Прав был Александр Сергеевич Пушкин: "мы ленивы и нелюбопытны". Выведенный Ильфом и Петровым журналист, не боявшийся "похожих на змей" шакалов, потому что "они на Кавказе не ядовиты", был убеждён и в том, что Пушкин о том же Кавказе "писал по материалам". Ссылки на "Путешествие в Арзрум", кажется, не действовали...

У наших современников представления о Кавказе претерпели значительную эволюцию — только вот в каком направлении?.. Этот край представляется чем-то однородным. И даже для тех, кто регулярно пишет о событиях на Кавказе, Дагестан, похоже, не выделяется на общем тревожном фоне.

С конца 1990-х тут действует вооруженное подполье, которое противостоит "силовикам", федеральным и местным, совершает нападения на сотрудников правоохранительных органов, прокуратуры, спецслужб, при этом нередко страдает население. Для борьбы с этими вооруженными группами в республику введён значительный контингент "силовиков". "Контртеррористическая операция" идёт тут заведённым порядком: обстрелы жилых домов, незаконные задержания и похищения людей, незаконные методы дознания и следствия, пытки, избиения, физическое и психологическое давление, внесудебные казни, "исчезновения"... Всё как везде.

Однако регионы и республики Кавказа не только не похожи друг на друга, но и каждый сам по себе весьма разнообразен — это естественное свойство горных систем расселения.

Более всего это справедливо в отношении Дагестана. Ситуация здесь отличается от положения в соседних республиках. Тому есть причины: в отличие от Чечни и Ингушетии, по сути моноэтничных, население Дагестана составляют множество этнических групп — только в Госсовете представлены четырнадцать "государствообразующих" этносов. Это предопределяет множественность действующих в республике сил и предполагает необходимость согласования их интересов при разрешении возникающих конфликтов. Эта особенность препятствует сосредоточению власти в республике в едином центре, образованию авторитарного режима. Но "согласование интересов" и "разрешение конфликтов" зачастую происходят отнюдь не правовым путем. Последнее, в конечном счете, и определяет ситуацию в республике. Ещё в девяностых здесь установилось скрытое вялотекущее противостояние — как между вооруженными группами и силовыми структурами, федеральными и местными, так и между криминально-политическими группировками, использующими "силовиков" для "разрешения" конфликтов. Уровень жизни в республике один из самых низких в России, а размах коррупции поражает.

Ислам пришёл на Северный Кавказ через Дагестан, здесь традиционно высока религиозность населения, пережившая период воинствующего советского атеизма.

И современный конфликт в Дагестане имеет ярко выраженный религиозный оттенок. В 1990-х в республике распространилось новое для Кавказа религиозное течение фундаменталистского толка. Его приверженцы называют себя членами "джамаата салафийа" или просто "мусульманами", правоохранительные органы — "ваххабитами".

Возникла напряжённость — и внутри исламских общин в населенных пунктах, и между лидерами салафитов и Духовным управлением мусульман Республики Дагестан. Последнее прибегло к помощи власти. С конца 1996 года за салафитов взялись "силовики", а глава Духовного управления Сайдмухаммад-хаджи Абубакаров бросил клич: "Каждый мусульманин, который убил ваххабита, попадет в рай". На что лидер салафитов Багауддин Мухаммад объявил хиджру (араб. буквально — бегство, выселение, эмиграция) своих сторонников в Чечню. Последствия известны — вторжение 1999 года в Дагестан.

К сожалению, власти — что духовные, что светские — не склонны учиться на ошибках: по тому же сценарию "конфликт Духовного управления с нетрадиционными общинами — обращение к городовому — силовые акции против общин, загоняющие их в объятья к террористам — война" несколько лет спустя развивались события в Кабардино-Балкарии. И командовал нападением на Нальчик в октябре 2005-го тот же Шамиль Басаев, что возглавил вторжение в Дагестан в августе и сентябре 1999-го. Впрочем, я отвлёкся...

После вторжения в Дагестан на волне народного гнева Народное собрание республики приняло 22 сентября 1999 года закон «О запрете ваххабистской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан" Произошло, во-первых, смешение уголовно-правового и религиозного понятий: борьба с терроризмом де-факто превратилась в борьбу с приверженцами "ваххабизма" как религиозного течения. Во-вторых, этот закон развязал руки милиции — каждый, кого, по весьма субъективным оценкам "силовиков", можно было причислить к "ваххабитам", становился объектом пристального интереса: женщины, облачающиеся в мусульманскую одежду, их мужья, братья... Последствия разнообразные — от допросов и "профилактических" бесед с недвусмысленными угрозами до незаконных задержаний, избиений, "исчезновений"...

Закон, подверженный произвольному и расширительному толкованию, редко бывает эффективен.

Казалось бы, 1999 год — вторжение в Дагестан многочисленных отрядов боевиков, бои в "ваххабитском" Кадарском анклаве — дал правоохранительным органам возможность заняться реальными фигурантами настоящих уголовных дел. Действительно, после этого стали "привлекать" боевиков и "пособников", появилась масса дел — в основном по статьям 208-й (незаконные вооруженные формирования) и 222-й (незаконное хранение оружия) Уголовного кодекса. Как же "органы" распорядились этой возможностью — отделить и примерно наказать настоящих боевиков?

Подозреваемых задерживали, но кропотливым сбором доказательств, как правило, никто не занимался — и "царицей доказательств" становились порою исключительно признательные показания. Добывали их с помощью пыток, часто — "унижением мужского достоинства". То есть изнасилованием или угрозой изнасилования... Такое не прощают.

