Россия после Мюнхена: холодная война или борьба за место в мейнстриме

Все, кто занимается Россией, предрекали, что начавшийся 2007 год станет временем сюрпризов и неожиданных поворотов в политике Кремля. Основой для таких прогнозов являются предстоящие выборы, то есть внутренняя политика. Прогнозы оправдываются. Однако сюрпризы, неприятные преимущественно для западных партнеров, Москва преподносит главным образом во внешней политике. Означает ли это, что Россия намерена проводить все более активную и жесткую внешнюю политику или же внешнеполитические сигналы направлены, прежде всего, внутренним, российским «потребителям» — элите и обществу? Является ли ужесточение внешней политики поворотом к «холодной войне» или борьбой за место в мейнстриме?
Мнения аналитиков в России и за рубежом на этот счет разделились.

Наступление Москвы
Напомним события последних двух месяцев. Сразу после Нового года Москва уже в третий раз за последние пять лет «прикрутила газовый кран». На сей раз Минску. Кризис не имел серьезных последствий. Однако еще раз доказал Европе острую необходимость решать проблемы энергетической безопасности как вместе с Россией, основным поставщиком энергоресурсов, так и без нее – за счет диверсификации видов энергосырья, поставщиков и транзитных путей. Напомню, что доля Западной Европы в мировом импорте нефти составляет 22 %, а Германия является вторым в мире импортером газа (14%). К 2030 году в объеме потребления ЕС импорт нефти может вырасти с 76 до 90%, а импорт газа с 40 до 70%.

После выступления Владимира Путина в Мюнхене Россия вновь стала ведущим мировым ньюсмейкером. Ни одно значимое издание не обошло вниманием ни выступление Путина, ни последовавших затем его визитов в Катар, Саудовскую Аравию (ключевых поставщиков нефти на Ближнем Востоке) и Иорданию. В течение февраля Путин провел несколько масштабных пресс-конференций, в том числе для иностранных журналистов, как в России, так и за рубежом.

Наконец, возвратившись в Москву, президент Путин произвел давно ожидавшиеся первые серьезные перестановки в правительстве. Появление второго, помимо Дмитрия Медведева, первого заместителя премьера не только оживило интригу операции «преемник», но было воспринято и в стране, и на Западе как дополнительное свидетельство ужесточения внутренней и внешней политики Кремля.

Если принять тезис известного российского политолога Лилии Шевцовой о двух моделях лидерства в России – социально ориентированной и мобилизационной, то можно сделать вывод, что с повышением Сергея Иванова вероятность возврата страны к мобилизационной модели увеличилась. На это указывает и сфера ответственности Иванова. Ему вверены инновационные, включая в первую очередь ВПК, сектора экономики. И по плану Иванова ВПК должен стать локомотивом модернизации. (Идея, заметим, не новая. В начале—середине 90-х, в совершенно иных, кризисных для российской экономики и армии условиях ее пытался внедрить Андрей Кокошин, в свою бытность замминистра обороны и секретаря Совбеза).
Однако возможна и другая версия: что если повышение Иванова имеет не чисто внутриполитическое значение? Что если в первую очередь – это сигнал Западу об ужесточении внешнеполитического курса России? Тем более что глава Генерального штаба Юрий Балуевский, человек неполитизированный, почти одновременно с перестановками сделал заявление о том, что в случае размещения элементов американской ПРО в Польше и Чехии, Россия оставляет за собой право выйти из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. А это будет означать новый виток гонки вооружений и обострение отношений между Россией и Западом, новую «холодную войну».

Точно определить, что первично, а что вторично в действиях Кремля – предстоящие выборы или внешняя стратегия, – на мой взгляд, затруднительно. Важно, однако, что все посылаемые сигналы свидетельствуют об ужесточении политики Кремля. Степень ужесточения зависит как от факторов, которые сделали его возможным, так и от реакции на него.

Причины нового курса
Главных причин более активной, жесткой и даже агрессивной линии Москвы несколько. Первая и главная – выход России из затяжного глубокого кризиса, внутриполитическая стабилизация (независимо от ее методов), экономический подъем. Долгое время оставаясь на обочине международных отношений, Москва в 2006 году сделала решительную заявку на возвращение в «большую политику» — чему способствовало и председательство в «большой восьмерке».

В качестве кого Россия будет выступать в «мировом концерте» — неоимперии или одной из великих держав, – зависит как от внутриполитического, так и международного развития. Определенная ностальгия по советской империи, сохраняющаяся в обществе и подпитываемая правящей элитой, — необходимое, но недостаточное условие для возврата к империи. Есть серьезные препятствия на этом пути: активное нежелание бывших республик возвращаться в «лоно» России; стремительный рост новых центров силы вдоль российских границ, прежде всего Китая, усиление позиций Ирана; наконец, неумолимые процессы глобализации, в которых Россия и ее большой бизнес уже участвуют.

