— Отец Георгий, как вы относитесь к идее госаккредитации духовных школ — известно, что и в обществе, и в церковной среде есть разные мнения на этот счет?

— Учитывая то, что в истории нашего духовного образования на протяжении многих десятилетий была прервана традиция преемственности и восстановленная в 1945-1946 годах духовная школа уже во многом в худшую сторону отличалась от дореволюционной, хотя и до революции она была не идеальной, необходимо отдавать себе отчет в том, что существование богословского образования в отрыве от образования светского будет усугублять тот маргинальный характер, который приобрела наша духовная школа сразу же после своего восстановления. Отторгнутая на протяжении десятилетий от развития мировой богословской науки, отторгнутая от развития светской академической науки, наша духовная школа, когда-то отличавшаяся замечательным синтезом богословской науки и науки академической, продолжает и по сей день испытывать серьезные проблемы, связанные с этой отторгнутостью. Поэтому сохранение закрытости нашей духовной школы представляется неполезным, оно будет лишь консервировать те негативные тенденции, которые сложились за годы советской власти. Отставание будет только усиливаться, а ведь духовная школа готовит священнослужителей, которые должны отвечать на запросы времени. Лишь совместными усилиями богословская академическая наука и светские

академические науки могут решать те проблемы, которые возникли, когда была прервана традиция русского образования, в первую очередь гуманитарного.

— Государственная аккредитация будет даваться под светский компонент теологического образования, предметы типа «История России» или «Стилистика русского языка», «Психология», как, на ваш взгляд, он будет совмещаться с собственной программой семинарии или академии?

— На протяжении целого ряда лет в наших духовных школах уже происходили изменения, которые должны были сократить разрыв в образовании, в плане определенного перечня дисциплин, между религиозными школами и светскими учебными заведениями. В разных духовных школах этот процесс шел по-разному, где-то более успешно, где-то менее. Но в целом, поскольку стандарт «теология» уже существует, в качестве первого шага важно было бы достигнуть того положения, при котором выпускники высшей богословской школы, получая диплом богослова, соответствующий требованиям Учебного комитета Московской патриархии, одновременно получали бы диплом по специальности «теология», который соответствовал бы государственному стандарту по теологии. Стандарт «теология» и разрабатывался, при участии Православного Свято-Тихоновского института, с тем прицелом, чтобы быть приближенным к классическому богословскому православному образованию. Однако, с моей точки зрения, было бы перспективным еще одно важное начинание: возможность получения для выпускников высшей богословской школы государственного диплома по таким специальностям, как филология, история, право. Это было бы очень важно с точки зрения дальнейшего участия имеющих высшее образование священнослужителей в деятельности средней и высшей школы. Учитывая, что, согласно закону «Об образовании», государственная школа у нас отделена от церкви, облегчить доступ священнослужителя в светскую школу мог бы государственный диплом не только по специальности «теология», но и по специальностям, которые преподаются в этих учебных заведениях.

— Разве возможно в семинарии преподавать весь тот комплекс дисциплин, которые преподают, скажем, на филфаке…

— Знаете, у нас уже есть опыт подобного рода учебных заведений, скажем, протестантских, которые выдают двойной диплом, аккредитованный в рамках определенной конфессии и одновременно соответствующий светскому. Тут есть, правда, серьезная проблема: в нашем богословском образовании, строго говоря, отсутствует средняя школа. При нынешних реформах 5-летняя семинария является высшим учебным заведением, а 3-летняя академия — к сожалению, не столь успешно реформируемая, как семинарии — является своеобразной аспирантурой. Мне кажется, было бы целесообразно создать при семинариях 2-3-годичные учебные заведения — я прекрасно понимаю, что это можно сделать только при нескольких семинариях, потому что значительная часть семинарий по своему общему образовательному уровню оставляют желать лучшего, — куда могли бы поступать старшеклассники и где бы их ориентировали в сфере богословских наук. Так примерно происходило в дореволюционных семинариях, которые имели статус средних учебных заведений. У нас, правда, есть духовные училища, которые теоретически могли бы выполнять эту функцию, но, на мой взгляд, они мало перспективны. Это что-то вроде школы псаломщика, они не в состоянии подготовить ни священнослужителя, ни образованного мирянина. Понимаю, что это сложная проблема, которая у нас никогда еще не решалась, но очевидно одно: существующие 5-летние семинарии и 3-летние академии не только не в состоянии решить ту задачу, которую я сформулировал, но и, к сожалению, не всегда соответствуют критериям собственно богословского образования. Поэтому, на мой взгляд, имеющийся у нас 8-летний курс профессионального религиозного образования вполне может включать перечень дисциплин, требуемых государственным стандартом. Я убежден в одном: при отделении государственной школы от церкви церкви необходимо иметь такую высшую школу, которая обеспечивала бы своего выпускника дипломом, позволяющим ему включаться в образовательный процесс среднего учебного заведения. А выпускники академий вполне могли бы иметь дипломы, дающие им право преподавать в светских вузах.

