Рано или поздно…
История с Караджичем интересна нам с точки зрения целого ряда аспектов. Прежде всего, очевидно, что, будучи политиком первого эшелона, сам он лично никого в Сребренице не расстреливал (в отличие от того же Младича) и из пушек по гражданскому населению Сараева не стрелял. А это означает, что речь идет об уголовной ответственности политического лидера, чью вину, видимо, придется доказывать долго и трудно. Ну ничего, как мы уже знаем, в Гаагском трибунале никто никуда не торопится — будут разбираться эпизоды, будут свидетельские показания, будут документы.
Другой любопытный момент — Сербия не поднялась на защиту человека, который еще совсем недавно претендовал на роль одного из национальных лидеров. Несколько десятков протестующих ультрас (возможно, по стране их наберется несколько тысяч), произносящих в камеру что-то невнятное про государственную измену, — вот и весь «человеческий ресурс» Радована Караджича. От былой популярности не осталось и следа. Сербский народ однозначно выбрал путь в цивилизованное общество, прекрасно осознавая, что на этом пути со скелетами в шкафу надо расставаться. Просто потому, что с ними туда не пускают.
Еще один важный урок — чтобы международные судебные институты получили возможность осуществить правосудие по отношению к людям, которые обвиняются в преступлениях против человечности, в самих этих странах к власти должны придти демократические правительства, адекватно оценивающие истинные интересы своих народов. У нас же нет иллюзий по поводу того, что все эти годы никто из руководства Сербии не знал о местонахождении Радована Караджича. Знали, конечно. Но не отдавали, и причиной тому было отсутствие политической воли идти навстречу мировому сообществу. Следовательно, и выдача Радко Младича — это теперь только вопрос времени. Надо думать, уже не очень длительного времени.
Теперь к вопросу о том, что именно меня так порадовало в истории с Радованом Караджичем. Ответ прост — торжество справедливости. Ну и неотвратимость возмездия, конечно. Любой военный преступник должен помнить, что пройдут годы, возможно — десятилетия, но земная кара обязательно все равно его настигнет. Рано или поздно.
Я прекрасно помню, что как раз об этом думал, когда весной 2000-го года хоронил мирных жителей Грозного, погибших под бомбежками и артобстрелами российской армии. Вернее — не хоронил, а перезахоранивал. В период активных боевых действий люди не везли убитых на кладбище, а закапывали во дворах и вдоль дорог. Только за март и половину апреля специальный отряд чеченского МЧС перезахоронил больше двух тысяч человек. Кстати, в большинстве своем — русских, чеченцам проще было покинуть столицу и уйти вглубь республики с отступавшими сепаратистами. Тут еще важно понимать, что мы перезахоранивали только тех, о чьей посмертной судьбе позаботиться было некому. Большую часть погибших на кладбища свозили родственники. На вторую или третью неделю этой работы один из бойцов спросил меня: «Интересно, а мы когда-нибудь узнаем, кто и за что убил этих людей?» Не помню уже, что я ему ответил. Наверное, просто пожал плечами. Но уже и тогда этот вопрос вовсе не показался мне наивным. Не кажется он мне таковым и сегодня.
Я очень надеюсь, что в конце концов получу на него полный и исчерпывающий ответ. В виде судебного приговора. Потому что я не понимаю, чем Сараево лучше Грозного и почему один народ имеет право на историческую справедливость и историческое возмездие, а другой нет…
И история с арестом Радована Караджича только укрепляет мою веру в то, что однажды я услышу в национальных телевизионных новостях об аресте по запросу Гаагского трибунала по Кавказу, например, генерала Ша…….., и что в ближайшее время генерал этот в компании других военачальников (и не только, конечно, военачальников) предстанет перед международным судом. И что обвиняется он в преступлениях перед человечностью, которые не имеют срока давности.
Я понимаю, что это произойдет не завтра. Но я жду уже восемь лет. И буду ждать столько, сколько понадобится. И буду делать все от меня зависящее, чтобы приблизить этот момент, который обязательно наступит. Рано или поздно.