Уважаемый господин президент!

Полагаю, подавляющее количество адресованных Вам писем содержит ту или иную просьбу. У меня другая задача: я хочу обратить Ваше внимание на случай, который как в капле воды отражает явление, безусловно, тревожащее общественность России. Я надеюсь, что изложенное ниже заставит Ваших помощников доложить об этом письме Вам.

Почти два года назад я возвращался со съемок в своем микроавтобусе днем, и на площади, где не столь давно стоял памятник Дзержинскому, в мою машину врезался мчавшийся на большой скорости на красный свет легковой автомобиль, протаранив машину как раз в том месте, где я сидел на пассажирском сиденье. Я не смог выйти из машины, т.к. был посечен разбитыми стеклами и находился в шоковом состоянии. Но мой водитель, пострадавший меньше, вышел из машины и направился к клумбе посреди площади. К сотрудникам ГАИ подошел виновник происшествия и сказал им: «Учтите, я сотрудник ФСБ и прикомандирован к Администрации президента Российской Федерации. Составляйте протокол, исходя из этого». Там же на месте ДТП он по мобильному телефону вызвал двух человек, они появились через 4-5 минут и представились «случайными прохожими». Дав на месте свидетельские показания, они назвали себя для протокола и оказались сотрудниками ФСБ (понятно, что дойти до клумбы с места работы много времени им не потребовалось).

Со следующего дня руководство спецтрассы ГАИ подверглось беспримерному давлению со стороны федеральных и московских сотрудников органов правопорядка, которые требовали вывести из-под ответственности сотрудника ФСБ Субботкина, находившегося за рулём врезавшейся в меня машины и громогласно представившегося на месте происшествия Вашим сотрудником. Это не всё. Субботкин без всякого запроса ГАИ принес в отдел разбора ГАИ кассету с видеозаписью, которую, как выяснилось, круглосуточно ведет на площади соответствующая служба ФСБ. Какие корпоративные связи сделали возможным получить эту плёнку Субботкину, нетрудно предположить. Он на свою беду не предполагал, что анализ этой плёнки независимым экспертом еще более усугубит его вину в ДТП. Но факт остается фактом – плёнка приобщена к документам дела.

Сотрудник отдела разбора ГАИ отказался, несмотря на всё оказанное на него давление, признать виновным не Субботкина, а водителя моей машины, максимум, что он согласился сделать — написал, что не может установить виновного. И за это был немедленно отправлен на пенсию. Я обратился с письмом к начальнику Управления собственной безопасности ФСБ генералу Купряшкину, поставив перед ним только один вопрос: соответствует ли истине то, что утверждал Субботкин на клумбе — является ли он сотрудником ФСБ. А также являются ли сотрудниками ФСБ «случайные прохожие», видевшие аварию (их имена и их должностная принадлежность названы ими самими при оформлении аварии на площади). В письме, подписанном одним из сотрудников Купряшкина, подтверждается, что все трое являются сотрудниками ФСБ. Это письмо я прикладываю, оно заслуживает внимания: в нем ведомство не дает оценки поведению своих офицеров — ни Субботкина, ни лжесвидетелей. Более того, подтверждая их принадлежность к ФСБ, отвечающий, тем не менее, не назвал их фамилии, подтвердил их участие в происшедшем, но безымянно. Но зато сообщил мне, что они (кто «они»? свидетели?) мне «не угрожали», хотя я ни одним словом этого не утверждал, а свидетелей и не видел.

Затем я написал письмо руководителю Вашей администрации г-ну Собянину с просьбой подтвердить или не подтвердить то, что Субботкин является прикомандированным от ФСБ сотрудником Администрации. Я получил официальный ответ, доставленный мне фельдъегерем под расписку, что Субботкин является сотрудником Вашей администрации.