— Но значительная часть общества как раз и боится того, что священники будут проникать в светское образование…

— Нужно понимать, что священники будут проникать туда в качестве дипломированных специалистов, преимущественно по гуманитарным наукам, которые преподаются в этих школах. Напомню то обстоятельство, что на протяжении полутора веков, со второй половины XVII и весь XVIII век, единственной полноценной школой в России была богословская школа. Именно богословская школа к концу XVIII века создала единую для всей страны унифицированную систему трехступенчатого образования: духовное училище, семинария, академия. Именно выпускники духовных школ вошли в состав профессоров открывавшихся при Александре I русских университетов. Профессора носили либо немецкие, либо священнические фамилии. И на протяжении всего XIX века духовное сословие было своеобразным поставщиком кадров для русской интеллигенции. Достаточно вспомнить то обстоятельство, что в университетах в начале ХХ века 9% студентов было из духовного сословия — при том что духовенство составляло мене 1,5 % населения России. То есть в истории России есть опыт плодотворного сотрудничества светской школы и школы духовной, богословское образование во многом способствовало развитию образования светского. Да, люди вправе ставить вопрос о том, на каком основании вопреки законам «Об образовании» и «О свободе совести» священники, не имеющие государственного диплома, претендуют на преподавание в светской школе. Но, с другой стороны, именно в силу того, что у нас существует закон «О свободе совести», священнослужитель, имеющий признанное государством светское образование, вправе преподавать в соответствующем вузе. Нынешняя негативная реакция общества на попытки церкви влиять на развитие школы отчасти справедлива, потому что те священнослужители, которые оказываются в школах, а в особенности миряне, не имеющие богословского образования, действительно профанируют ту просветительскую миссию, которую представители церкви могли бы осуществлять в наших школах. Именно для того, чтобы представители церкви соответствовали требованиям светской школы, они и должны получать то образование, о котором сейчас идет речь. В этом должно быть заинтересовано как государство, так и церковь.

— А каковы, на ваш взгляд, сегодня главные проблемы религиозного образования?

— Главная проблема заключается в том, что отторгнутость нашей богословской школы от мировой богословской науки, ненормальность развития церковной жизни на протяжении десятилетий, когда по существу духовенству было запрещено осуществлять какую бы то ни было просветительскую, миссионерскую, катехизаторскую деятельность, когда потребность у священников такого рода деятельности просто атрофировалась, привели к тому, что, к сожалению, и в нашей церковной жизни, в жизни наших приходов, и в нашей богословской школе ориентированность на то, что священник должен выступать прежде всего как совершитель богослужения, по-прежнему превалирует, и часто даже само духовенство не осознает необходимости активной просветительской, миссионерской деятельности как в рамках прихода, так и в рамках общества в целом. Поэтому максимальная ориентация богословского образования на те проблемы, которые стоят перед современным обществом, в том числе перед современным образованием, позволят церкви гораздо более активно и плодотворно влиять на развитие нашего общества в целом. Тем более что дефицит по-настоящему образованных людей, в разных сферах, в том числе в светской гуманитарной школе, может, как это было не раз в истории христианской Европы, восполняться представителями духовенства. Но, повторяю, теми представителями духовенства, которые сами сознают необходимость просвещения и сами просвещены. К сожалению, слова Лескова о том, что «Русь крещена, но не просвещена», актуально звучат и поныне. Эти слова, несколько перефразировав, можно применить и к нашей духовной школе: она воцерковлена, но не просвещена должным образом.

— Приходилось ли вам сталкиваться с теологическими факультетами в светских вузах?

— В Санкт-Петербурге подобных факультетов нет. Информация, которую я имею от людей, связанных с провинциальными богословскими факультетами, не внушает особого оптимизма, именно потому, что у нас просто недостает кадров, которые на должном уровне могли бы вести преподавание и очень часто бывшие преподаватели научного атеизма, вообще блока обществоведческих дисциплин, занимают в них места. В этом случае происходит самое печальное: преподается не богословие, а некий вариант православной политизированной идеологии. Это одна из серьезных проблем и опасностей нашей православной жизни — превращение веры в разновидность новой идеологии. Но в принципе такие богословские учебные заведения для мирян очень важны и очень нужны. Наиболее плодотворный опыт в данном случае — это опыт Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, я вхожу в Ученый совет университета и вижу очень позитивную динамику его развития. Думаю, что нужно не множить число теологических факультетов, а, возможно, создавать филиалы Свято-Тихоновского университета, что, собственно, и делается уже довольно давно.

— Но ведь именно Свято-Тихоновский университет, насколько я понимаю, и форсирует процесс создания теологических кафедр и факультетов в светских вузах.

— Да, потому что не всегда удается создавать филиалы. На кафедрах же его опыт иногда недостаточно учитывается, а порой и просто отторгается. В принципе я допускаю возможность создания богословских факультетов в рамках светского учебного заведения, но для этого должны быть соответствующие кадры, а их у нас, особенно в провинции, очень мало. Вот почему даже многие семинарии не соответствуют уровню семинарии.

— Как вы относитесь к проблеме собственного ВАКа по теологии, которая сейчас тоже бурно дискутируется?

— Мне кажется, что это движение в верном направлении, потому что отсутствие до последнего времени ВАКа в самой системе церковного Учебного комитета создавало определенного рода проблемы. При обилии у нас кандидатов богословия — а выпускник духовной академии сейчас, если у него все в порядке, должен защищать не дипломную, а кандидатскую работу — уровень кандидатских работ, к сожалению, чрезвычайно низок. Уровень магистерских, то есть докторских диссертаций, которых у нас очень мало по сравнению с кандидатскими, тоже оставляет желать лучшего, и здесь такой фильтр был бы чрезвычайно важен.

— Вы считаете, что ВАК будет работать как фильтр?

— Безусловно. Почему для меня представляется очень важной и идея государственной аккредитации, и идея создания ВАКа — именно потому, что это поднимет уровень, ужесточит образовательные и научные требования к нашей системе богословских школ. Это чрезвычайно важно, потому что уровень остается достаточно низким. И мне очень грустно, что по сравнению с концом 90-х и началом 2000-х годов и в церкви, и в государстве стало раздаваться все больше голосов, что светскую и церковную школы нужно продолжать сохранять в системе разделения. Речь идет не о воссоединении церкви и школы, что противоречит нашему законодательству, а об интегрированности в общую систему образования богословских школ. При  сохранении каждым своей специфики.

Беседовала Светлана Солодовник