и язычники, в равной степени могут находиться в диалоге с Богом, интересующимся каждым из них лично.

За последующие столетия христианство много менялось в разные стороны, а за XIX и XX век общество, а порой и само христианство во многом забыли об этом освобождающем порыве, и сейчас мы постоянно слышим о христианах в контексте требований «запретить», «ограничить» и «наказать». Однако сам этот порыв никуда не делся — его интеллектуальные, моральные и духовные основания по-прежнему остались в христианстве и регулярно прорываются на поверхность в разных формах, от теологии освобождения до ставшей полублатной фразы «на колени только перед Богом».

Лучше всего это ощущение для меня лично выразила, возможно, неожиданно, журналистка Елена Костюченко в интервью Катерине Гордеевой. Я процитирую полностью: «Нет ничего отвратительнее неравенства. Как можно быть довольным, счастливым и радостным, если рядом с тобой есть люди, которым не позволено то, что позволено тебе, просто по факту рождения. Это же чудовищно, это отвратительно». Для меня лично — это одна из самых христианских идей, услышанных мною за последние месяцы, при том что я регулярно бываю на службах и звучащие там проповеди часто перекликаются с моими собственными мыслями, ощущениями и взглядами.

И это возвращает нас к тому, что происходит сейчас на улицах. Я верю, что христианин, любой конфессии, не может быть доволен, счастлив и радостен, пока рядом с ним, не где-то на другом континенте, а прямо по соседству: во дворе, на площади, на его улице, вооружённые люди избивают безоружных, грабят их, похищают, унижают, оскорбляют. Кем бы он ни был, каких бы взглядов на Церковь, государство и власть ни придерживался сам, христианин, в моем восприятии, всегда должен быть, духовно и интеллектуально, со страдающими, угнетёнными и обиженными. С моей точки зрения, это не его право — это его долг.

Это, разумеется, не значит: не вышел на протест — вон из Церкви. Есть много обстоятельств, которые человек держит в уме: обязательства перед родными, забота о своей безопасности и материальном благосостоянии, особенно если от него зависят другие живые существа, люди и животные. Но, простите за патетику, духом, сердцем, словом, если не получается руками и ногами, христианин всегда должен быть с теми, кто несправедливо гоним, как были несправедливо гонимы первые приверженцы нашей религии. А уж как именно мы можем помочь, пусть каждый решает для себя сам.

И мне тяжело, грустно и больно от того, что я вижу так мало (хотя иногда и вижу) публичных обращений от представителей моей религии и моего духовенства, призывающих остановить расправы, освободить несправедливо заключённых, прекратить насилие, начатое исключительно по воле властей и только ради одной цели — защитить непомерную, противную здравому смыслу и не нужную ни одному человеку на земле гору наворованного за годы богатства.

Поэтому я призываю всех христиан, моих собратьев-католиков и протестантов, православных и старообрядцев, представителей армянской и ассирийской Церквей — не молчите. Сочувствуйте, помогайте, молитесь. Понимаю, что я обычный прихожанин, который, наверное, не имеет права требовать ничего такого. Но всё то, что я знаю о христианстве, всё, ради чего я пришёл в Церковь, говорит о необходимости солидарности с протестующими, хотя бы моральной. И как бы я ни хотел спрятаться, отвлечься, забыть об этом — я просто не могу этого сделать.

Фото: pixabay.com/коллаж ЕЖ

.