Тогда я обратился в суд, и тут, г-н президент, выяснилось еще несколько заслуживающих внимания обстоятельств. Судья потребовала, чтобы я сообщил место регистрации, т.е. прописки Субботкина, хотя в протоколе об аварии он написал адрес своей рукой и по телеграмме, посланной по этому адресу, аккуратно являлся для оценки ущерба, причиненного им моей машине. Оказалось, г-н президент, что местом регистрации Субботкина является не указанный им адрес, а другой: Большая Лубянка, д.1/3. Я знаю, что по этому адресу работали Вы, работает г-н Патрушев, что там была внутренняя тюрьма КГБ, но что где-то там поблизости проживает Субботкин, я и предположить не мог. Не могу не задаться вопросом: зачем нужен какой-либо открытый или закрытый нормативный акт, по которому сотрудник спецслужбы имеет право быть зарегистрирован, т.е. прописан по месту службы? Не стоит ли его отменить, если он есть, или распространить на все организации, в том числе нашу телекомпанию?

Не знаю уж почему, не хочу предполагать, но в суде мое дело оказалось дважды потерянным, причем там не сумели мне даже сообщить дату якобы возвращенных мне из суда документов. Пришлось всё собирать заново и заново платить пошлину. А вот после появления этой истории на сайте Общероссийского движения «За права человека» дважды терявшая дело судья из суда исчезла, и все началось с чистого листа. Так, г-н президент, набралось два года всей этой истории. И вот теперь, когда дело наконец рассматривается в суде, появился Субботкин (замечу, что он не являлся в суд все эти два года, но тут же появился, как только суд заочно признал его виновным и обязал выплатить ущерб за автомобиль). И вот теперь в этой истории произошел принципиальный поворот, который заслуживает Вашего внимания. Субботкин подал встречный иск, якобы в аварии виновен мой водитель.

Но главное не это. Субботкин требует привлечь меня к ответственности за то, что я оскорбил его достоинство и честь как офицера ФСБ, ссылаясь на то, что на сайте Общероссийского движения «За права человека» была рассказана эта история, слово в слово совпадающая с той, что написана выше. Он не отрицает того, что представился на клумбе Вашим сотрудником и сотрудником ФСБ, не отрицает, что сам принес в ГАИ спецплёнку и вызвал коллег в качестве лжесвидетелей. Значит, он обвиняет меня за то, что я позволил себе привлечь внимание общественности к тому, что считает для себя возможным сотрудник спецслужб.

Да, я сознательно передал эту информацию сайту уважаемой организации. Скажу Вам больше — эта история стала предметом часовой передачи радиостанции «Свобода», в которой кроме меня принимал также участие недавний депутат Госдумы РФ, генерал ФСБ в отставке Кандауров. Он дал в передаче, которая шла в прямом эфире, однозначную оценку поведения Субботкина. В конце передачи я попросил его ответить на вопрос. «Я думал, — сказал я ему и слушателям передачи, — что эта история закончится примерно так: меня пригласят в ФСБ, выскажут свое отношение к случившемуся и скажут, что сам Субботкин не может со мной переговорить, потому что продолжает нести службу где-нибудь в гарнизоне под Читой. Или пришлют налоговую инспекцию в мою телекомпанию?» — спросил я Кандаурова. Он улыбнулся и ответил: «После сайта и часовой передачи на «Свободе» сначала извинятся… А потом пришлют налоговую».

Кандауров ошибся наполовину, а наполовину оказался прав. Никто не извинился, и Субботкин  не в Чите, а продолжает службу в Москве и в Вашей администрации тоже, г-н президент. Более того, про налоговую я, судя по всему, провидчески подумал. В своем встречном иске Субботкин требует от судьи, чтобы я предоставил приказ о том, с какого числа работает мой водитель в телекомпании и в качестве кого, в каких частных отношениях он находится со мной, в каком качестве имел право быть за рулем и.т.д.

На заседаниях суда Субботкин просил снисхождения, просил разрешить ему платить в рассрочку судебную пошлину (ту, которую мне пришлось платить дважды) из-за того, что живет он бедно. Но, тем не менее, с ним в суд ходят два адвоката. Любопытно, кто оплачивает эти немалые деньги — сам Субботкин или ведомство, которое разделяет его обиду за оскорбление чести и достоинства?

