Дело врача
Эта история случилась еще два года назад. Страшная история. Быть может, вы слышали. Про Машу Демину из Новосибирска. Это была знаменитая в области девочка. Первый человек, родившийся здесь в ХХI веке. В первые минуты 1 января 2001 года. Можете себе представить, сколько было всяких торжеств, поздравлений, журналистов. Все желали здоровья, долгой, интересной, счастливой жизни. Не сбылось. Маша умерла в июне 2004 года.
Я говорю — страшная история, хотя для России история в общем обычная. И, наверное, не узнали бы о ней по всей стране, если бы ребенок был не знаменитый. Маша простудилась, поднялась температура, потом стало совсем плохо, приехала скорая, сделала укол, потом пришел районный врач, поставил диагноз - ОРВИ. Лучше не становилось, врача вызвали опять, но врач не пришел вовсе, потом снова приехала скорая - двусторонняя пневмония, гнойный плеврит, отек мозга — и ребенок умер.
Родители подали на районного педиатра Куликову в суд. С 2004 года шло разбирательство, на днях суд закончился. Куликову признали виновной «в ненадлежащем исполнении профессиональных обязанностей». Дали два года, но тут же отпустили по амнистии в честь 100-летия Думы. Врач продолжит лечить детей. И обжалует приговор, потому что уверена, что лечила правильно, а вот родители должную заботу о дочери не проявили — сами во всем виноваты.
Вот такая история. Которая огорчила меня до крайности. Но здесь, конечно, и личное. У меня у самого маленький ребенок. Девочка. По совпадению она родилась как раз в те самые дни, когда в Новосибирске разворачивались эти трагические события. Помню, первое, что мы сделали, это постарались найти нормального детского доктора, чтобы с районной детской медициной по возможности не сталкиваться. Не потому, что они все врачи-убийцы. Но рисковать здоровьем ребенка нам совершенно не хотелось.
Я тут сам, к слову, поболел недавно. Ничего экстраординарного, скорее даже всё очень типично, но именно поэтому и расскажу. Вызвал врача. Врач пришел. Говорю, мол, вон там руки помыть можно. «Руки я мыть не буду!» — зло так ответила, как будто я предложил их наоборот испачкать. В следующие три минуты меня коротко опросили, издали мельком взглянули на горло, посоветовали почаще его полоскать и пить горячий чай с клюквой.
Клюква почему-то не помогла. Через несколько дней «лечения» температура стала под сорок, вызвали «скорую». «Скорая» в виде волосатого Айболита прошла не разуваясь, руки мыть не стала, протерла их бумажной салфеточкой, спросила, не болел ли я СПИДом, гонореей, гепатитом и не бывал ли в Африке. Парацельс что-то долго куда-то записывал, потом вдруг предложил мне измерить температуру! Потом опять записывал... и решил, что надо ехать в больницу! Какого хрена я буду делать в больнице? Суббота, вечер — врачей нет. В воскресенье их тоже не будет. Обход только в понедельник утром. Пока реально начнут лечить, с момента забора в стационар пройдет почти двое суток! Никуда я не поехал, Авиценна попросил написать отказ, я написал, он ушел.
Пришлось искать платного врача через знакомых. Нашел. За небольшую сумму мне сделали анализы, сняли кардиограмму, прослушали все легкие, простучали почки и печень, изучили кожный покров, лимфоузлы, прощупали желудок и, бог знает, что еще. Часа полтора я был у доктора, который поставил диагноз, выписал лекарства, и через пару дней я был как огурец.
И дальше можно задавать миллион вопросов. Меня вылечили, потому что за деньги? Или в такие места, где за деньги, только таких хороших врачей и берут? И станет ли плохой врач лечить нормально лишь потому, что я ему заплачу? И вообще, разве нет в районных, бесплатных поликлиниках хороших докторов и разве нет в дорогих, платных — халтурщиков? На каждый вопрос можно ответить и да, и нет. В зависимости от контекста любой ответ может оказаться правильным.
Возвращаясь к новосибирской истории, я понимаю, что не готов приколачивать педиатра Куликову к позорному столбу ржавыми гвоздями. Все знают, какие чудеса могут творить наши доктора. Сам однажды видел, как в обычной больнице собрали из множества осколков ногу раненому милиционеру, и он потом почти не хромал! Они могут отлично лечить! Если сумеют поставить диагноз… И если у них будут лекарства. И если будет аппаратура.
Когда у врача с собой только авторучка, а из приборов лишь «чистая ложка», которую я дам ему, чтобы он посмотрел мне горло, что мне от него требовать? У него до меня десять больных, а после меня еще двадцать. Участковый терапевт не может снять кардиограмму, не будет прощупывать кишки и печень, он, в конце концов, просто физически не в состоянии потратить на меня полтора часа, потому что тогда ему и суток не хватит на обход своего болеющего участка. А ведь это обычная практика — когда у врача полдня обход, а потом полдня прием, а в поликлинике десятки больных, и в этой поликлинике оснащение совсем не богатое. И сам он получает так мало, что, как только заходит разговор о бедности, тут же вспоминают про врачей и учителей.
Конечно, нормальный доктор всё-таки не пойдет в грязных ботинках в комнату и помоет руки, прежде чем осматривать больного, но диагноз он ставит всё равно, руководствуясь нашим описанием. А описать свое самочувствие адекватно могут далеко не все. А тем более четырехлетний ребенок. Голова болит, насморк, кашель, суставы ломит — мы все говорим одно и то же. И болеем чаще всего одним и тем же, каким-нибудь ОРЗ. Но диагноз этот ставится врачом практически наугад. Как у Жванецкого: «Если болезнь не начать лечить вовремя, она может пройти сама». Так чаще всего и происходит. Но бывают и исключения. Как в Новосибирске. Остается надеяться, что отныне педиатр Куликова будет «надлежащим образом» относиться к своим обязанностям. Тем более что у нее самой за время судебного разбирательства родился сын.