В суде на оформленные таким образом дела (выбитое под пытками признание не может служить доказательством) закрывали глаза, и осуждали подозреваемых на незначительные сроки лишения свободы. Вроде бы ситуация в Дагестане успокоилась. Но где-то с 2002 года стали выходить на свободу осужденные "за 1999 год". И начался отстрел — сплошной, по списку — тех, кто вёл эти дела.

В расследовании особой жестокостью и изощрённостью отличились республиканский "шестой отдел" (иначе говоря, УБОП) и Кировский РОВД Махачкалы — сотрудники этих структур чаще других оказывались жертвами атак вооруженного подполья, диверсий и нападений. Наиболее дерзкой группе Расула Макашарипова в Дагестане приписывают более ста убийств милиционеров. Многие из тех, кто не погиб и не был ранен, жили в страхе возможных нападений. Примерно к 2004 году пришло понимание, что пытки и "обращение, унижающее человеческое достоинство", могут обойтись слишком дорого.

После этого "концепция изменилась". Теперь, по словам адвокатов, работающих по делам подозреваемых в участии в вооруженных группах, тактика дагестанских "силовиков" стала другой. Все чаще подзащитных стали вывозить в Чечню — там можно пытать, не опасаясь вмешательства адвоката. А тех, кого пытают в Дагестане, затем нередко "теряют" — они "исчезают", пропадают бесследно.

Применение "незаконных методов дознания" облегчается, если неизвестно, где искать человека, — то есть если он "исчезнет" с самого начала. По словам родственников и адвокатов, в Дагестане подозреваемых незаконно задерживают, точнее, похищают. Но в отличие от Чечни и Ингушетии, где вооруженные похитители в масках приезжают к человеку домой и забирают его при свидетелях, в Дагестане похищения, видимо, тщательно планируются: всё происходит без свидетелей и лишнего шума — человек выходит из дома и не возвращается.

На днях я уже писал о судьбе 24-летнего Ильяса Дибирова, которого задержали 15 ноября 2007 года и подвергли жестоким пыткам. Сегодня речь пойдёт о его брате.

25 апреля 2007 года Махачкале бесследно исчез 26-летний Рамаз Дибиров. Пошёл вечером на свидание к невесте, Карине Дадаевой, около восьми вечера проводил невесту домой на улицу Петра Первого, сказал, что положит ей денег на мобильный и пойдёт к себе домой. Однако домой он не вернулся, денег тоже не положил. В 3:31 ночи на мобильный Карины поступил звонок с телефона Рамаза. Подняв трубку, она услышала крики мужчин, в том числе своего жениха. С утра 26 апреля Карина стала звонить Рамазу — абонент сбрасывал входящий вызов. В обед с номера Рамаза, который знала только Карина, ей снова позвонили, Карина услышала разговор двух мужчин, которые обсуждали, что делать с телефоном: "Что делать с трубкой и сим-картой?" — "Сим-карту вытащи, трубку отключи". После этого оба номера оказались недоступны...

Может быть, это было делом рук бандитов? Но 23 апреля 2006 года Рамаз Дибиров уже "исчезал", и несколько дней родственники безрезультатно везде его искали. Только на десятый день, 2 мая, следователь прокуратуры Советского района Махачкалы вызвал Шахразаду Дибирову, мать Рамаза, для дачи показаний в связи с тем, что ее сын задержан по подозрению в участии в преступном сообществе и организации терактов. Дело было передано в суд Советского района, Дибиров был полностью оправдан и вышел на свободу в зале суда.

Но вот в те десять дней, по словам матери, Дибирова содержали в здании УБОП, где пытали током, избивали ногами, дубинками и пластиковыми бутылками с водой. Били по голове, по суставам, в область паха. Засовывали в рот пистолет и нажимали на курок. Угрожали изнасилованием... За время заключения Рамаз потерял 40 килограммов веса. Под конец он не мог стоять на ногах, у него начиналось легочное кровотечение. Дибиров запомнил своих мучителей в лицо и мог опознать их...

Есть и другие основания подозревать, что Рамаза похитили отнюдь не бандиты. Дело в том, что, по словам матери, после первого следствия Дибиров был тяжело болен — туберкулез обоих легких с периодическими легочными кровотечениями. В последнее время он лечился дома, фактически не вставал с постели. И вот незадолго до похищения сотрудники УБОП — некоторые известны по именам — спрашивали в мечети у сверстников Рамаза: "Почему он не ходит в мечеть? Почему его не видно в городе?" Мать полагает, что "силовики" принимали ее сына за "амира" местного джамаата.

По словам родственников, за несколько дней до последнего "исчезновения" у дома дежурили машины — марки и номера они записали, — в которых сидели "силовики". А, по словам невесты, в день "исчезновения", 25 апреля 2007 года, Рамаз сказал ей, что за ним следят и что он не хочет еще раз попасть к "ним"...

По факту похищения Рамаза Дибирова "неустановленными лицами" прокуратура Ленинского района Махачкалы возбудила уголовное дело № 701605 по ст. 126 ч.2 п. "а" Уголовного кодекса. Никакого продвижения, ни в поисках Рамаза, ни в расследовании дела, до сего дня нет.

На сегодня известны десятки таких вот "исчезнувших". Их число, скорее всего, будет расти, ведь в прошлые годы Дагестан оставался для правозащитников "в тени большой войны". Вряд ли справедливо возлагать ответственность за этот кошмар на нынешнее республиканское руководство — президент Муху Алиев получил Дагестан в наследство со всеми его проблемами. Есть некоторая надежда на местное гражданское общество — оно в республике есть, без всяких кавычек. Есть объединения родственников пропавших, есть настоящие активисты, хотя их работа трудна и опасна — вспомним судьбу Фарида Бабаева. Однако соблазн выхода за рамки права — ради быстрого и эффективного разрешения конфликта — делает этот конфликт бесконечным.

Автор — член правления общества "Мемориал"