Уважаемый г-н президент, я заканчиваю. История ДТП — повседневная практика нашей жизни, как она решится — дело суда, экспертов и.т.д. Меня, и не только меня, волнует другое: два года длится эта история, официальные письма из ФСБ и Администрации президента убеждают, что эти авторитетные организации знают, кто у них работает и по какому поводу я запрашивал их ответы. Теперь, когда Субботкин подал встречный иск об оскорблении его достоинства как офицера ФСБ, стало ясно, что о Чите не может быть и речи. Субботкин понял, что его старшие начальники дали ему понять своим глухим двухлетним молчанием: все правильно, Субботкин. В этой связи у меня возникают раздумья и вопросы: а чей родственник или на ком женат офицер ФСБ Субботкин? Вопрос, не на Ваших ли дочерях, не возникает, они слишком молоды. Не знаю, есть ли дочери у Патрушева, но круг влиятельных людей не так уж узок. А, может быть, всё значительно хуже? Может быть, личный состав спецслужб позволяет себе думать, что пришло время, когда они могут себя так вести. Неприкасаемость первого лица государства гарантирована Конституцией, неприкасаемость узкого круга, а, тем более, чиновной челяди с личным табельным оружием угрожает всему обществу. Не прошло и двадцати лет с тех пор, как мы в этом убедились. И к чему это привело прежний режим — тоже.

Мои друзья и коллеги советовали мне не отправлять Вам это письмо. Да-да, г-н президент, увы, об этом сегодня многие думают, страх навеян. Но у меня за плечами фильмы о Чернобыле, о Сахарове, о взаимоотношениях личности и власти, о тех десяти днях в жизни Юрия Любимова, которые Политбюро ЦК КПСС разрешило ему провести на Родине, чтобы восстановить на Таганке спектакль «Борис Годунов».

Вашим указом, г-н президент, я удостоен Ордена мужества за фильм «Колокол Чернобыля», внесенный в Книгу рекордов Гиннеса за то, что был показан во всех странах мира, имеющих телевидение. Это была последняя «полочная» картина советских лет, выпущенная к зрителю новым временем. Военные, с которыми я сейчас работаю по следующим картинам, говорят мне, что это единственный орден, который на паркете не заработаешь. Я горжусь этим и вспоминаю это сейчас, когда попадаю в передряги во время съемок сериала о международном терроризме в таких местах, где и Чернобылю позавидуешь. Вот почему я все-таки направляю Вам это письмо.

Мне нечего делить с Субботкиным, но как отнесутся к нему в местах его службы — это очень важный знак, принципиальнейшего свойства. Особенно сейчас, накануне президентских выборов. Это моё первое письмо к Вам и, наверное, последнее. Письма президенту — не мой жанр. Но я хочу сказать Вам, раз уж взялся за перо: сегодня просматривается намерение сформировать в обществе полное осуждение 90-х годов. Но из него вышли не только олигархи, ограбившие Россию, но и те, кто формировал тогда демократические основы нашей жизни и, к слову сказать, кто составляет политическую элиту сегодняшнего общества. Интеллигенция, та интеллигенция, которую сформировали 90-е годы, ничем и никем не компенсируемая часть нашего общества. «Без меня народ не полон», сказал великий русский поэт. Без нее народ тоже не полон. На следующий год после смерти Сахарова в Падуе, в Италии, состоялись сахаровские чтения. Руководитель российской делегации А.А. Собчак пригласил меня в состав делегации вместе с моим только что сделанным фильмом «Сахаров — человек на все времена». Делегация была немногочисленная, в ее составе были, в частности, Ю. Карякин, Г. Якунин, Е. Боннэр. Я думаю сейчас, как жаль, что эти люди не вокруг Вас. А Субботкин на клумбе доказывает постовым гаишникам, что он — Ваш человек. И в суде дает понять, что посягнуть на офицера спецслужбы и сотрудника Администрации президента не дано никому.

Г-н президент, во мне говорит не личная обида, а тревога за то общество, в котором живу я, мои и Ваши дети.

С уважением,

генеральный директор и художественный руководитель телестудии «Клото»
Владимир Синельников