В поисках жалости
Весь день искал в себе хоть каплю, хоть кубический микрон жалости к покойному Сапармурату Ниязову. Я представлял его себе маленьким, представлял сиротой детдомовской, но не получалось ничего. Не помогли ни попытки духовных упражнений а ля Игнатий Лойола, ни простые самовнушения: «Ты что, старик, не по-людски как-то!»
Ну кто такой Туркменбаши, по сути говоря? Самозваный пророк, создатель тоталитарной секты в масштабах отдельно взятой страны, одновременно тупой мракобес ("зачем мне балет с оперой") и лживо обаятельный самодур ("не обижайся, девушка, у тебя очень красивые золотые зубы, но…"). Ниязов был средоточием всех штампов, всех общих мест исторических и фантастических диктаторов. Он в тени рулил всей выручкой от газа, он сочинял покушения на себя, аннулировал иностранные дипломы, вводил плату за выезд из страны, он воздвигал себе золотые статуи (запрещая зубы из того же материала), писал бредовые наставительные книги и стихи, переименовывал не только улицы и города, но и дни, недели и месяцы. Туркменбаши увешивал себя орденами и стыдливо отмахивался от славословий, проектировал в пустыне ледовые дворцы и зоопарки для пингвинов, выкапывал новые реки и вводил запреты на бороду и усы. Он был страшной, реальной пародией на всех: Нерона, Петра Великого, Пророка Мохаммеда, принца Гаутаму, Иисуса Христа, Сталина, Мао, Ким Ир Сена, инженера Гарина, доктора Но, ПЖ из «Кин-дза-дзы» и доктора Кокто из «Разрушителя». Он был Большой Брат и Великий Гудвин, Лорд Вольдеморт и все, все, все. Не вышло только из него Кащея Бессмертного. Даже иголку в яйце не пришлось искать. Великий, мудрейший, всесильный властитель, восславлявший и воплощавший несокрушимое здоровье и долголетие правильно живущего идеального Туркмена, оказался чудовищный развалиной. Рядом с перечнем его застарелых недугов меркнут все сталинские дыхания Чейн-Стокса и прочие тихие радости. Он разъезжал по заокеанским врачам, шунтировался и залатывался, но скрывал от зашуганных подданных, что с ним происходило. А ведь мы, помнящие последние годы Иоанна Павла Второго, знаем, что такое величие нескрываемой немощи тела…
И вот он умер, Туркменбаши. Нестарый еще человек взял, да и развалился посреди дороги, будто ржавый рыдван братьев Блюз. И вот чего действительно жаль: мы не узнаем, что ожидало его душу на том свете, где – сюрприз! – нет никакой «духовности» в стиле «Рухнамы».
