Грузия, Украина, Киргизия… Кто следующий?

Прошедшая волна нестабильности в ряде бывших республик Советского Союза естественным образом поставила вопрос, какая из стран СНГ станет следующей. Чтобы ответить на него, надоразобраться, во-первых, в том, что, собственно, произошло в этих республиках, во-вторых, в том, что привело к уличным волнениям и последовавшей сменой лиц на властных пьедесталах, и, в-третьих, почему эти события случились именно сейчас.


Что произошло?

Очевидно, что события в Грузии и на Украине с одной стороны и в Киргизии – с другой, имея схожие корни, продуцировали разный результат. Везде спусковым крючком стала фальсификация выборов. В Грузии и на Украине, в отличие от Киргизии, были не только протестные настроения, но и консолидированная внесистемная и достаточно хорошо организованная оппозиция, персонифицированная и в конкретной партии и в конкретном лидере. Опять же, вВ Грузии и на Украине оппозиция заранее заручилась определенной поддержкой внутри существовавшей властной элиты, что, собственно, и позволило избежать кровопролития. В Киргизии, напротив, налицо был стихийный протест плохо или вовсе не организованной толпы, к которой присоединились различные разрозненные и не имеющие общего лидера оппозиционные группы. В результате волнения вылились в погромы, а к власти пришли люди из окружения Акаева, у которых еще меньше легитимности, чем было после сфальсифицированных выборов у бывшего президента Киргизии.


Таким образом, в Киргизии мы стали свидетелями классического уличного бунта, на волне которого произошел верхушечный переворот. Можно смело утверждать, что не последний: Киргизию ожидает долгий период нестабильности. В Грузии и на Украине, напротив, революционные (или, точнее, протореволюционные) изменения стали результатом сложения векторов низовой (уличной) политики и устремлений элит. Станут ли «революция роз» и «оранжевая революция» реальными революциями, то есть изменят ли они систему власти и режим – покажет время.

Ход и результаты волнений в трех бывших республиках обозначают и уроки, которые следует извлечь тем странам СНГ, включая Россию, где зреют – а они зреют – настроения, способные привести к смене режимов. В этой связи, любопытно, что руководитель администрации президента Дмитрий Медведев в недавнем интервью журналу «Эксперт» озвучил понимание лишь одного урока – киргизского. Он призвал к единению элит, апеллируя к старому/новому мифу об угрозе распада страны, и дал понять, что Кремль боится и думает прежде всего о верхушечном перевороте, которой может быть инспирирован одной из групп интересов, ныне отодвинутой от власти, – такой латиноамериканский вариант, ну разве что без погон.
На самом деле опасаться Кремлю следует вовсе не переворота. Всем же остальным, полагаю, следует учесть, что консолидированная оппозиция плюс лидер, в котором персонифицирована страсть и улицы, и элит к изменениям, плюс сторонники (или сочувствующие) в структурах нынешней власти суть необходимые условия того, чтобы революционные изменения не закончились погромами.

Почему сейчас?

Причин того, что волна политической нестабильности накрывает страны СНГ именно сейчас, а не пять, не десять лет назад, когда экономическая ситуация была значительно хуже, как мне представляется, минимум пять.

Первая связана с тем, как была устроена политика в Советском Союзе . А устроена она была по принципу большой трубы, именуемой КПСС, в которую и по принуждению, и по убеждению были загнаны все возможные политические настроения и группы интересов. Большевики понимали, что рано или поздно массовое недовольство, вызванное целом рядом факторов от голода и репрессий до роста цен и тотального дефицита, неизбежно попробует вылиться на улицу (что и произошло в Новочеркасске в 1962м), и потому предельно формализовали политику в стране – так, чтобы возможное недовольство оказалось внутри жесткой конструкции и, следовательно, было управляемо и направляемо. Отсюда, кстати, и маргинализация диссидентского движения в Советском Союзе, и отсутствие оппозиции снизу – такой, как, например, была «Солидарность» в Польше, отсюда и верхушечный характер всех реформ.

Вот эта память советского человека о том, что любое политическое действие может происходить только внутри трубы (партии, или движения, или парламента, как в 1993 году), этот генетический страх выйти за рамки, эта привычка слышать дыхание в затылок и являются объяснением, почему массовое недовольство не выплескивалось на улицу, не крушило магазины и не грабило банки даже в самые тяжелые годы гиперинфляции и управленческого хаоса. Так, как это происходило во многих странах Латинской Америки, Азии и Африки, где быстрые и радикальные экономические изменения сопровождались постоянными уличными волнениями, переворотами, восстаниями тому подобное: только за семь лет, с 1958 по 1965 год в развивающихся странах произошло 57 подобных кровавых инцидентов .

Однако сейчас уже выросло целое поколение тех, кто ни сном ни духом о том, что такое райком КПСС, кто не был ни в пионерах, ни в комсомоле, ни в партии и потому готов выйти – и выходит – на улицу. Не случайно мотором уличной политики стала именно молодежь студенческого возраста. Она и будет главным источником беспокойства и движителем протеста на просторах СНГ в ближайшие годы.