Второй фактор – глубокие и тревожные изменения в международных отношениях, надвигающийся конец однополярного мира, или, по выражению президента нью-йоркского Совета по международным отношениям Ричарда Хааса, окончание американской эпохи. Многие эксперты пророчат наступление эпохи хаоса, что, в частности, обусловлено ослаблением международно-правовой базы, царившим в последние годы односторонним, в том числе силовым, подходом к решению международных проблем.

Не реагировать на уже начавшиеся сдвиги – ослабление США, ускоренное поражением в Ираке, усиление Китая, Индии, политическую активность в Латинской Америке, растущую нестабильность на Ближнем Востоке – Россия, как региональная держава, не может. Отсюда «политика растопыренных пальцев» — Россия проявляет активность по всем азимутам. Последнее тому подтверждение – визиты премьера Михаила Фрадкова на юг Африки – в Анголу, Намибию и ЮАР, которым предлагалось расширение сотрудничества в энергетической сфере и добыче полезных ископаемых.

Для Москвы, как и для западных держав, все более актуальным становится поиск союзников. И если Запад, несмотря на порой глубокие разногласия, объединен союзническими узами НАТО и Европейского Союза, то Россия, находившаяся в период затяжного кризиса на обочине, союзников, за исключением Армении (и та под вопросом), фактически не имеет.

Где будут союзники или основные партнеры Москвы – в мейнстриме, в главной цивилизационной колее, т.е. Европейский Союз и США, или же за его пределами (Иран, страны Ближнего Востока) – главный вопрос международных отношений и внутриполитического развития России на обозримую перспективу.

Уроки Мюнхена
Резкий тон выступления Владимира Путина в Мюнхене свидетельствует, прежде всего, о раздражении, разочаровании в неготовности ведущих западных держав и институтов идти на более честные, доверительные, партнерские отношения с Россией, на что Путин, очевидно, рассчитывал. Именно раздражением вызваны прозвучавшие в его речи упреки в невыполнении обещаний, данных во время объединения Германии, о нерасширении НАТО на Восток, в размещении элементов ПРО в Центральной Европе. Запад, Путин явно так считает, обманул Россию.

Однако по сути в его выступлении не было ничего нового. Об асимметричных ответах, о намерении России создать оружие, нейтрализующее американскую ПРО, и тому подобное российский президент говорил и в своем ежегодном Послании 2006-го, и раньше. Неудивительно, что внимательный анализ откликов и комментариев на путинское выступление в Мюнхене свидетельствует о том, что российского президента и Россию, критиковали скорее не за смысл, но за тон сказанного. И это, видимо, главный просчет Кремля – или, напротив, сознательный маневр. Не в последнюю очередь выступление Путина должно было оказать мобилизационное воздействие внутри страны: Россию обижают, обманывают. И бОльшая часть общества восприняла этот сигнал. Другая же часть общества и элиты хорошо понимает, к чему приведет мобилизационная модель развития: именно ее жертвой пал Советский Союз.

Но одновременно речь Путина мобилизационно подействовала и на западную элиту и СМИ. В частности, заставила НАТО консолидироваться, в определенной мере поспособствовав уже начавшемуся преодолению трансатлатических противоречий. И вряд ли достигнутый эффект входил в планы Путина, активно пользовавшегося разногласиями между союзниками для укрепления двусторонних отношений с Германией, Францией и Италией.

Москва также отдает себе полный отчет в том, что Запад, тем более в новой ситуации, не сможет обойтись без ее участия в урегулировании на Ближнем Востоке. Отсюда и установление как можно более широких связей, по выражению Путина «по всем трекам», в этом взрывоопасном регионе. В то же время мало кто не заметил ясно сформулированную Путиным благоприятную для Запада, и в первую очередь для США, позицию России по иранской ядерной проблеме.

Но вряд ли долгосрочным интересам Запада соответствует раздраженная, некооперативная Россия, тем более возобновление «холодной войны» в мире, где уже невозможно сохранение стратегического баланса, или баланса устрашения, подобно тому, как это было в период биполярного противостояния.

О том, что на Западе это понимают, свидетельствуют и последние «примирительные» шаги Вашингтона, и негативное отношение значительной части общественности и политиков Германии, в том числе входящих в правящую коалицию, к планам США разместить элементы ПРО в Центральной Европе. Шанс Западу остановить дальнейшее охлаждение отношений с Россией дает председательство Германии в Евросоюзе.

Поэтому одним из важнейших элементов операции «преемник», равно как и содержанием 2007 года в международной политике, должна стать, с одной стороны, выработка устойчивого соглашения России с ведущими партнерами на Западе, с другой — их готовность гарантировать ей устойчивое место в мейнстриме.

Если это удастся, то сильная Россия имеет шанс развиваться в направлении нормального демократического государства, имеющего, впрочем, как и все страны мира, свою специфику. В противном случае, независимо от того, кто станет преемником, нас ждет мобилизация.