У Сидора попа не одна хлопота
Вот-вот должен быть внесен в правительство доработанный проект федерального закона "О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности", который рассматривался Комиссией по вопросам религиозных объединений 6 марта. Тогда было принято решение в месячный срок довести законопроект до ума. Вкратце его содержание таково: религиозным организациям передают в собственность отобранное после революции имущество религиозного назначения (кроме объектов, входящих в Список всемирного наследия ЮНЕСКО — их не больше 20), которым сейчас они владеют на основании бессрочного безвозмездного пользования.
Мнения комментаторов по поводу ожидаемых перемен оказались противоречивыми. Согласны все лишь в одном — новый закон в первую очередь коснется Русской православной церкви, чье имущество в разы больше, чем у других религиозных организаций: 443 монастыря и 12 665 приходов (у католиков, например, в России 220 приходов, да и то почти половина не имеют своих храмовых зданий, а многие из имеющих построили их после перестройки и уже владеют ими на правах собственности; у иудеев около 70 синагог, и многое также построено в последнее время).
«В Москве, скажем, государство должно вернуть мусульманам всего два исторических культовых здания, — пояснил в своем интервью «ЕЖ» сопредседатель информационно-аналитического центра Совета муфтиев России шейх Фарид Асаддулин. — Это Соборная мечеть на проспекте Мира и Историческая мечеть на Большой Татарской. Что будет, когда и если они перейдут в собственность, пока трудно понять. Мы ждем от правительства дополнительных комментариев. Возможно, в Татарстане и Башкортастане, в республиках Северного Кавказа передача собственности даст более ощутимые результаты. Там до революции существовало такое понятие, как вакф — то есть неотчуждаемое имущество мусульманских организаций. Как правило, это была недвижимость, которую строили на средства состоятельных мусульман, ее отдавали в аренду и субаренду, и все это приносило общине доход. Сейчас такую систему пытаются возродить в Татарстане, но, насколько я понимаю, есть юридические коллизии, которые не позволяют в условиях светского государства в полной мере возродить институт вакфа, который существовал до революции».
Еще резче высказался президент Института Ближнего Востока и вице-президент Российского еврейского конгресса Евгений Сатановский: «Передача религиозного имущества религиозным организациям не будет полезна никому за исключением тех, кто будет сдавать эту собственность».
Той же точки зрения придерживается в своей статье и Александр Солдатов, заключивший, что «церковная реституция» проводится в интересах узкой группы влиятельных иерархов». А вот, например, игумен Филипп (Симонов), доктор экономических наук, начальник одного из подразделений Счетной палаты и главный консультант РПЦ по финансовым проблемам, считает, что «подарок» более чем сомнительный. Цель государства — «вытолкнуть Церковь в нерегулируемый рынок», сказал он. То есть, как бы дав ей возможность дополнительного заработка, заодно избавиться от расходов на реставрацию церковного имущества, которое в большинстве случаев находится в плачевном состоянии. Игумен Филипп недоволен тем, что государственные мужи хотят превратить Церковь «из религиозной организации в ординарный хозяйствующий субъект». Но чем, собственно, владение недвижимостью, причем церковной, отличается от других экономических проектов РПЦ — например, строительства элитной (и отнюдь не церковной) недвижимости, которым занимается специально созданный в недрах патриархии Центр инвестиционных программ именно что с целью зарабатывать на ней деньги?
На мой взгляд, правительственная концепция, при умной и грамотной реализации, даст возможность развернуться именно низовым церковным структурам, тем же приходам. Пока, правда, непонятно, как будет решена проблема земли (в первоначальном варианте законопроекта об этом ничего не сказано), но вряд ли храмы лишат той малости, которая по действующему Жилищному кодексу полагается даже собственникам жилья: по закону им принадлежат прилегающие к дому участки (конкретные нормы прописаны в градостроительных документах каждого региона).
В Москве, конечно, храмам оставят самый минимум — земелька-то на вес золота, — а вот в провинции с этим наверняка будет проще: застолбил себе участок и, найдя инвестора, построил на нем, скажем, небольшое кафе с постной едой, или автостоянку (в столице об этом можно только мечтать!), или магазин. Во-первых, создаешь новые рабочие места, столь необходимые в глубинке, во-вторых, получаешь доходы, которые можно вложить в церковное образование (я все о нем, о болезном), в благотворительные проекты типа бесплатная (или очень дешевая) православная психологическая консультация для алкоголиков и наркоманов — то есть пустить исключительно на уставные цели.
Чем плох такой хозяйствующий субъект? Церковь всегда была мощным хозяйственником — французские католические монастыри Средневековья устраивали ярмарки, на которые съезжалась вся страна. В России монастыри тоже ходили в передовиках сельского производства, где зачастую опробовались и новая техника, и новые технологии. Что же касается якобы «трепетного» отношения к храмам, которые нельзя ни сдавать, ни, уж тем более, продавать, то в истории бывало по-разному. К XVI веку в России понастроили столько церквей, что священники их как раз не только сдавали, но и продавали за невозможностью использовать по назначению. Собор 1666-1667 годов, правда, запретил куплю-продажу культовых зданий и повелел прихожанам проданные церкви выкупать, но прихожане, в основном крестьяне, денег на то не имели, так что пришлось через 14 лет храмостроительство в приказном порядке ограничить.
