О добре и кулаках

Президенты Шеварднадзе и Кучма пострадали, и президент Акаев может пострадать — за доброту. При всех различиях в деталях то, что происходит в последнее время на необъятных просторах СНГ, имеет одну общую черту. Разваливаются «мягкие» режимы. Раскручиваются недозакрученные гайки. Потому что рвется там, где тонко.

После развала Союза на его месте возникло 15 государств, ни одно из которых не стало, да и не могло стать демократическим. Это касается всех без исключения, просто формы получившегося повсюду разные. Можно, как в Туркмении, где построен государственный идиотизм, можно, как в Прибалтике, где модель демократии по стандартам Евросоюза приняла форму интеллигентного национализма.

По-другому просто быть не могло. На одной шестой части земной поверхности демократии исторически либо никогда не было вовсе, либо была она недолго, и помнили о ней смутно. Зато «совок» во всех его уродских проявлениях впился в сознание и быт повсеместно. И «совки», они же бывшие парт- и комсработники, никуда не сгинули, а чаще всего просто поменяли латунные таблички на дверях кабинетов, переименовавшись из секретарей ЦК в президентов, из председателей обкомов и исполкомов в губернаторов.

Территория как после ядерного взрыва: местность заражена, а период распада равен жизни нескольких поколений. Несуществующая страна болеет. Но в разных частях тела «болит» по-разному. Продолжая медицинские аналогии, вспомним, что температура — это хорошо: если она есть, значит, организм борется. Можно сбивать температуру, загоняя болезнь вглубь, но тогда со временем она проявится только страшнее. Так вот в тех бывших советских республиках, где прошли или идут революции, болезнь просто не смогли загнать вглубь.

Ведь вы посмотрите. Шеварднадзе в чем только не обвиняли — коррупция, развал экономики, распад страны, фальсификация выборов, да много еще в чем, однако диктатором его назвать было нельзя. И когда началась так называемая революция роз, кровь не пролилась. Шеварднадзе, наверное, мог, но не стал применять силу. Так же, как и Кучма, обвиняемый в не менее тяжких грехах вплоть до убийства, пошел на перевыборы и отдал власть Ющенко — и здесь вообще обошлось без каких бы то ни было беспорядков, если не считать перекрытых Майдана с Крещатиком.

Да и Акаев, конечно, отличается от Ниязова или Каримова. Не случайно киргизская оппозиция пока не получила ожидаемой всемирной поддержки. Акаев строил «азиатскую Швейцарию», просвещенный абсолютизм, пускай и был это, на самом деле, феодализм с человеческим лицом. Однако лицо-то действительно было вполне благообразное, во всяком случае, точно не серый волк. И, кстати, именно Акаев сказал, по-моему, самые точные слова о распаде СССР: «У того, кто жалеет о распаде Союза, нет разума, у того, кто не жалеет, — нет сердца». И то, что в отсталой, диковатой, кланово-племенной, бедной стране протест не перерос во всеобщую резню, все-таки во многом и заслуга киргизского президента, пускай его время тоже уже ушло.

Или не «заслуга», если вам не нравится это слово применительно к таким людям, а слабость. Но, в общем, как у классика: «Ожидали невероятных жестокостей, а он чижика съел».
А мы, глядя, кто с раздражением, кто с завистью, на эсэнгэшные революции, все примеряем их на себя. Возможно ли у нас такое, и если возможно, то как скоро и на что это будет похоже?
Да у нас это было уже, вы разве забыли? 1991 год. ГКЧП. Три дня в августе. Полная победа. Тогда это тоже считали революцией, и тоже была эйфория и вера в немедленные перемены не просто к лучшему, а к совершенному счастью. И десятки тысяч на улицах, и растерянная власть, так и не решившаяся, слава богу, применить пригнанные танки, и трое погибших вместо миллионов жертв, кабы вдруг гражданская война. Но: мы же видим, что стало с той революцией через 14 лет.
Я вот сейчас даже жалею Бориса Карловича Пуго, члена ГКЧП, покончившего с собой. У его страха глаза оказались слишком велики. А ведь мог ныне быть и депутатом, и даже губернатором, но в любом случае уважаемым человеком, как почти все его тогдашние соратники. Поэтому, помня о пути, проделанном Россией после августа 91-го, я повременил бы с восторгами и завидками к нашим, скажем, украинским и грузинским братьям. Пусть даже и время сейчас другое, и жизнь вроде бы другая, и люди якобы не те, а значит, и наших прежних ошибок нынешние революционеры допустить не должны. Не знаю. Советская партноменклатура действительно потихоньку уходит, но советскими людьми мы перестанем быть еще очень нескоро.

Впрочем, у оранжево-розовых демократий есть шанс доказать обратное. И, в конце концов, это обратное если не сейчас, так потом обязательно произойдет. И произойдет не только в этих странах, но и — страшно подумать! — даже в Туркмении. Потому что гайки закрутить, конечно, можно. Можно закрутить их сильнее сильного и круче крутого. Но физика — штука упрямая и объективная. Чем сильнее гайку закручиваешь, тем больше вероятность сорвать резьбу.