Вторая причина роста политической нестабильности вполне универсальна. Авторитарные режимы всячески стремятся снизить участие широких слоев населения в политике. Отсюда всевозможные законы, ограничивающие правила проведения митингов, запрещающие или сужающие возможности плебисцита, затрудняющие прохождение политических образований в представительные органы власти и усложняющие образование новых партий, отсюда контроль над СМИ и так далее. Однако в посттоталитарных обществах наблюдается самый широкий разброс мнений и политических пристрастий, особенно среди молодежи, где есть и либералы вроде молодежного «Яблока», и скинхеды, и националисты, и футбольные фанаты, и государственники вроде «Идущих вместе». Нормальная потребность выговориться и быть услышанными появляется не только у молодежи. В демократических странах эти политические пристрастия и устремления канализируются через различные политические институты – партии прежде всего. Если же их нет или если политически и социально активная часть населения не чувствует, что может повлиять на власть – ну хотя бы раз в четыре года во время выборов (потому что результаты фальсифицируются), то протест неизбежно выливается на улицу

Третья причина – рост экономического благосостояния в странах СНГ при одновременном крайнем расслоении обществ в этих государствах в результате страшной коррумпированности власти. С одной стороны, люди, которые могут себе позволить не думать о куске хлеба, начинают все больше интересоваться политикой и хотят на нее влиять: они начинают давить на элиты, требуя и для себя части политического пространства. С другой – бедные, которым уже нечего терять. И тем и другим, пусть и и по разным причинам, нужна смена режима.

Четвертая причина – высокая доля городского населения во многих странах СНГ. Революции происходят прежде всего в городах и прежде всего там, где сосредоточена власть. Периферии, как правило, заражаются настроениями центра. Мы видели это и в Грузии, и на Украине, и до известной степени в Киргизии.

Пятая причина нестабильности связана непосредственно с устройством власти при авторитарных режимах вне зависимости от степени их жесткости: режимы Шеварднадзе и Кучмы были достаточно слабыми ( в политической теории их принято называть «конкурентным авторитаризмом»), в Киргизии и России они значительно жестче и стремятся к еще большей жесткости. А проблема любого авторитарного режима – его крайняя неустойчивость. Это своего рода колосс, стоящий на одной ноге, причем подошва значительно меньше давящей на нее фигуры власти. При тоталитарных устройствах – таких, каким был Советский Союз до середины –конца 1970-хх годов или какова нынешняя Северная Корея и Туркменистан , власть опирается на население, которое, с одной стороны, задавлено страхом, с другой – сцементировано идеологической догмой. В демократиях власть опирается на широкую сеть политических и общественных институтов, которые бесконечно торгуются между собой и с властью, создают коалиции и альянсы и тем способствуют равновесию системы. Авторитарная власть опирается на бюрократов в погонах и без,но она не монолитна, и та же самая торговля, что в демократиях, происходит внутри власти, в ней образуются различные бюрократические коалиции, которую эту и так до крайности неустойчивую конструкцию постоянно проверяют на разрыв..
Вот этот раздрай внутри авторитарной власти – залог нестабильности, кризиса, который рано или поздно даст о себе знать.

Кто следующий?

Пойдем от противного. Очевидно, что султанисткие режимы (когда бесконтрольно правит узкая группа интересов) вряд ли допустят какие-либо широкие уличные волнения. Следовательно, отпадают Азербайджан, Узбекистан и Туркменистан.
Бедные страны, в которых пока нет сколько-нибудь слышимой оппозиции (каковая была, например, в Грузии) и которые по тем или иным причинам вряд ли представляют интерес для мировых держав (и, следовательно, оппозиции неоткуда взять источники финансирования), из списка можно исключить. Что, впрочем, не значит, что в них невозможны волнения или перевороты – просто они не будут иметь демократического вектора. Следовательно, отпадают Армения, Молдавия и Таджикистан.Остаются Белоруссия, Казахстан и Россия.

Белоруссия – страна бедная, с преобладанием сельского населения, которое скорее борется за выживание, нежели думает о политике. К тому же там сохраняется определенное «равенство в бедности»: коэффициент расслоения в Белоруссии один из самых низких в СНГ. Однако там есть оппозиция, и она на глазах консолидируется. К тому же могут сработать внешние факторы: нелюбовь Путина к Лукашенко и готовность США и Европы спонсировать оппозицию. Но правда и то, что в силу малости ресурсов для разграбления и жесткости батьки в отношении нелояльных бюрократов власть в Белоруссии значительно более устойчива, чем, скажем, в России. В общем, пятьдесят на пятьдесят.

Что касается Казахстана и России, то они представляются главными кандидатами на пополнение списка стран, готовых к смене режима. И там и там (благодаря колоссальным природным ресурсам) богатые элиты, и там и там колоссальный уровень расслоения общества. В обеих странах растет активность молодежи, и в обеих странах наряду с усиления интереса к политике очевиден крайний недостаток институтов, способных абсорбировать этот интерес: и Казахстан, и Россия в этом году, по данным Freedom House, были отнесены к категории несвободных стран. Но ни там ни там нет пока консолидированной оппозиции. В России нет и лидера – в Казахстане их несколько (Назарбаев значительно жестче, чем Путин, расправляется со своими оппонентами). Что касается уровня разложения и коррумпированности власти, то тут Казахстан и Россия – два сапога пара.

Вопрос, что спровоцирует политический кризис и по какому сценарию – украинскому или киргизскому – он начнет развиваться.