Вряд ли стоит бояться, что увлеченный предпринимательством священник будет отлынивать от своих прямых обязанностей — гораздо больше усилий ему приходится тратить, чтобы добыть денег «на стороне» для нормального функционирования прихода. Конечно, всегда есть опасность, что архиерей или настоятель храма положит все заработанное себе в карман. Но ведь, в любом случае, останутся кафе, автостоянка или магазин, а прикарманить те или иные доходы у священнослужителей и сейчас есть все возможности — так хоть обществу польза. К тому же заработанные таким образом деньги гораздо «виднее», чем таинственные пожертвования, отследить которые до сих пор никому не удавалось (впрочем, не очень-то и пытались). Совсем не делиться ими церковному начальнику любого уровня будет и стыднее, и труднее. Так что церковный народ от нового закона должен только выиграть. Я уж не говорю о том, что — в предельном случае — в России может появиться более 12 тысяч новых мелких и средних предпринимателей, с которыми власти будет совсем не так просто расправиться, как с Ходорковским.
Есть, правда, в российской церковной жизни одна особенность, которая может угробить начинание на корню. Настоятель храма, как солдат, служит на своем месте, пока епархиального архиерея это устраивает. А чуть какой конфликт, так недолго обжитое место и потерять (вспомним недавние события со священником Сергеем Таратухиным, которого за поддержку Ходорковского тут же сослали в далекое таежное село, или уже давнюю историю с общиной отца Георгия Кочеткова, которую за «лица необщее выражение» гоняли из одного храма в другой, пока наконец вовсе не лишили храма). Какие тут открываются соблазны!
Только отец Н. заасфальтировал последний метр автостоянки, как его отправляют служить, например, в Казахстан, а на его место ставят брата или племянника правящего архиерея. Или просто приятного ему человека. У всех ли хватит христианского смирения отбыть в Казахстан, не попытавшись насолить вороватому преемнику или, бери выше, его покровителю? Как бы не начались в церкви кровавые разборки…
Решить эту проблему на законодательном уровне практически невозможно, тут вся надежда на церковный суд, который пока находится в России в зачаточном состоянии, да и положение, регулирующее его деятельность, таково, что едва ли не всю полноту власти отдает тому же правящему архиерею, но, быть может, новая ситуация рано или поздно потребует его усовершенствования в духе соборности?
Еще одним серьезным тормозом может стать налог на имущество, от которого сейчас религиозные организации в основном освобождены — но освобождены доброй волей региональных властей, а отнюдь не законом. Вот тут прийти к каким-то разумным решениям должно уже правительство, так чтобы, с одной стороны, не обидеть государство, а с другой — не задушить непомерными налогами инициативу. То же с льготами по НДС.
Что же касается восстановления церковной собственности, которую, по мнению игумена Филиппа, государству следовало бы привести «в надлежащее состояние», а оно вместо этого сдирает с прихожан повторный налог (они ведь уже заплатили положенное в госбюджет, откуда перечисляются средства на реставрацию памятников истории и архитектуры), заставляя их тратиться на ремонт, то кто же эту собственность и привел в столь непотребный вид, как не те самые прихожане, или папы и мамы, или дедушки и бабушки тех самых прихожан, громившие храмы и срывавшие колокола? Нечего валить всю вину на государство. Да, оно приказало — но громили-то сами жители. Теперь оно призывает восстанавливать — но ведь никого не принуждает.
И люди восстанавливают — в основном на свои кровные, патриархия вкладывает деньги только в интересные ей объекты типа Троице-Сергиевой лавры или патриарших резиденций, а государство подкидывает на содержание памятников архитектуры. Причем, по словам Михаила Швыдкого, хотя средства, выделяемые на культуру в целом, год от года уменьшаются, РПЦ перепадает все больше и больше. На памятники истории и культуры Минкульт с Минфином и теперь пообещали выделять религиозным организациям государственную помощь — все на ту же реставрацию, содержание и охрану.
Для получения добра в собственность религиозная организация должна будет подать в Росимущество заявку и утвержденный правительством пакет документов (к примеру, кадастровый план земель и экспертное заключение об историко-культурной ценности передаваемых объектов). Несмотря на то, что по Уставу все имущество канонических подразделений РПЦ до последнего подсвечника принадлежит Церкви в целом, если приходу вздумается попробовать себя на предпринимательском или коммерческом поприще, его ждет самостоятельное плавание. Все приходы имеют статус юридического лица, и многие уже давно начали зарабатывать. Теперь задача упрощается. Так что недовольство главного церковного финансового аналитика понятно: много, слишком много экономической свободы получат отдельные священники и приходские общины, того и гляди, нагуляют вес, станут выдвигать требования… Ох, не доведет это до добра…
