Кончина воссоединителя
Для РПЦ митрополит Лавр сделал многое. Речь идет не только о присоединении нескольких зарубежных епархий (что само по себе укрепляет позиции церкви, в том числе и в усиливающейся конкуренции с Константинопольским патриархатом), но и о легитимации патриаршей церкви от имени «белой» эмиграции. Напомним, что одним из традиционно слабых мест РПЦ являются обвинения в «сергианстве», отступничестве, недопустимых компромиссах с советской системой, сотрудничестве со спецслужбами и т. д. В начале 90-х годов многие считали, что церковь может ответить на эти обвинения только масштабными переменами, в том числе и в кадровой сфере. Однако их не произошло – церковь только дистанцировалась от отдельных шагов митрополита Сергия (Страгородского), поставившего ее на службу большевистского государства, но не отказалась от оправданий его деятельности, заключающихся в вариациях на тему «время такое было». В этих условиях признание всегда подчеркнуто ригористичной «белой» церковью благодатности церкви патриаршей приобретало особенно значимый характер.
В свою очередь, для митрополита Лавра воссоединение с РПЦ имело большой как церковный, так и личностный смысл. О церковном уже писали немало – о том, что РПЦЗ к началу XXI века стала ослабленной структурой, которая потеряла многих верующих, из-за чего пришлось закрывать не только отдельные приходы, но и целые епархии. Новые поколения эмигрантов первой и второй волны, как правило, адаптировались к жизни на Западе, проникались ее сугубо секулярным духом и не проявляли интереса к церкви, в которую ходили их предки. К тому же к церкви сугубо традиционалистской, осуждающей экуменизм и не делающей никаких канонических послаблений своей пастве. На современном Западе длительные церковные посты являются редкой экзотикой, в отличие от путинской России, в которой не только в престижных ресторанах, но и в столовой Администрации президента прочное место заняли постные блюда. Подчеркнутое благочестие российских чиновников, кстати, стало одним из факторов, привлекавших внимание «зарубежников» к российским реалиям. Наряду, разумеется, с активным храмостроительством (при том, что на Западе количество действующих храмов различных конфессий существенно сократилось) и почитанием новомучеников патриаршей церковью. Некоторые из ее решительных критиков ею же в последние годы причислены к лику святых.
Понятно, что в этой ситуации владыка Лавр и большинство других «зарубежных» архиереев без особых колебаний согласились на объединение с РПЦ на условиях внутреннего самоуправления своей церкви, считая, что это спасет РПЦЗ от медленного, но неизбежного угасания. В то же время для почившего митрополита и его соратников не меньшую роль играла еще одна важная причина. Православному человеку мучительно трудно воспринимать себя «раскольником», жить вне общения с вселенским православием, которого до последнего времени «зарубежная» церковь была лишена – как римскому католику тяжело оказаться схизматиком, вышедшим из повиновения Папе (такова судьба сторонников покойного архиепископа Марселя Лефевра, лидера интегристов, отказавшихся признавать решения либерального Второго Ватиканского собора). Если в протестантизме каждая отделившаяся группа может без особых моральных проблем создать свою церковь, апеллируя к праву каждого верующего исследовать Писание, то в православии и католицизме дело обстоит иначе. Отсюда и стремление групп, находящихся вне привычных канонических, признаваемых спасительными рамок, вернуться в них на основе системы компромиссов. Такие примеры нередки – так, украинские автокефалисты в Канаде и США перешли под омофор Константинопольского патриархата. А греческие старостильные приходы в Португалии, находящиеся в консервативной оппозиции к Элладской православной церкви, присоединились к Польской православной церкви. В католицизме «лефевристская» епархия в Бразилии несколько лет назад вернулась в юрисдикцию Ватикана. Требуется мощная историческая традиция вроде русского старообрядчества, чтобы, пребывая даже не в расколе, а в разрыве, избавиться от щемящего чувства дискомфорта.
Митрополит Лавр родился в то время, когда РПЦЗ еще имела общение с другими православными церквами. Его юность прошла в Словакии, где находился известный монастырь Иова Почаевского, основанного покинувшими родину иноками Почаевской лавры – в этой обители он был послушником. После распространения на Восточную Европу советской системы монахи были вынуждены покинуть и это обжитое место, перебравшись в американский Джорданвилль, где ими был создан Свято-Троицкий монастырь, в котором юный карпаторосс Василий Шкурла (так владыку Лавра звали в миру) принял монашество и священство, спустя много лет стал его настоятелем. В этом же монастыре располагается Свято-Троицкая семинария, которую он заканчивал и позднее возглавлял. И хотя канонические связи РПЦЗ с другими православными церквами оказались прерваны (по причине их молитвенного общения с РПЦ), но можно представить себе, какой сильный дискомфорт испытывали в связи с этим многие ее пастыри и чада. Поэтому когда появился шанс на воссоединение на почетных условиях, «зарубежные» архиереи в 2001 году отстранили от должности первоиерарха-ригориста митрополита Виталия и избрали на его место Лавра, мечтавшего о том, чтобы вновь получить возможность ощущать как свою церковь, так и себя самого частью вселенского православия.
Митрополита Лавра нередко обвиняли в том, что он пошел на слишком большие уступки РПЦ в ходе воссоединительного процесса. Однако его критики не смогли предложить никакой внятной альтернативы курсу покойного первоиерарха – более того, они сами расколись на различные соперничающие друг с другом группировки, которые все более маргинализируются. Есть все основания полагать, что курс владыки Лавра продолжит и его преемник, который, по условиям прошлогоднего соглашения, должен быть утвержден священноначалием РПЦ – возможно, им станет первый заместитель покойного владыки и его ученик по семинарии, 60-летний архиепископ Иларион (Капрал).
Автор - вице-президент Центра политических технологий