Лечь и не шевелиться
Двоюродный племянник приехал из армии в отпуск. Как, спрашиваю, у вас, Руслан, там, не очень зверствуют? «Да нет, — отвечает, — есть парочка мерзавцев, но мы на них стараемся внимания не обращать». — «А что делаете?» — «Ну, встаем, гимнастика, потом завтрак, а потом территорию убираем». — «Что, каждый день?» — «Ну да». — «С утра до вечера?» — «Ну да. Иногда еще забор чиним». — «А оружие какое-нибудь ты хоть раз видел?» — «А как же, — не без обиды отвечает племянник, — я ведь в роте охраны, мы каждую неделю стреляем». — «Что значит «каждую неделю»?» — «Ну, раз в неделю».
Руслан, замечу, здоровенный детина под метр девяносто, плечищи — косая сажень, его, кажется, запросто можно использовать в качестве ракетоносителя, а он вот уже полгода изо дня в день убирает территорию. Удивительно, что у них в части «всего парочка мерзавцев»: от такого образа жизни, по-моему, любой нормальный мужик должен через месячишко или озвереть, или превратиться в овощ. При этом в отпуск Руслана отпустили, потому что его восемнадцатилетняя жена родила сына. Теперь она нянчит младенца и боится переругаться с отчимом, который, узнав о беременности и о том, что Руслана забирают в армию, хотел выгнать ее из дома. Слава Богу, не выгнал, но помогать юной матери не собирается. Руслана воспитала бабушка, которой сейчас 84, проблемы молодого поколения ей уже не по силам, самое время отцу включиться в заботы о семье, но никак нельзя — нужно убирать территорию.
«Что же это за территория такая, — недоумеваю я, — что вы ее каждый день убираете, а она каждый день грязная? Может, ее ночью специально замусоривают, чтобы вам было чем заняться?» — «Не знаю, — простодушно отвечает Руслан, — какая-то грязь всегда находится». — «Ну а офицеры как, ничего?» — продолжаю допытываться я. Руслан морщится. «Бестолковые, к тому же их столько — больше, чем солдат. Придут, на плацу во время построения побродят и разойдутся».
Руслана в связи с рождением ребенка обещают демобилизовать, и он, возможно, уже скоро займется каким-нибудь осмысленным делом (как-никак он закончил автомеханический техникум, но кому в армии нужны эти смешные навыки?), однако те несчастные, у которых никто не родился, неужели обречены еще полтора года убирать территорию и смотреть, как на плацу тоскливо переминаются офицеры? Отличный старт для будущей жизни.
Или вот еще. Еду в маршрутке на работу. Напротив тетка лет шестидесяти увлеченно играет в гейм-бой, недовольно поднимая глаза на всякого, кто просит передать деньги. Человек делом занят, а они… Сидящая рядом девица робко интересуется, доедет ли она до ВДНХ. Доедете, успокаиваю я, попросите остановить у кинотеатра «Космос». У «Космоса» маршрутка останавливается — многим нужно на метро, — но девушка продолжает сидеть. «Вам выходить», — подсказываю я. Девушка привстает. «Деточка, — не поднимая головы от экрана, решительно вступает в разговор играющая тетка, — очень вам не советую здесь выходить. Здесь такой переход — замучаетесь переходить». Девушка опять садится, водитель медленно трогается. «Метро будет и дальше, «Алексеевская» или «Проспект Мира», — с готовностью подключается к разговору другая дама, — а здесь действительно, знаете…» — «Но мне не метро, мне само ВДНХ», — растерянно выговаривает наконец девица, продолжая сидеть. «Если вам ВДНХ, выходите!» — почти кричу я, поскольку маршрутка как раз тормозит перед светофором. Девушка выскакивает. «Ну не знаю, — увлеченно нажимая на кнопки, продолжает заботливая тетка, — с этими переходами все нервы испортишь».
Конечно, зачем портить нервы, когда можно так приятно проводить время?
И опять маршрутка. Еду с работы. Женщина передает водителю деньги, четыре пятидесятирублевых бумажки, и отчетливо произносит: «Тридцать и десять сдачи». Разговаривающий по мобильному водитель-армянин бросает в паузу: «Так не получается», — и продолжает что-то эмоционально обсуждать с собеседником. «Что значит — не получается?» — возмущается женщина. «Не получается, — поясняет закончивший разговор водитель, — может быть сорок или шестьдесят…» — «Ну так я же и сказала вам, тридцать и десять, это как раз сорок!» — «А-а, я не понял, я же не русский», — оправдывается водитель. «Кошмар!» — с пафосом произносит соседка женщины, передававшей деньги. «Он хочет и по телефону разговаривать, и машину вести, и сдачу давать... Вот только не русский! — в сердцах восклицает первая. — Русские так не умеют!» — с негодованием, в котором слышится не то укор, не то гордость, заканчивает она. «Русские все умеют, — мудро парирует водитель, — если бы они не умели, мы бы не приехали сюда работать».
Русские действительно многое могут. В начале 90-х, когда старая жизнь рушилась на глазах, россияне научились вертеться, находить выход из, казалось бы, безвыходных ситуаций, жить без зарплаты, находить зарплаты там, где их не предполагалось, приобретать новые профессии, создавать новые специальности — в общем, научились быть мобильными, деятельными, не бояться трудностей. Тогда, собственно, и было заложено то, что сегодня влечет к нам мигрантов на заработки. Однако с приходом путинской эры наступила вожделенная стабильность и жизнь опять, правда, не разом, а постепенно, перевернулась. И теперь уже возможно целой ротой годами убирать территорию, переходить улицы не там, где нужно, а там, где спокойнее, не хвататься за несколько дел сразу — все вспомнили, что русские так не умеют. Да и стоит ли, в самом деле, когда то и дело слышишь, что дела обстоят отлично, что Россия встает с колен. Встает-встает, вот только возникает вопрос: не для того ли, чтобы со вздохом облегчения наконец лечь и не шевелиться?
